Чингиз Абдуллаев - Дом одиноких сердец
– Наверно, будет интересная книга, – вежливо согласился Дронго.
– Давайте поговорим о том, что именно вас интересует. А то я слишком разговорилась – все о себе и о себе.
– У вас недавно умерла одна из ваших пациенток.
– Санубар Идрисова. Она умерла сегодня ночью.
– Нет, я не про нее. До нее умерла Генриетта Андреевна Боровкова.
– Ах, о ней. Действительно, выдающаяся женщина. Редкая мегера, которая умудрялась даже в хосписе портить нервы всем окружающим – от главного врача до нашего сторожа.
– Неужели все было настолько серьезно и ее так не любили?
– Боюсь, что попросту ненавидели. Она всех доставала своим несносным характером. Есть люди, которым просто противопоказано человеческое общежитие. Ее нужно было отправить на необитаемый остров, где она умудрилась бы поругаться с черепахами или рыбами.
– Такой плохой характер?
– Ужасный. Но потом она быстро отходила, переживала, страдала. Сначала обижала людей, а потом из-за этого нервничала. Есть такие странные характеры. Но умерла, как праведница, во сне. Говорят, что даже не мучилась. Ее перевели на второй этаж, хотя она чувствовала себя довольно хорошо. Но, наверно, стресс был сильным. К тому же она оставалась в палате с другой местной «достопримечательностью» – нашим Героем, Тамарой Забелло. Двум лидерам ужиться в одной палате было невозможно. Наверно, она понервничала, ее отправили наверх, а это вызвало стресс, и сердце не выдержало. Умерла во сне.
– А может, ей помогли?
– В каком смысле? Вы хотите сказать, что ее могли убить? Нет. Только не это. Тамара Рудольфовна никогда бы на такое не пошла, посчитала бы ниже своего достоинства. Желтович вообще руки ни на кого поднять не может, Ярушкина слишком интеллектуальна для подобных упражнений. Кравчук не выходит из своей палаты уже давно, не хочет показываться на людях. Остается Витицкая, но она меньше остальных общалась с умершей. Нет, среди наших женщин таких врагов у нее не было, это точно.
– А среди мужчин? Говорят, что она публично оскорбляла Угрюмова…
– Да, я была свидетелем этой безобразной сцены. Но вы знаете хотя бы одного мужчину в мире, который в ответ на оскорбление женщины решил бы убить ее, если это не его жена или любовница? Они смертельно обижаются только на своих близких, считая, что те, безусловно, должны ценить их мужские и человеческие качества. А остальные женщины их вообще не интересуют, даже если они будут материться как мужики. Извините меня за эти слова. Возможно, я не права. Угрюмов просто ушел из столовой. Он бы не пошел убивать ее из-за каких-то дурацких замечаний. Она ему сказала, что нужно было меньше пить. В общем, правильно сказала. Но он, конечно, обиделся. Хотя потом она извинилась, и об этом все знают.
– Публично?
– Нет. Пошла к нему и извинилась. Но это абсолютно точные сведения. Моя соседка слышала их разговор.
– А другие двое мужчин?
– Мишенин умница, интеллектуал. Он понимал, как сложно здесь приходится Генриетте Андреевне, и всегда поддерживал ее. А Радомира уже давно вообще ничего не интересует. Нет, наши мужчины на подобное тоже не способны.
– Я только хотел узнать ваше мнение, – сказал Дронго.
– Не знаю, какой вы психолог, но вопросы у вас как у опытного следователя. На вашем месте я бы не искала преступника среди пациентов хосписа. Мы все почти в одинаковом положении и сейчас меньше думаем о наших обидах, чем о своих болячках. Лучше обратите внимание на наш персонал. Возможно, вы уже поняли, что между нашим главным врачом и его заместительницей идет настоящая война и они пытаются переманить на свою сторону персонал. Пока возможности Степанцева больше, но он постепенно слабеет, и заместитель пытается постепенно отбирать у него власть. Шажок за шажком. Чем все это закончится, никто пока не знает, но война идет нешуточная.
– Об этом я слышал.
– Тогда можете сделать вывод сами. Если у нас произойдет какое-нибудь ЧП, то главного сразу снимут. И на его место назначат Светлану Тимофеевну, в этом вы можете не сомневаться.
– Я могу узнать, чем вы занимались в тот вечер?
– Смотрели телевизор вместе с Еленой Геннадьевной. Была очень интересная передача о нашем балете. Вы можете мне не поверить, но среди звезд прошлых лет назвали и мою фамилию.
– Почему не поверю? Это нормально. Вы – народная артистка, известная прима одного из лучших театров мира. Кого называть, если не вас!
– Вы милый и обаятельный человек, – растрогалась Шаблинская. – Передача была просто чудесная. Но почему-то ее показывали в третьем часу ночи. Наверно, как раз для тех, кто не спит по ночам, как мы. Это немного обидно. Молодые не будут садиться в три часа ночи перед телевизором, чтобы узнать о звездах балета прошлых лет. Но нам с Еленой Геннадьевной было очень интересно.
– Представляю, как вам было приятно.
– Там еще рассказывали о руководителе нашего театра. Нынешнем руководителе. Он всемирно известный дирижер. Жаль, что мы с ним не были знакомы, когда я там выступала. Но тогда он был просто мальчиком.
– А сейчас хотели бы познакомиться? – улыбнулся Дронго.
– Ну это как мечта. Недостижимая звезда с неба… Передача была очень хорошей, теплой и человечной. Мы легли спать, как только она закончилась.
– И ничего не слышали?
– Нет. Зиночка бегала по палатам. Клавдия Антоновна, как настоящий римский цензор, два раза монументально появлялась в нашей палате и требовала, чтобы мы наконец заснули и выключили телевизор. Угрюмов ходил по коридору, мы его слышали, даже чувствовали. Он курит на кухне, и в коридоре все равно чувствуется этот запах. И курит такие дешевые сигареты. Я курила всегда очень дорогие. К сожалению, пришлось бросить восемь лет назад.
– И правильно сделали.
– Ясно. Вы никогда не курили?
– Нет. Даже не пробовал.
– Мне вас жалко, – безапелляционно заявила Шаблинская, – в этом мире нужно все попробовать. Лучше сделать и пожалеть, что сделал, чем не сделать и жалеть, что не сделал. Я всегда руководствовалась этим принципом. Хотя, наверно, это глупая поза. Все мы, курильщики, попали сюда с такими диагнозами, а вы по другую сторону. Дай вам Бог здоровья, вы правильно делали, что не злоупотребляли этой гадостью. А алкоголь, наркотики, азартные игры? Неужели никаких страстей?
– Были, – улыбнулся Дронго, – страсти были большие. Но алкоголем я не увлекался, наркотики тоже не пробовал, к азартным играм равнодушен.
– Вы просто ангел, а не человек, – всплеснула она руками. – А женщины? Неужели и к ним вы равнодушны?
– Это мой недостаток, – признался он, – более чем неравнодушен.
– Слава богу, – прижала она руки к груди, – а то я могла подумать, что уже умерла и нахожусь в чистилище перед ангелами. Встретить мужчину, который весь состоит из положительных качеств… Нам нужно было познакомиться гораздо раньше.
– Я тоже начинаю жалеть, что не был знаком с вами в другое время и в другом месте.
– Да, – согласилась она, – из нас получилась бы хорошая пара. Хотя по возрасту вы годитесь мне в сыновья. Можно, я задам вам один очень неприличный вопрос?
– Можно, – кивнул он, улыбнувшись.
– Только честно.
– Максимально честно.
– Когда вам было двадцать или тридцать лет, у вас была женщина, которая была бы намного старше вас? Только откровенно, как обещали.
– У меня были женщины, которые были старше меня, – признался он с некоторым смущением, – хотя были и такие, которым я казался слишком старым.
– Вот видите, – победно сказала она, – я сразу почувствовала в вас человека с хорошим вкусом. Все зависит от образования и прожитой жизни. От опыта общения, если хотите. Если у вас были подруги старше вас, то они могли многому вас научить. Ведь мужчина на самом деле до сорока лет всего лишь неопытный щенок. А женщина по-настоящему чувствует после тридцати. Но, уверяю вас, что по-настоящему женщина раскрепощается после сорока, когда уже ничего не страшно. Когда все позади и вы можете наслаждаться жизнью, уже не опасаясь ненужных осложнений, случайной беременности или непонимания с партнером.
– Да, – улыбнулся он, – похоже, вы правы. Но для того чтобы понять вашу правоту, нужно прожить первые сорок или пятьдесят лет. В молодости всего этого просто не понимаешь, а любовь даже сорокалетних кажется старческим безумием.
– Удачи вам, – пожелала Шаблинская, – и если сможете, заходите еще. Я с удовольствием с вами побеседую.
– Договорились, – кивнул Дронго, – я все равно хотел зайти и переговорить с вашей соседкой. До свидания.
Она протянула ему руку. И он снова ее поцеловал.
– Этот жест может оказаться «холостым», – заметила она, – здесь никого нет, и никто не узнает о вашей галантности. Разве только если вы делаете это для меня или для себя.
– Я это делаю для себя, – искренне ответил он и откланялся.
Глава 12
В коридоре он едва не столкнулся с молодой женщиной, которая вышла из соседней палаты. Она была без белого халата, в джинсах и темном пуловере. Симпатичная запоминающаяся внешность, характерные скулы, тонкие губы, волосы, разметавшиеся по плечам. Только лихорадочно блестевшие голубые глаза выдавали ее состояние. Она взглянула на Дронго. Он вежливо поздоровался.
