Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр
— Как дела, Борис?
От этого вопроса бомба наконец взрывается.
— Ты, скотина, имеешь наглость спрашивать, как дела?! Это после того, как ты мне подсунул целый ворох липы?!
При жав руки к груди, Бортновский надрывно-искренне ноет:
— Боря, о чем ты говоришь? Когда у меня есть хотя бы тень сомнения, я ведь сразу тебе говорю, предупреждаю. Неужели ты думаешь…
Тут собеседник Бортновского срывается на визг.
— Ты предупреждаешь?! Да ты в жизни никогда этого не делал! Ты, сволочь, когда давал мне эти картины, только сказал, что они не атрибутированы.
— Так они и действительно не были атрибутированы.
— Да, только ты не предупредил, что эти картины отвели в Русском музее в Петербурге.
— Но, Боря, поверь мне…
— Тебе может поверить только псих, слабоумный идиот вроде меня! Тебе было известно, что эти работы не прошли экспертизу и что их знает каждая собака. Кроме меня.
Балабанов переводит дыхание, и Бортновский пользуется моментом, чтобы удовлетворить свое любопытство:
— Ну и что, у тебя возникли проблемы?
— Слава Богу, нет. Я успел показать их только одному дилеру, и он сказал, что прекрасно знает эти якобы работы Саврасова и Шишкина. Более того, он даже знает, кто на самом деле автор этого фальшивого Саврасова. Какой-то русский академик начала века. Его подпись смыли, подписали Саврасовым и продали какому-то иностранцу.
— Но я-то откуда мог…
— Все ты прекрасно знал! Ты, с твоим опытом не мог не знать провенанса этих работ.
Моих знаний хватает, чтобы уловить содержание этого напряженного диалога. Мой новый приятель Бортновский подсунул своему партнеру несколько липовых работ Шишкина и Саврасова для продажи в России. Картины были ранее «засвечены» на рынке антиквариата, что уже само по себе нехорошо — каждый коллекционер предпочитает купить вещь, которую еще никто не знает. Гораздо приятней поразить гостя новинкой своей коллекции, чем выслушивать: «Как же, я знаю эту вещь. Мне ее предлагал такой-то. Я ее не взял — это не лучшая работа автора. Да и цена… За сколько вы взяли? Сколько-сколько?! Что вы, мне эту картину отдавали вдвое дешевле».
Хуже того, на эти картины было получено отрицательное заключение в Русском музее. Как говорят специалисты, их «отвели» эксперты. Опытный человек, Бортновский действительно не мог не знать провенанса, то есть истории или происхождения этих картин. Таким образом, предлагая их своему партнеру он мог надеяться лишь на то, что тот получит на них положительное заключение в другом музее, скажем, в Третьяковской галерее, или продаст малосведущим лицам вообще без письменной экспертизы.
И вот как раз в последнем случае Борис попадал бы в крайне неприятное положение. Что такое в России «малосведущее в живописи лицо при больших деньгах»? Это человек, занимающийся криминальным или околокриминальным бизнесом, пожелавший вложить деньги в предметы искусства и заодно улучшить интерьер своего жилища. Только подобный типаж может не знать о том, что такое экспертиза и не потребовать ее.
Теперь предположим, этот самый Борис продает пять-шесть липовых картин Шишкина и Саврасова. Я их не видел, но средних размеров работа этих мастеров стоит от тридцати до пятидесяти тысяч долларов. Таким образом, общая стоимость сделки составила бы около двухсот тысяч долларов или больше.
Не будем более сдерживать свое воображение. Представим, что в гости к упомянутому бандиту приходит некто сведущий в искусстве и хозяин интересуется мнением специалиста об этих картинах. Слово за слово, и встревоженный хозяин несется со всей приобретенной живописью в отдел экспертизы Третьяковки. Если он не скончается на месте от огорчения, получив в ответ на свои вопросы пять или шесть «нет», то дальше он начнет активно искать продавца этих шедевров.
Далее все зависит от кровожадности новообращенного любителя картин. Если он по складу своему миролюбив, то может ограничиться возвратом своих денег и, скажем, стопроцентным штрафом. Напомню, что в сумме это составило бы без малого полмиллиона долларов. Если же покупатель склонен к жестокости, то, получив тем или иным способом свои деньги обратно, он отправил бы продавца туда, где живописью не интересуются. Причем последний вариант представляется гораздо более вероятным.
Прикинув, что ему грозило в результате успешной продажи злополучных картин, Борис пришел в ужас. При первой возможности попав в Париж, он явился к Портновскому сообщить свое мнение о нем.
Помимо этого мнения, посетитель экспансивно изложил свои взгляды на предков, потомков и других родственников Леонида и доходчиво сформулировал свои пожелания им. У человека с воображением от этих пожеланий встали бы волосы дыбом, однако лысый, как коленка Леонид сохранил философское спокойствие. Когда Борис покидает кабинет, громко ахнув дверью, хозяин офиса поднимает сорвавшуюся со стены акварель в рамке и хладнокровно заключает:
— Я давно знаю Бориса. Он вообще склонен драматизировать ситуацию.
И откидывается в кресле. Я не могу не возразить:
— Интересный) ты человек. «Драматизировать!» Если бы он продал эти работы, ему покупатель в два счета свернул бы шею.
— Ай, оставь! Никто бы ничего не свернул. Любого человека можно открыто обманывать. Необходим точный психологический расчет — для каждого индивида требуется рассчитать критическую массу денег, за которую он готов убить. Если эту черту не переступать, то можно действовать без особого риска. Далеко не каждый захочет из-за денег грех на душу брать или оказаться под следствием. А остальное ерунда. Кто это говорил: "Ну, плюнут в глаза. Иным сколько раз плевали, и ничего?"
— Это говорил Кочкарев у Гоголя. Ты когда-нибудь с этими своими теориями голову потеряешь.
Бортновский только машет рукой:
— Перестань. До сих пор все было в порядке. Меня только однажды били, правда, сильно. Спасла моя комплекция — отделался ушибами.
И Бортновский звонко хлопает себя по тугому животу. А я прихожу к выводу, что сидящий передо мной человек может оказаться бесценным помощником. Где еще найти подобный этому безумный сплав блестящих знаний антикварного бизнеса, притупленного чувства опасности и неодолимой тяги к авантюре? Таких людей, как Леонид, слава богу, один на тысячу. Это же не человек, а просто находка. Если, конечно, его правильно использовать. Постараемся сделать именно так. Для этого нужно, чтобы сейчас зазвонил телефон.
Бортновский достает бутылку «Мартеля» и два пузатых бокала. Налив коньяк, он сообщает:
— Если хочешь знать, это совсем не авантюризм, а точный расчет. Я вот тебе расскажу одну историю…
Звонок телефона перебивает Бортновского на полуслове. Предложив мне жестом подождать несколько минут и дослушать его рассказ, Леонид отставляет бокал и берет трубку. Вопросов он не задает, только начинает пугающе быстро менять цвет. Из почти детского молочно-розового он стремительно становится ярко-красным, затем заливается густым малиновым и под конец уходит в насыщенно-бордовый, так что я пугаюсь за его здоровье. Предолев спазм в горле, Бортновский делает короткий вздох, еще один, и все краски вообще сбегают с его лица, оставив синюшное послецветие.
Так ничего и не сказав, Бортновский осторожно кладет трубку. В офисе повисает тишина. Осторожное покашливание не привлекает внимание хозяина офиса. Между тем, совсем не реагировать на это буйство красок на его лице нельзя. Бортновский может совершенно безосновательно решить, что я равнодушен к его проблемам.
— Леня, что-нибудь случилось? Я так понимаю, ты залетел на очередной своей авантюре.
— Иди к черту.
— Это ответ не по существу. Можно даже сказать, что ты мне вообще не ответил. Что произошло?
Бортновский шумно вздыхает, но воздерживается от ответа.
— Ну вот видишь, ты уже задышал. Тоже неплохо. Если бы ты еще начал говорить… Так что ты натворил? Позволь, я угадаю. Ты украл пригоршню медяков у торговца печеными каштанами на бульваре, и тебе только что сообщили, что ты заявлен в розыск на всей территории Франции? А может, ты ни в чем не виноват, и у тебя самого украли невероятной ценности золотой масонский значок и теперь требуют выкуп? Только не говори, что у тебя нет для этого денег и, чтобы вернуть эту ценность, придется грабить банк «Креди Лионэ», который у нас в народе называют «Лионский кредит». Тут я тебе не поверю. Во-первых, вооруженный грабеж это не твое, а во-вторых, на твою рожу, прости, на твое лицо, ни один чулок не налезет.
