Эдуард Тополь - 18+, или Последний аргумент
Второе. Да, она молодая, красивая, независимая – ну, или почти независимая. Но она всегда имела за спиной «каменную стену» – сначала воспитателей детского дома на Кубе, потом «дядю Ивана Серпухова» и учителей пионерского лагеря «Ласточка», потом ФСБ и «Камиллу», потом Марка-мужа и Ребера-любовника. По одному ее слову Ребер присылал за ней самолет, по одному ее взгляду Марк становился шелковый и готов был носить ее на руках. Но они оба продали ее за спасение своего бизнеса, и теперь она совершенно одна. Одна в этом гигантском городе, в этой стране, в этом мире. А женщина не может в одиночку бороться со всем миром, это противоестественно. Если женщина остается одна, ей хочется забиться в угол, накрыться одеялом, скулить, плакать и жалеть себя. Но от Валенсии вы этого не дождетесь! Черта с два! Вперед! Каждое утро подъем в 6.15 и уже в 6.30 – Центральный парк, беговая дорожка…
Третье…
– Извините, у вас есть минутка?
– Нет…
– Как вас зовут?
Надо же, какой идиот! Глупей подката не смог придумать! Да пошел ты, только сбил с мыслей…
Валенсия резко прибавила скорость и ушла в отрыв.
3
И все-таки, чем занят ее день?
В восемь утра – легкий завтрак на веранде «Argo Tea Café» на углу Бродвея и 58-й улицы, или в «South Café» на 59-й. Здесь можно съесть круассан со стаканом апельсинового сока или белковый омлет с грейпфрутовым соком и чашечкой эспрессо. И вовсе не обязательно, разглядывая поток прохожих и машин за окном, тупо ждать, что к тебе подсядет какой-нибудь Джонни Депп или Дональд Трамп. Можно сидеть с айпадом, просматривая свежие новости про очередное ограбление банка, приближающиеся президентские выборы и объявления адвокатских контор в «Желтых страницах». А потом, конечно, домой на 73-ю Вест, переодеться в бедную курьершу и с девяти утра до двенадцати или даже до часу дня обойти на Пятой авеню еще двадцать – двадцать пять офисов и срубить еще четыре или четыре с половиной штуки на свой будущий главный бизнес.
А после часу дня отправиться по Пятой авеню на 47-ю улицу – просто пройтись вдоль витрин и дверей ювелирных магазинов, присматриваясь к их хозяевам – пейсатым хасидам в черных шляпах и лапсердаках с белыми штрипками-кистями у пояса. Н-да, золото и бриллианты – это интересный бизнес, господа, о-очень интересный…
А вечером можно чуток расслабиться в дискотеке «Dance With Me Soho» или в ночном клубе «I Love Vinyl» в Гринвич-Виллидже. Можно потанцевать, выпить пару «Sex on a Beach» и даже курнуть косячок с каким-нибудь качком или умником из Колумбийского университета. Но дальше – ни-ни, они же не носят при себе результаты свежих анализов крови. А презервативы она не признает, ее сверхчувствительные интимные мышцы тошнит от этой резины…
Но сегодня утром Валенсия не пошла на Пятую авеню, сегодня у нее встреча в адвокатской конторе «Glen Breslau Low Firm Inc., Marriage & Divorce Expert since 1978». Если у этого Бреслоу опыт бракоразводных процессов с 1978 года, ему не составит труда быстро развести ее с Марком.
Вскинув на плечо ремешок своей сумочки, Валенсия вышла из кафе и окинула взглядом шумный и пестрый Бродвей. Прекрасное утро, здравствуй, Нью-Йорк, у меня на тебя большие планы! Валенсия шагнула к мостовой, чтобы голоснуть такси, но вдруг услышала знакомый музыкальный мотив и повернула голову на этот звук. На углу Бродвея и 58-й улицы поток прохожих огибал слепого уличного скрипача, и Валенсия невольно остановилась – этот слепой играл «Токкату и фугу» Баха, ту самую – в до миноре! И неожиданно каким-то условным, что ли, рефлексом ее интимные мышцы мгновенно отозвались на эту вихревую музыку – ожили, затрепетали, как бабочки, и мощным импульсом послали горячую волну желания в матку и еще выше.
С изумлением слыша этот утренний накат вожделения, Валенсия замерла на месте, объятая сразу и музыкой, и жаром во всем теле. Как давно у нее не было мужчины! Нет, дело не в мужчине! Как давно у нее не было именно этого влекущего в чувственный и невесомый полет ощущения своей слитности с баховской токкатой, уносящей ее матку в пропасть оргазма. Господи, что делает с ней эта музыка! Да она сейчас кончит прямо здесь, на улице! А этот скрипач – молодой, не старше двадцати пяти, и худой, как его смычок – как он слился со своей скрипкой всем своим гибким телом и даже круглыми, как у всех слепых, темными очками!
Валенсия сунула руку в сумку, достала кошелек и, не раздумывая, бросила в лежащий на тротуаре открытый скрипичный футляр стодолларовую купюру. После чего тут же шагнула к краю тротуара и подняла руку:
– Такси!
Желтая машина резко вильнула из второго ряда и тормознула у ее ног. Валенсия взялась за ручку дверцы, но в этот момент музыка за ее спиной прервалась на полутакте, слепой в два прыжка оказался рядом и схватил ее за плечо:
– Lady, just second! Леди, секундочку!
Валенсия резко повернулась:
– What? Что?
Он протягивал ей ее стодолларовую купюру:
– You made mistake, you gave me hundred! Вы ошиблись, вы дали мне сотню! Она усмехнулась – он говорил, как типичный русский, без артиклей. И сказала по-русски:
– А ты, оказывается, не слепой. Русский?
– Да, – ответил он тоже по-русски. – Возьмите ваши деньги.
– А что? Они тебе не нужны?
– Нужны, но… – Он замялся. – Это как-то много…
Она покровительственно улыбнулась:
– Тебя как звать?
– Виктор.
– Запомни, Витя: денег много не бывает. Зато теперь ты сможешь угостить меня чашкой кофе. Увидимся завтра здесь и в это же время. Пока! – И она нырнула в машину, сказав водителю по-английски: – Перекресток Пятой авеню и Семьдесят девятой-стрит.
Водитель клацнул рычагом счетчика, и машина рванула с места, оставив на тротуаре опешившего скрипача.
Но через два квартала им пришлось тормознуть у красного светофора, и водитель – ему было не больше пятидесяти – повернулся к Валенсии, сидевшей на заднем сиденье, и сказал по-русски:
– Вы всем даете по сто долларов?
– Черт! – засмеялась она. – Я в Москве или в Нью-Йорке?
И бросила взгляд на водительскую карточку, прикрепленную к приборной доске. Там была фотография этого водителя и подпись «Gregory Sheсhter», Грегори Шехтер.
4
Узенький, из старого красного кирпича трехэтажный особнячок был втиснут на Исте 87-й улицы между двумя многоэтажными гигантами из стекла и бетона. Или наоборот – эти многоэтажные монстры прошлого века зажали красивый, старинный, с изразцовыми окнами особняк так, что он выглядит теперь маленьким гномом из позапрошлой эпохи. Однако если и хозяин этого домика с медной вывеской «Glen Breslau Low Firm Inc.» столь же стар, как его обитель, то, может, и не стоит входить?
Валенсия в сомнении замешкалась у ступеньки к витражной двери с висевшей на шнуре деревянной ручкой звонка. Но тут эта дверь распахнулась, и пожилая, прекрасно одетая молодящаяся леди в норковой накидке, удивительно похожая на какую-то очень знакомую голливудскую актрису, стуча пестрыми босоножками по дубовым ступенькам, сбежала к длинному бежевому лимузину, заднюю дверцу которого уже держал открытой ее черный шофер в серой ливрее. Актриса села в лимузин, шофер закрыл дверцу, занял свое место за рулем, и лимузин отчалил, а Валенсия, уже не колеблясь, дернула ручку звонка. Если этот старик Глен Бреслоу пользует голливудских звезд, он справится и с ее делом.
За дверью была крохотная приемная со старинным бюро, заваленным пакетами «FedEx», «DHL», «Express Mail» и «Priority Mail». За этими пакетами тонула круглая бритая голова молодого секретаря испанского происхождения.
– Доброе утро, – сказала эта голова, не отрываясь от невидимого за пакетами компьютера и беглого стука по его клавиатуре. – Чем могу вам помочь?
– Я Валенсия Меланжер, у меня в десять встреча с господином Бреслоу.
– Конечно, второй этаж, – все так же не поднимая глаз, сказала голова и кивнула в сторону открытой двери на лестницу справа от себя.
– Спасибо.
Валенсия двинулась к этой двери, бритая голова почему-то (наверное, непроизвольно) повернулась в ее сторону, и в тот же миг стук пальцев по клавиатуре прекратился, а лицо у головы застыло в немом изумлении и восторге.
Валенсия удовлетворенной улыбкой оценила произведенное ею впечатление и пошла вверх по лестнице. Но на втором этаже изумиться пришлось ей самой. И дело было не в том, что здесь был модерновый, с ультрасовременной стеклянно-стальной мебелью кабинет, а в том, что из-за просторного письменного стола к ней навстречу соскочил с высокого кресла очень молодой карлик с пышной рыжей шевелюрой и живыми карими глазами.
– Доброе утро! Мисс Меланжер?
– А вы Глен Бреслоу?
– Совершенно верно! Я Глен Бреслоу-Третий! То есть самый младший! Но вы не беспокойтесь! Весь опыт моего отца и деда вот здесь! – Он показал на висок под своей огненной шапкой волос. – А на стенах доказательства этого. Садитесь. Чай? Кофе? Латте?
Валенсия обвела взглядом стены с фотографиями этого Глена в обнимку с олимпийскими чемпионами-тяжеловесами, голливудскими звездами и другими вип-лицами и с облегчением села в кресло у столика, приставленного к его большому письменному столу, – ей было некомфортно стоять над мужчиной-мальчиком ростом вдвое ниже ее.
