Василий Попов - Чужой след
— А теперь у меня есть вопросы! — наконец проговорил он. — К вам, лейтенант…
— Я вас слушаю, товарищ майор! — насторожился Белявин.
— Скажите, вы видели когда-нибудь этого человека?
Величко достал из внутреннего кармана пиджака какую-то фотографию и протянул ее Белявину.
С фотокарточки весело и открыто улыбался широколицый человек средних лет. Николай пытался припомнить, где он видел это простое, круглое лицо с чуть вздернутым носом и полными губами…
— Диверсант! Убитый диверсант! — вдруг выкрикнул он.
Майор спокойно, чуть грустно кивнул годовой и снова полез в карман.
— А теперь смотрите и вы, Надя! Знаете вы этих хлопцев?
Он положил на стол две маленькие фотографии молодых людей. И Надя, и Белявин долго с недоумением разглядывали незнакомцев, Один из них походил на цыгана — черный, тонколицый, с большими яркими глазами. У другого было ничем не примечательное задорное лицо хорошего, смекалистого русского парня.
— Я их не знаю! — решительно сказала Надя.
Величко снова кивнул головой.
— На первой фотографии воспроизведен доцент Московского государственного университета Алексей Павлович Демидов, — ровным голосом сказал майор Величко.
— Что!? Как!? — одновременно воскликнули пораженные Николай и Надя.
— Да, это доцент Демидов, — грустно кивнул головой Величко. — А эти незнакомые вам хлопцы — студенты третьего курса Зотов и Струев. Оба они сейчас на каникулах, в родных местах — Зотов в маленькой сибирской деревушке, около Иркутска, а Струев — в Молдавии…
— Позвольте, Федор Иванович! — воскликнул удивленный Николай. — Неужели? Да ведь это чудовищная жестокость! Значит, доцент Демидов убит? А тот, кто сейчас выдает себя за Демидова, это…
Майор вздохнул.
— Да, факты говорят, что Демидов убит… Письмо и карточка, которые вы нашли в ручье, были посланы матерью убитого Натальей Николаевной Демидовой… Фотографии, которые вы сейчас видите, привезены мною из Москвы. Сейчас дело стало ясным, нужно действовать…
— Значит, трое диверсантов спустились на парашютах с самолета по сигналу резидента иностранной разведки, — подрагивающим от волнения голосом проговорил Белявин. — Они убили доцента Демидова, один из них присвоил его документы, а двух других выдал за московских студентов…
Майор одобрительно кивнул головой.
— Невозможно! Никак не могу поверить! — воскликнул капитан Зайченко.
— Ваши возражения, капитан? — тихо спросил Величко.
— Возражения!? Да их тысячи! — забасил Зайченко. — Вот первое — паспорт Демидова. Ведь в паспортах наклеиваются фотографии…
— В числе диверсантов — опытный фальсификатор документов. Он наклеил на паспорт Демидова свою фотографию и воспроизвел на ней недостающую часть печати. Как вам известно, тонкую фальсификацию можно обнаружить только в специальной лаборатории. Да, диверсанты расстреляли доцента Демидова возле родника. Затем они обыскали карманы убитого и при этом второпях допустили оплошность — обронили в ручей письмо и вложенную в него фотографию… Все излишние документы и записки они тут же сожгли на костре. Меня этот костер, разложенный возле родника, сразу же заставил насторожиться… Убитого они выдали за парашютиста.
— Какой ужас! — прошептала Надя.
— Ерунда! Беспочвенная фантазия! — загорячился капитан Зайченко, Вскочив с кресла, он торопливыми шагами принялся мерить Кабинет. — Проводником экспедиции работает проверенный человек — Пелипенко! Он встретил Демидова и студентов. Он провел их по горам. Он присутствовал при стычке с парашютистом. Он…
— Он — резидент иностранной разведки, неуловимый «Сириус-семь», — перебил Зайченко майор Величко.
Капитан остановился и на мгновение замер широко открытым ртом.
— Позвольте, позвольте, товарищ майор! — развел он руками. — Это — необоснованное предположение! Откуда же там, за рубежом, могли знать, когда и кого именно надо направить к нам? Ведь Демидов и студенты прибыли незадолго до высадки диверсантов.
— «Сириус-семь» знал заранее о прибытии Демидова. Он его встречал. Он дал по своей рации шифровку за границу…
Капитан удивленно раскрыл глаза и с размаху опустился в кресло.
— А профессор Качемасов? — наконец нашелся он. — Ведь профессор Качемасов лично знает Демидова. Почему же он молчит?
— Это еще пока неясная деталь! Но, очевидно, диверсанты шантажируют профессора какими-то данными о его сыне, — пожал плечами Величко.
— Позвольте, товарищ майор! — оживился Зайченко. — А какова цель этой диверсии? Зачем потребовалось диверсантам уничтожать безобидных археологов?
— Им было нужно обезопасить себя на время подготовки какой-то шпионской или диверсионной операции. Мне кажется, что негодяи охотятся за изобретением подполковника Ушакова… Ну, все это выяснится впоследствии. Сейчас прежде всего нам необходимо обезвредить диверсантов…
В кабинет заглянула черноглазая девушка — секретарь-машинистка капитана Зайченко.
— Товарищ капитан! Вас срочно хочет видеть профессор Качемасов… Говорит, по очень важному делу…
— Просите! — сказал Зайченко.
— Думаю, что мы сейчас получим разъяснение одной неясной детали, — возбужденно проговорил майор.
Глава 25
Профессор Качемасов выглядел очень усталым и бледным, но спокойным. Он окинул взглядом кабинет, с минуту недоумевающе смотрел на Надю, а потом твердым голосом проговорил, обращаясь к капитану Зайченко.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине…
— Садитесь, профессор, — приветливо пригласил капитан Зайченко. — И говорите смело — здесь все свои…
— Я выйду! — поднялась с дивана Надя.
— Вы, Надежда Константиновна, мне не мешаете, — с какой-то грустной лаской сказал профессор.
— Мы вас слушаем, товарищ Качемасов! — проговорил майор Величко, сделав знак Наде оставаться на месте.
Профессор посмотрел в спокойные, строгие глаза Величко и начал свой рассказ:
— Я начну с того, что у меня был сын, — Голос профессора стал каким-то сдавленным и тусклым. — Не только я — я отец и могу быть пристрастным, — но и многие другие научные работники говорили, что он был одаренным молодым ученым. Когда началась Великая Отечественная война, он ушел на фронт добровольцем. Последнее письмо я получил от него в январе 1943 года… Потом мне сообщили, что он пропал без вести…
Лоб профессора покрылся крупными каплями пота, лицо болезненно передернулось.
— И вот… вчера… мне передали… письмо от моего сына. — Профессор выговорил эти слова с трудом и положил на край стола помятый конверт.
Майор Величко взял конверт. Он был склеен из плотной, желтоватой бумаги. Адреса на нем не было.
Осторожно достав из конверта небольшой лист бумаги, Величко развернул его и прочел вслух:
«Дорогой отец! Могу обрадовать тебя — я жив, здоров и живу неплохо. В 1943 году я был ранен, попал в плен и очутился в лагере для военнопленных в Германии. Здесь исцелили мои раны. — Майор почему-то сделал паузу. — Когда наши доблестные союзники освободили меня из плена, я решил не возвращаться в Россию и служить Родине за ее рубежами. Сейчас я живу в одной заграничной стране, счастлив и ни в чем не нуждаюсь. Пользуясь случаем, что мой лучший друг и его товарищи отправляются в Советскую Россию, я прошу их передать тебе это письмо. Убедительно прошу тебя, отец, помочь моим друзьям, помочь во всем, о чем они попросят. От твоего отношения к ним зависит мое благополучие, а возможно, и жизнь… Думаю, что скоро, бог даст, увидимся. Верь во всем моим друзьям — они честные, хорошие люди и хотят счастья нашей Родине. Поцелуй за меня маму, твой Олег».
Майор положил письмо на стол и посмотрел на профессора. Качемасов сидел в кресле, съежившись, прикрыв глаза ладонью. Было видно, как дрожат его тонкие пальцы.
— Не верю, не хочу поверить, что мой Олежек стал предателем, — еле слышно прошептал профессор.
— И правильно! Он — не предатель! — убежденно сказал майор Величко.
Профессор вскинул голову. Его карие глаза стали удивленными.
— Что!? Что вы сказали? — с радостной надеждой переспросил он.
— Я уверен, что ваш сын до последних дней жизни оставался честным человеком, солдатом, советским патриотом…
Голос майора звучал твердо.
— А письмо? Оно ведь написано его почерком? — простонал профессор.
— Почерк можно подделать. И это письмо — явная подделка, — решительно заявил майор. — Это письмо писал не русский, а иностранец, изучивший русский язык. Обратите внимание на фразы: «исцелили мои раны», «в одной заграничной стране», «бог даст, увидимся». Наш советский молодой человек, особенно культурный человек, ученый, никогда не напишет так…
— Но откуда они могли узнать почерк моего сына? — спросил профессор и вдруг, нахмурив брови, ответил сам себе: — Понимаю! Последнее письмо Олега в прошлом году было мною потеряно… Его нашел Григорий Сидорович Пелипенко…
