Богомил Райнов - Господин Никто
— Только не пугайте меня. Для меня нет ничего страшнее, чем вернуться назад. Так что, если вы имеете в виду именно это, говоря о моем возвращении к своим обязанностям, то должен вам сказать, я ни за что не соглашусь. Любой работник, даже самый скромный, имеет право ставить определенные условия…
— Вы лишены такого права, мсье Бобев. Условия ставим мы.
— Ставьте их кому-нибудь другому. Я свободный человек.
Рыжий непродолжительно смеется, издавая при этом что-то вроде рычания.
— Свободным вы можете стать разве что на том свете.
— Что ж, я и на это согласен. Мне ничего не остается, кроме как пожелать и вам провалиться в тартарары!
— В порядке очередности, — спокойно отвечает рыжий. — Боюсь только, что ваша очередь где-то совсем близко.
Не считая нужным отвечать, я внимательно слежу за движениями незнакомца.
— Не бойтесь, — снова смеется он, поймав мой взгляд. — Я не выдаю паспортов на тот свет. Но у нас есть люди и для этого дела.
Он неторопливо надевает плащ и направляется к выходу, однако у самой двери останавливается и заявляет:
— Я не вполне убежден, что вы меня правильно поняли. Мы в самом деле уберем вас, мсье Бобев. Уберем по чисто техническим соображениям: нет иного способа заставить вас забыть то, что вы узнали от нас.
— Ясно. Я вас прекрасно понял.
— В таком случае запомните следующий телефон. — Человек медленно и членораздельно произносит три буквы и четыре цифры. — Сегодня у нас четверг, даю вам срок на размышление до воскресенья. Звоните вечером, только вечером.
Он кивает мне отрывисто, словно голова его качнулась под влиянием чего-то постороннего, и исчезает.
Я достаю авторучку и на всякий случай записываю номер телефона на коробке сигарет, хотя я его и так уже помню.
Сегодня в самом деле четверг, и под вечер мне предстоит выполнить задачу совершенно частного порядка — уладить отношения с Лидой. Наши с ней отношения зашли в такой же тупик, как и все остальные мои дела. Все развивается крайне скверно, хотя случай с Лидой меня особенно не волнует.
Встреча назначена на семь часов в весьма добропорядочном заведении, и я приезжаю туда на полчаса раньше. Это дает мне возможность немного проветриться на свежем бензиновом воздухе Елисейских полей и рассеяться после разговора с рыжеволосым. Усевшись на террасе перед Колизеем, я заказываю рикар. Анисовый запах желтого напитка пробуждает во мне тоску по Франсуаз. Я так сейчас сожалею, что мне предстоит встреча с Лидой, а не с Франсуаз. Просто ненавижу таких женщин, которые воображают, что все на свете для них, а они постоянно нуждаются в чьей-либо защите. Защищай ее, и все тут, будто мне делать больше нечего.
Закуриваю сигарету и посматриваю на бульвар, вспоминая террасу с оранжевым навесом и остроты, которыми мы обменивались с Франсуаз вот в такую же несколько грустную пору ранних сумерек. Глядя в сторону бульвара, я неожиданно обнаруживаю Франсуаз. Она идет прямо ко мне, на ней строгий серый костюм в талию и черная кружевная блузка. Какая женщина! Ей идут любые цвета.
— Бесценное видение! — бормочу я.
— Только без кривляний, — бросает мне Франсуаз. — Придвинь лучше стул. Эти туфли ужасно неудобны.
— У тебя нет ни капли человеческого чувства, — вздыхаю я, беря стул у соседнего стола. — Хотя бы сказала: «Какая неожиданность» — или что-нибудь в этом роде.
— Какая там неожиданность, когда я пришла за тобой, — отвечает брюнетка. — Закажи и на мою долю один рикар.
Выполнив распоряжение, я снова впиваюсь глазами в Франсуаз. Какая женщина! И какие формы! Она тоже несколько мгновений меня пристально разглядывает.
— Немного пополнел. Ничего, тебе идет полнота. Прежде ты был слишком утонченным. Утонченность и ты… это, понимаешь, не очень вяжется.
— Понимаю, понимаю. Точно так же, как я и воспитание. Только не надо держать меня в напряжении.
— Спокойно, — тихо замечает Франсуаз, снимая перчатки. — Дай мне сигарету. Зачем куришь этот мусор?
— Тебе какие? — спрашиваю я, так как было бы слишком долго объяснять, почему я курю этот мусор.
Подзываю мальчика с сигаретами, и Франсуаз, как и следовало ожидать, берет пачку «синих». К этому моменту подоспевает и заказанный рикар. Закурив, Франсуаз опускает в бокал кубик льда. Прозрачная жидкость медленно мутнеет.
— Я пришла к тебе от нашего общего знакомого, — тихо говорит Франсуаз, терпеливо наблюдая за тем, как белеет содержимое бокала. — Твое предложение принято. Будешь поддерживать связь со мной. И инструкции будешь получать через меня. Больше никаких контактов. Сентиментальная связь, и только.
— Сентиментальная связь с тобой! Не смеши меня.
Отпив немного уже окончательно побелевшего напитка, она делает затяжку и молча посматривает на меня.
— А те знают о том, что ты помогла мне бежать из Афин?
— Ничего они не знают. Да и ты тоже не старайся знать больше, чем нужно. Хватит тебя какая-нибудь мозговая лихорадка, и что мне тогда с тобой делать?
— Верно, — киваю я. — Психические заболевания от общения с тобой вовсе не исключаются. Когда же я получу инструкции?
— Сегодня.
— Слушай, Франсуаз. Через пять минут сюда придет одна девушка. У меня с нею встреча.
— Тогда плати, и пойдем.
— Франсуаз, прошу тебя: по некоторым соображениям мне не хотелось бы, чтоб эта встреча сорвалась.
— Соображения вполне понятны, — соглашается Франсуаз. — Я-то считала тебя более серьезным.
— Нет, в самом деле прошу тебя: если есть какая-то возможность, давай отложим на более позднее время.
Франсуаз смотрит на меня с сожалением, потом вздыхает с легкой досадой.
— Интересно, как бы ты стал капризничать, если бы вместо меня прислали кого-нибудь другого. Но так и быть. Уступлю на сей раз. Куда ты пойдешь отсюда?
— Да вот поужинаем в «Жур э нюи», потом можем пойти в кино, с одиннадцати будем в «Крейзи хорст сало» и к трем часам вернусь к себе.
— Какая программа! Ты сам ее придумал? Домой-то, надеюсь, один вернешься?
— Разумеется. Все обстоит совсем не так, как ты вообразила…
— Меня это не интересует. Ладно. Адрес твой я знаю. Вообще, сумею тебя найти.
Допив свой рикар, она гасит сигарету и встает. Как раз вовремя, потому что из-за угла уже показывается Лида. Но я до того пропащий тип, что смотрю не столько в ее сторону, сколько на удаляющуюся стройную фигуру, обтянутую изящным серым костюмом.
— Вы давно ждете? — спрашивает девушка и садится на место Франсуаз.
— Довольно давно, только не по вашей вине. Я нарочно пришел пораньше, чтоб подышать воздухом.
— И это воздух… — морщит нос Лида. — С тех пор как я приехала, у меня не перестает болеть голова от этого бензина.
— Привыкнете, — успокаиваю я ее. — Я хочу сказать, привыкнете к головной боли. Что будете брать?
— То, что вы пьете.
Заказываю еще два рикара.
— Ну как, уже нашли себе компанию? — спрашиваю я.
— Где ее найдешь? Мери Ламур — вот и вся моя компания.
— А Кралев?
— Не говорите мне о нем.
— Что, поссорились?
— Мы не ссорились. Я просто не выношу его. Есть, знаете, люди, которых я просто не выношу. Он из их числа. У меня мурашки ползают по спине при виде его.
— Я дам вам один совет: не сообщайте ему об этом. Кралев опасный человек. Значит, только с Мери Ламур ладите?
— В том-то и дело, что и с нею не очень ладим.
— Почему? Она тоже рассыпает мурашки вокруг себя?
— Она не настолько неприятна. Только слишком уж цинична.
— Несет похабщину или…
— Похабщина — пустяки. Просто у нее циничное отношение к жизни.
— Ну, а у кого оно не такое? У всех одинаковое отношение, только одни скрывают его ради приличия, а другие более непосредственны.
— Это неверно! — возражает она со знакомой уже мне сварливой ноткой.
Я не отвечаю, потому что как раз в этот момент кельнер приносит напитки. Положив в бокалы лед, я наливаю Лиде воды.
— Вроде мастики[3], — говорит девушка, отпив немного. — Только хуже.
— Дело вкуса.
— Нет, хуже! — настаивает Лида.
— Ладно, — бормочу я. — Для вас хуже, а для меня лучше. Дело вкуса.
— И сигареты у них хуже, — говорит девушка, закуривая мои.
— Тогда не курите их.
— Меня просто бесит, когда наши болгары стараются подражать французам. Отец мой и тот напялил на себя коротенький плащ и гарсоньетку, как двадцатилетний мальчишка.
— Да и вы в тот день выглядели не столь уж блестяще, — напоминаю я. — Но сейчас вид у вас куда более сносный.
На ней дешевенькое поплиновое платье, купленное, может быть, час назад в уцененных товарах, зато без всяких претензий. А поскольку сама Лида недурно скроена, платье сидит на ней вполне прилично.
— Я вовсе не ради вас меняла свой вид, — вызывающе бросает она.
— Мне и в голову ничего подобного не пришло.
Она, конечно, лжет. А я прикидываюсь, будто верю ей. Губы ее лишь слегка подкрашены, а черные и синие черточки у глаз совсем исчезли. Она, как видно, вняла моим советам.
