Жан Брюс - ОСС 117. Совершенно секретно
– Он сел, – объяснил Юбер. – Сейчас Глазовский объясняется.
Автомобиль был меньше чем в ста метрах, и они быстро добрались до него. Ирина, бледная, как покойница, села на переднее сиденье рядом с Юбером, который тотчас дал газ. Автомобиль выехал на дорогу и прибавил скорость. Дело во всех смыслах заканчивалось плохо. Теперь им повезет, если не будет других осложнений. Юбер дорого бы заплатил, чтобы узнать, каким образом ремонтный самолет из Лакарстова так не вовремя оказался здесь.
Он посмотрел на дрожащую женщину, завернутую в одеяло, и его взгляд на секунду задержался на ее обнажившейся ляжке.
– Кто-нибудь еще был в курсе этой истории? – хладнокровно спросил Юбер.
Ирина вяло покачала головой.
– Нет. Откуда...
Они проехали около километра и приближались к главной дороге. Он решил:
– Мы отъехали достаточно далеко. Можно остановиться.
Автомобиль свернул направо на узкую грунтовую дорогу, и через сотню метров оба заметили хижину лесорубов.
– То, что нужно, – сказал Юбер.
Он остановил машину, вышел и помог выйти женщине. При движении одеяло на ней широко распахнулось, открыв высокое голое тело молочной белизны. У него возникло желание, и он стиснул зубы, подавая ей руку.
– Принесите мне одежду, – попросила она, направляясь к хижине.
Он подчинился и, держа сверток под рукой, в свою очередь вошел в домик.
Сверток упал к ногам. Они нагнулись за ним одновременно. Их лица соприкоснулись. Она вцепилась в него и упала на спину, увлекая и его...
– Иди! – приказала она с каким-то ожесточением.
Через полчаса она ему объяснила:
– Федор не успел... а я не могла больше терпеть.
Ее сотрясла дрожь.
– Сейчас мне хорошо, – добавила она и потянулась своими губами к его.
Он оторвался от нее.
– Надо возвращаться.
14
Юбер закончил чтение "Исследования о методах ведения боя в американской истребительной авиации", написанного Скирвиным. Тут было над чем задуматься. Или Скирвин никогда не служил в ВВС и был некомпетентен в этом деле, или просто издевался над своими новыми хозяевами.
В любом случае там было написано множество несуразностей.
Вошел Скирвин. Его лицо фавна было совершенно непроницаемым.
– Что ты об этом думаешь, Стив?
Юбер ответил, не компрометируя себя:
– Замечательно!
Это была правда, с какой стороны ни оценивать данный труд. Скирвин закурил сигарету, стоя перед чертежным столом.
– Эта работа, наверное, нравится тебе больше, чем та, которую ты выполнял в Погоби?
– Конечно! – согласился Юбер. – Но водить грузовик мне тоже нравилось.
– Перевозил стройматериалы?
– Нет, людей. Китайских кули, используемых на большом строительстве.
Скирвин сделал несколько затяжек, поиграл зажимами чертежного стола.
– Ты видел, что они делают?
– Нет, – соврал Юбер. – Мне показалось, они строят мост между Погоби и континентом, потому что в том месте Татарский пролив самый узкий.
Скирвин невозмутимо спросил:
– И зачем, по-твоему, им это нужно?
– Чтобы проложить железную дорогу, шоссе, трубопровод... Чтобы создать путь вывоза с Сахалина промышленных товаров.
Скирвин перестал играть со столом.
– Для этого достаточно кораблей, – сказал он.
Он открыл дверь, небрежно выглянул в коридор, закрыл ее и вернулся к Юберу, но не смотрел на него.
– На самом деле, – объявил он, – они строят дамбу.
– Дамбу?
– Да, дамбу. Они закроют ею Татарский пролив, и вода не сможет проходить через нее.
Юбер несколько секунд помолчал.
– Зачем?
Скирвин кашлянул и посмотрел на горящий конец сигареты.
– Очень просто... Из Охотского моря в Японское идет холодное течение, из-за которого Владивосток блокирован льдами в зимнее время. С завершением строительства дамбы Японское море достаточно хорошо прогреется в северной части, и Владивосток можно будет использовать двенадцать месяцев в году. Сечешь?
Юбер просто заметил:
– Это работа для титанов!
– Между Погоби и континентом всего двенадцать километров.
Юбер покачал головой:
– Конечно, это немного, все зависит от глубины...
– Глубина небольшая. В среднем двадцать метров.
Кто-то вошел в коридор, и вскоре в дверь постучали.
– Входите! – крикнул Скирвин.
Это был Глазовский; в летном комбинезоне, с чуть мутноватыми глазами. Он опять выпил, подумал Юбер, не видевший лейтенанта после его неудачной попытки на брошенном аэродроме.
– Здравствуйте! – сказал Глазовский, с досадой глядя на Скирвина.
Юбер понял, что летчик надеялся застать его одного. Очевидно, что он хотел поговорить, а Скирвин его смущал.
– Что новенького? – спросил тот.
– Через восемь дней меня будет судить трибунал, – с горечью объявил Глазовский.
– Господи, за что? – удивился Скирвин.
Лейтенант пожал плечами.
– Из-за моей аварии. Кажется, я не должен был покидать самолет даже, чтобы попытаться найти телефон...
Он взял сигарету из пачки, протянутой ему Скирвиным, и добавил:
– Я не мог знать, что они следят за мной радаром и что они поднимут тревогу, как только увидят, как я снижаюсь.
– Конечно, – сказал Юбер, получивший ответ на вопрос, который задавал себе с того самого дня.
Ответ был очень поучительным. Скирвин дал Глазовскому прикурить, и тот продолжил заплетающимся языком, выдававшим теперь его опьянение:
– Куча идиотов! Не могли же у меня утащить самолет, пока я звонил!
Скирвин насмешливо бросил:
– Сто тысяч долларов, милейший!
Он пошел к двери.
– У меня дела. Оставляю вас с Николсом.
Он вышел и закрыл дверь. Глазовский взял стул и сел рядом с Юбером.
– Я весь в дерьме, – сказал он.
– Понимаю.
Глазовский сильно махнул рукой.
– Это не то, о чем вы думаете! На это мне наплевать... Нет, не из-за этого.
Он нерешительно замолчал, потом, глядя на свои ботинки и понизив голос, спросил:
– Скажите, Николе, мы ведь друзья, да?
– Конечно! – ответил Юбер.
– Хорошо. Я хотел спросить... Тогда, после неудачи... вы увезли Ирину, так?
– Да...
– Что она вам говорила?
Юбер удивленно поднял брови.
– Что она говорила? О чем?
Глазовский раздраженно прищелкнул языком.
– Обо всем этом, конечно. Должна же она была говорить с вами по дороге, сказать, что думает обо мне...
Юбер вздохнул:
– Она мне только пригрозила убить собственными руками, если я скажу хоть одно слово об этой истории. Она неправа...
Глазовский сидел как на раскаленных углях.
– Да, она была неправа. А кроме этого...
– Кроме "этого" ничего. Она выглядела разъяренной, как будто обокраденной, если вы понимаете, что я хочу сказать... Я даже спросил себя... Вы не обидитесь, да? Я даже спросил себя, успели ли вы сделать свое дельце хотя бы раз.
– Нет, – с жалким видом сознался Глазовский, – не успел. Этот поганый самолет появился как раз в тот момент, когда я собирался...
– Водрузить ваше знамя на завоеванной территории, – подсказал Юбер.
– Да, именно так.
Он казался обескураженным. Юбер удивился:
– Неужели вы не видели ее с тех пор?
Лейтенант яростно поскреб затылок.
– Нет.
Юбер присвистнул.
– Полковник посадил ее под арест?
– Нет.
– Тогда что?
– Она... она меня избегает. Отказывается приходить на свидания. После той истории я не могу ей сказать даже пары слов наедине...
Он высыпал поток отборных ругательств, а Юбер подумал, что дело принимает странный оборот. Он надеялся на вторую попытку свидания, только лучше организованную. По всей очевидности, рассчитывать на это не приходилось.
Надо было найти что-то другое. У него мелькнула мысль.
– До меня дошли слухи, – сообщил он. Глазовский бросил на паркет окурок, раздавил его каблуком и, нахмурив брови, с тревогой спросил:
– Какие слухи?
– Кажется, полковник догадался, что его жена к вам неравнодушна, и будто бы решил содрать с вас шкуру... полностью!
Плечи лейтенанта опустились, лицо как будто расплавилось.
– Неправда, – пробормотал он, хотя уже убедил себя, что это именно так.
Юбер энергично закивал головой.
– Правда. Я узнал это из первых рук. Вы же знаете, что я нахожусь под наблюдением до тех пор, пока мое положение не будет официально узаконено. Из-за этого я ночую в помещении гауптвахты. В первые ночи меня запирали в камере, а теперь дают ходить почти всюду, куда я хочу...
Он посмотрел на Глазовского, не сводившего глаз с его губ.
– Вчера вечером я шел в туалет. Босиком по паркету... Туалеты находятся рядом с кабинетом начальника гауптвахты.
Новая пауза. Глазовский занервничал:
– Да выкладывай! Не тяни...
– В кабинете сидели четверо или пятеро и говорили о вас. Глазовский, Глазовский, опять Глазовский... Вы человек дня.
– И что они говорили?
– Говорили, что полковник разговаривал с комиссаром и решил, что трибунал для примера другим приговорит вас к смерти.
