Норман Мейлер - Призрак Проститутки
Вилли. Так все-таки — вдохновит или вдохновило?
Модена. Прекрати.
Вилли. Что — не можешь сказать?
Модена. Просто нечего сказать.
Вилли. А что вы по вечерам делали?
Модена. Он обожает бары, где фонó. И чем больше накурено, тем лучше. Заказывает что-нибудь и подпевает пианисту. Только всегда меняет слова. Ну, ты знаешь, как там: „Бери меня, люби меня…“, а он: „Ну-ка свет потуши и спи — не шебурши…“ Бедняга пианист! Голос Сэма — как охрипший гудок. Но мне — не поверишь — было весело.
Вилли. А было так, что он не валял дурака?
Модена. Да. Рассказывал о смерти матери. У меня сердце чуть не разорвалось. Знаешь, она спасла Сэму жизнь. Когда ему было лет пять, они, итальянцы, жили в чикагской трущобе, и как-то раз, когда он играл на обочине, она вдруг услышала, как в их проулок на огромной скорости с визгом заворачивает машина. Она едва успела оттолкнуть его на тротуар, а сама угодила под колеса. Насмерть. Мне было так его жалко. Потом он рассказал мне о своей жене. Она была такая хрупкая. У нее было от рождения очень слабое сердце, но ее семейство, тоже из итальянских эмигрантов, было на один или два ранга выше семьи Сэма, поэтому они смотрели на него свысока. К тому же в довершение всего он угодил в тюрьму за угон автомашины. А когда вышел, они с женой были так бедны, что жили в квартире без горячей воды, а по вечерам сидели у печки, держа на коленях двух дочурок и потчуя их вместо конфет апельсиновыми корками. У одной из дочурок сердчишко тоже никуда не годилось. Одним словом, горя он хлебнул. Да, еще до знакомства с Сэмом у его будущей жены был жених, но он безвременно скончался. Так что она все время его оплакивала. Короче, прошло немало времени, прежде чем Сэм наконец почувствовал себя хозяином в семье.
Вилли. Да, хитер, ничего не скажешь.
Модена. Почему ты так?
Вилли. Да он же тебе намекает — дает понять, что с мыслью о Джеке Кеннеди уже смирился.
Модена. Он зовет меня Мисс Классная.
Вилли. Я вот думаю, не боится ли он быть рядом с тобой. Из-за Синатры. Что, если он не выдерживает сравнения? А ты еще Фрэнку стукнешь?
Модена. Ты ошибаешься, Вилли. Во-первых, Сэм знает, что я ничего Фрэнку не скажу. Во-вторых, тот Сэм, которого я знаю, был бы совершенно другим любовником. Куда более серьезным. Намного более ко мне привязанным.
Вилли. Извини, но с твоих слов Сэм выглядит мрачновато.
Модена. Это совсем не так. Он может рассмешить до колик. Он рассказал мне историю про Бобби Кеннеди, ну, как Бобби пару лет назад собирался вызвать Сэма в комиссию Макклеллана. Помнишь, была такая комиссия?
Вилли. Да, они занимались преступностью…
Модена. Ну так вот Сэм нарочно прикинулся дешевкой, нарядился соответственно под гангстеришку из кино, ну, ты знаешь: черный костюм, черная рубашка, серебряный галстук — и первым делом, войдя в кабинет Кеннеди, присел на корточки, пощупал ковер на полу и сказал: „О, да тут можно в кости сыграть“. Тут в кабинет вошел адвокат, Сэм схватил его, стал шлепать по спине, по бокам, крича: „Не подходите к мистеру Кеннеди! Если вдруг Бобби убьют, обвинят меня“.
Вилли. Да, веселая история!
Модена. Вот именно. Мне она помогла выбраться из мрачного настроения.
Вилли. Извини за любопытство, но что у вас произошло с Томом?
Модена. Ничего. Я не хочу говорить сейчас о Томе.
Вилли. А ты ему про Сэма расскажешь?
Модена. Разумеется, нет.
Вилли. Ты уверена? Ты же сама говорила — чем больше Том ревнует, тем лучше он в постели.
Модена. Эта тема на данном этапе исчерпана».
На следующий день по общему коду пришло приглашение от ГЛАУКОМЫ в будку безопасного телефона.
— Ох уж эти девки, Гарри, — начал Проститутка, — куда их только не заносит, но нам от них польза. Теперь мы точно знаем, что мистер Джанкана — насквозь лживая скотина. Я тут навел кое-какие справки. Жизнь ему никакая мать не спасала. Вот мачеха и в самом деле попала под машину, но спасала она его сводного братишку Чарлза. К этому времени настоящая мать Джанканы давно умерла, но не столь героически. Инфекция матки.
— Да, он враль. — Задушевность Сэмова вранья сразу показалась мне липой. Чудовище, которому ничего не стоит отвинтить любую башку, и сказочки про героическую маму.
— Более того, — продолжал Хью, — всей этой клоунады в кабинете Бобби Кеннеди тоже не было. Мой помощник справился у бывшего сотрудника аппарата Макклеллана и выяснил, что на арене тогда был не Джанкана, а некий господин по имени Джо Галло. Сэм просто присвоил себе чужую историю.
— Вор — он и есть вор.
— Ладно, а что это за Том, которого упоминает наша маленькая мисс Синяя Борода? Не Том ли с Гарри слились под фамилией Филд?
— Да, сэр. Таким образом я давал вам понять.
— Ты хочешь сказать, что русалка уже на крючке?
— Это произошло совсем недавно.
— А почему до сих пор нет никакого материала?
— Потому что наша дама сама пока не распелась, сэр, а я не хочу, чтобы у нее возникли подозрения.
— Давай-ка к делу, парень. Возможно, Джанкана использует ее в качестве курьера и через нее выходит на Кеннеди. Будь умницей, Том, и попытайся выяснить, носит ли девочка почту.
— Попытаюсь, сэр.
— Этого мне мало.
— Я попытаюсь, — повторил я, — но для этого нужны время и удача.
— И жеребчик, а не кляча, — добавил он и повесил трубку.
23
Что мне было ему еще сказать? Что Модена ни с кем до меня не испытывала оргазма? В этом она призналась мне, и я ей поверил. Да и как я мог не поверить! Она так исступленно кончала! Не знаю, что она унаследовала от отца-алкоголика, а что — от озабоченной успехом в обществе мамаши, но теперь мне стало ясно, отчего женщины вселяли в меня если не страх, то трепет. В то время как некоторые из них — Салли Порринджер приходит на память первой — больше всего напоминали кувалду, крушащую стену, Модена кончала кончиками пальцев на руках и ногах, бедрами и, конечно, сердцем, и я готов был поклясться, что земля и океан сливались в такие мгновения в одно в моей прекрасной, спортивной, хоть и измученной заботой о длинных ногтях девочке. Я чувствовал, как ее тело проходит сквозь меня, и реальность этого ощущения поражала. Короче, я без особого труда примирился с ее враньем. Но когда я совсем отчаялся добиться от нее признания — уговором ли, добром, хитростью или злом, — она сама решила вдруг изобразить признание. Это было первое из многих последующих, и оно напомнило мне нашу первую встречу.
— Ты помнишь Уолтера? — однажды спросила она.
— Да.
— Мне почему-то захотелось рассказать тебе о нем.
С языка готово было сорваться: «Я бы предпочел услышать про Джека», но я вовремя осекся и только кивнул. Мы лежали в постели, да так уютно, что о кошмарах мелкого масштаба можно было говорить без опаски — они были по ту сторону окна.
— Ты с ним что — видишься опять?
Я уже приготовился насладиться отрицательным ответом, но вместо этого она сказала:
— Да, иногда.
— Теперь?
Она кивнула. Просто кивнула молча. Наверное, боялась расхохотаться, увидев выражение моего лица.
— За это время — после встречи с Джеком в Лос-Анджелесе, на съезде, — наконец проговорила она, — я снова виделась с Уолтером.
— Но почему? — воскликнул я. Затем, чуть помешкав, добавил: — Тебе что — меня мало?
— Нет, — сказала она, — только ведь в моей жизни всегда должно быть двое мужчин. — Ей, видимо, нравилась эта формула, универсальное средство от любых душевных невзгод.
— То есть ты хочешь сказать, что встречалась с Уолтером все это время, пока мы встречались с тобой?
— Да нет, всего пару раз. Просто… чтобы почувствовать, что в моей жизни есть кто-то еще. Так я получаю больше удовольствия от встреч с тобой.
— Не знаю, по силам ли мне это вынести, — сказал я.
— Джека я сама не хотела видеть. Он сделал одну вещь, которая мне не понравилась. Тебе было бы приятнее, если бы я не с Уолтером встречалась, а с ним?
— Да, — произнес я и в это мгновение понял, почему ревность бывает так извращенно желанна: она обогащает сообразительность. — Да, — повторил я, — я бы предпочел, чтобы ты виделась с Джеком.
— Ты врешь, — сказала Модена.
— Нет, — возразил я. — В этом случае — хоть соперник достойный.
— Что ж, возможно, мы сумеем кое-что поправить. Ты предлагаешь мне начать с ним опять?
— Ты не сможешь. Не знаю, что стало причиной вашего разрыва, но твоя гордость задета. Вот это я вижу.
— Сама я определенно к нему не полезу, — размышляла вслух Модена, — пока меня не позовут. Вот если подвернется какой-то повод со стороны…
— В подобного рода делах не бывает поводов со стороны, — сказал я.
— А вот и бывает. Допустим, хороший знакомый попросит тебя об одолжении. Ты выполнишь его просьбу?
