Гэвин Лайалл - Очень опасная игра
— К нам! К нам! Великолепный новый аттракцион для туристов! Всего двадцать финских марок за возможность лицезреть могилу в пучине реки!
Коп-коротышка взорвался, выплеснул плотный сгусток ругани, правда по-фински, и выскользнул из комнаты.
Здоровяк мрачно улыбнулся и обернулся к столу, чтобы долить себе шнапса.
— Нервный парень, — сказал он. — Но имея дело с тобой, кроме меня необходим кто-то вроде него. Вот я бы даже никогда не заподозрил, что ты, например, русский шпион.
Я вернулся в свое кресло и произнес:
— Kippis, товарищ!
Никканен появился раньше, чем вернулся второй полицейский. Он остановился в дверях и уставился на меня.
— Хэлло, мистер Кэри, — приветствовал он по-английски. — Как-то так получается, что вы всегда тут как тут, когда что-то происходит. В конце концов, мы просто обязаны предположить, что здесь существует некая взаимосвязь.
Он одарил меня такой улыбкой дантиста, которая позволяет предположить, что больно не будет, но уж если будет, то очень.
— Это ваш шнапс?
— Да, точно.
— Так как не моя обязанность обеспечивать соблюдение «сухого закона»… я, пожалуй, выпью стаканчик.
Полицейский не без усилий выкарабкался из кресла, подхватил стакан своего коллеги и ополоснул его под краном.
Никканен уселся в кресло, поставив рядом свой портфель, все с той же выпуклостью на боку.
На нем был легкий кремовый плащ поверх темно-синего костюма.
Он выпил без традиционного «Kippis», закурил одну из своих сигарет, напоминающих паяльную горелку, затем выложил на стол блокнот и шариковую ручку.
— Ну, мистер Кэри, теперь расскажите, пожалуйста, что случилось. У нас есть некоторые показания людей, которые видели катастрофу, а также еще больше весьма волнующих свидетельств от людей, которые ее не видели. Но ни один из них не является авиатором. Почему вы ждали мистера Адлера?
— Мне сообщили из диспетчерской по телефону, что Оскар передал по радио просьбу, чтобы я его встретил.
Никканен уже должен был знать об этом, он должен был проверить последний сеанс связи Оскара с аэропортом. Сейчас он просто пытался заставить меня говорить правду.
Я рассказал ему, как ждал Оскара на мосту, как, приближаясь к мосту, его самолет внезапно перевернулся вверх шасси, и о бесконечно долгих секундах, в течение которых он пытался в таком положении перелететь через мост, и о тех дополнительных экстра-секундах жизни, которые может себе предоставить только пилот высочайшего класса. Затем я рассказал о том, что с Оскаром был Микко.
— В конце недели я собирался рассчитать Микко, — сообщил я. — Должно быть, он вел переговоры с Оскаром насчет работы. Мне он ничего не говорил — прикинулся больным. Пожалуй, это все, что мне известно.
Но это отнюдь не все, что мне хотелось узнать. Я все еще не понимал, почему Оскару понадобилось брать с собой Микко. Насколько я знаю, авиаразведкой он не занимался и, кроме того, если нуждался в помощнике, то нанял бы его в начале лета, а не в конце сезона. Если подобные же вопросы возникли у Никканена, он не стал меня ими обременять.
Зато вдруг спросил:
— Есть у вас какие-нибудь соображения по поводу технических причин катастрофы?
— Вам это разъяснят эксперты гражданской авиации.
— Мистер Кэри, специалисты осмотрят все кусочки, после того как их достанут из реки. Все тщательно измерят, изучат документацию, нарисуют множество схем и месяцев, возможно, через шесть почешут в затылках, поскребут подбородки и скажут: «Имейте в виду, абсолютной уверенности нет, но мы считаем…» И вероятно, они будут правы. Но я хочу, чтобы вы почесали в затылке сейчас.
Здоровяк сидел на краешке кровати и явно не вникал в то, что слышал, но бессознательно оценивал, как все происходит, то есть вел себя как прекрасно вышколенный полицейский.
Я начал пояснять:
— Я бы сказал, что один из закрылков не вышел до конца, в то время как другой вышел. Со стороны… правого борта… привод не сработал. Наполовину закрылки были уже выпущены, я это видел, и как раз пришло время выпускать их до отказа. Вот тут он и перевернулся. Заклинивание одного из закрылков могло привести к такому результату. Слышал я, что-то подобное случилось в Вискаунте возле Манчестера несколько лет назад. Самолет при посадке перевернулся, и все погибли.
Никканен кивнул.
— Закрылки — простите меня за безграмотность — используются для торможения при посадке?
— Нет, это не главная задача. Они действительно снижают скорость, но их основное назначение — обеспечение устойчивости на малых скоростях. С ними можно удержать машину на самой малой скорости до точки касания.
— С какой скоростью мистер Адлер приземлялся?
— Что-то около пятидесяти узлов — примерно девяносто миль в час. Но когда он разбился, скорость была больше, узлов под семьдесят.
— Хорошо. — Он сделал пометку в блокноте. — Мог ли пилот предположить, что закрылки не сработают? — Он улыбнулся. — Или это глупый вопрос?
— Черт подери, конечно, он не знал, что один закрылок не выйдет до отказа. Скорее всего, взлетел он с наполовину выдвинутыми закрылками и перед взлетом, вероятно, проверил их движение до отказа — по крайней мере должен был по инструкции. Правда, насколько я знаю, летная практика Оскара не всегда соответствовала инструкциям.
Никканен скомкал свою сигарету и очень спокойно заметил:
— Судя по всему, это основной вопрос, мистер Кэри. Скорее всего, это так и было. Если Оскар проверял закрылки перед взлетом, то у него случилась механическая неисправность, приведшая к катастрофе. Если нет, тогда, возможно, кто-то это подстроил. И подстроил весьма умело.
— Ваше расследование внесет в этот вопрос ясность, — сказал я.
Он кивнул, сделал еще одну пометку в блокноте и закурил новую сигарету. Затем без всякого перехода спросил:
— А предыдущий английский самолет, тот почему потерпел аварию?
— У него в полете загорелся мотор.
— В Лапландии осенний воздух исключительно зноен, я согласен. Вы видите какую-то связь между этими авариями?
— Я бы сказал — нет.
Он задумчиво на меня посмотрел. Затем сказал:
— Первое, что меня удивило и озадачило, — это как вам, англичанину, разрешили здесь работать пилотом. У нас много собственных прекрасных летчиков, и работы на всех не хватает. Так что я ознакомился с вашей лицензией. Ей уже немало лет, но все документы до сих пор действительны.
— Какое это имеет отношение к происходящему? — осведомился я.
— Я только рассказываю вам кое-что из того, что вы, возможно, забыли. Так, я обнаружил, что вам разрешили работать здесь вследствие дружеских отношений с некоей в то время весьма влиятельной персоной. Знаменитым гражданином Финляндии. Не знаю, как вам это удалось, мистер Кэри. И первой мыслью было, что вы, должно быть, в свое время оказали Финляндии какие-то ценные услуги. Но никаких документов на этот счет, разумеется, не обнаружилось.
— Да, — сказал я, — начинаю понимать, к чему вы клоните. Этот человек умер. Теперь нет никого, кто помешал бы определенным лицам изъять мою лицензию. И все, что для этого нужно, — оповестить их о недоброжелательном отношении ко мне вашего ведомства.
Он опять кивнул:
— Я думаю, и одного слова было бы достаточно. Но это дело длинное и нудное, а мне нужен быстрый результат. Пожалуй, будет больше пользы, если я засажу вас в тюрьму.
— На каком основании?
— На каком вам больше нравится, мистер Кэри. Ну, скажем, «в интересах национальной безопасности», пока не будет опровергнут этот мотив. Тогда все превратится в досадную ошибку. — Его глаза стали холодными и жесткими. — И вы даже представить не можете, как много ошибок я готов совершить.
Мы долго и внимательно смотрели друг на друга.
Кто-то постучал в дверь. Здоровяк взглянул на Никканена, затем привел себя в состояние готовности и осведомился, кто там.
Никканен сказал более мягко:
— В ваших неприятностях нет ничего необычного, мистер Кэри. Вы просто ненавидите полицейских.
— Да нет, только тех, которых встречал до настоящего времени.
Миссис Бикман спросила из-за двери:
— Билл Кэри здесь?
Полицейский повернулся и взглянул на Никканена, держа дверь чуть приоткрытой.
Дверь резко распахнулась и треснула его по затылку.
В проеме стояла миссис Бикман, тряся ушибленной ступней.
— Надеюсь, я вам не помешала? — ледяным тоном вопросила она. — Я пришла исключительно с целью выяснить, сможете ли вы сегодня со мной поужинать.
Я встал.
— Весьма бы рад, миссис Бикман, но должен предупредить, что сегодня вечером я могу оказаться за решеткой.
И глянул вниз на сидящего Никканена.
Тот медленно поднял голову, печально на меня посмотрел, затем повернулся к ней:
