Кен Фоллетт - Ключ к Ребекке
Самолет Имама впереди пошел на снижение. Вместо того чтобы последовать за ним, Багдади набрал высоту и повернул на юг. Посмотрев направо, Кемель увидел то же, что и оба пилота, — небольшой лагерь со взлетно-посадочной полосой…
Приближаясь к дому Садата, Кемель вспоминал, как он ликовал там, в небесах над пустыней, когда понял, что они находятся возле немецкого лагеря, а обращение уже почти в руках у Роммеля.
Он постучался в дверь, так и не придумав, что сказать Садату.
Это был обычный частный домишко, гораздо беднее, чем дом Кемеля. Через минуту дверь открыл Садат — в галабее и с трубкой в руках. Он взглянул на лицо Кемеля и тут же сказал:
— Все пропало.
— Да. — Кемель кивнул.
Они прошли в маленькую комнату, которая служила Садату кабинетом. Обстановка была проста: стол, полка с книгами и несколько подушек на голом полу. На столе, поверх кипы бумаг, лежал револьвер.
Они сели. Кемель приступил к рассказу:
— Мы добрались до немецкой базы. Имам начал спускаться на посадочную полосу. И тогда немцы открыли огонь по его самолету. Ведь это был английский самолет… а мы… ты знаешь… мы ведь об этом не подумали…
— Но разве не было понятно, что у него нет враждебных намерений? — возразил Садат. — Он же не вел огонь, не сбрасывал бомбы…
— Он просто снижался, покачивая крыльями, — продолжал Кемель. — Думаю, он хотел связаться с ними при помощи радио. Так или иначе, его продолжали обстреливать. И попали в хвост.
— Вот несчастье!
— Он стал очень быстро падать. Немцы прекратили стрелять. Каким-то чудом ему удалось приземлиться на шасси, и самолет запрыгал по полосе. Думаю, Имам к тому времени уже полностью потерял управление. По крайней мере он не смог сбросить скорость. Машина вылетела на обочину и увязла в песке, левое крыло ударилось о землю и сломалось, нос уткнулся в песок, а фюзеляж отлетел на сломанное крыло.
Садат смотрел на Кемеля — бледный, притихший; трубка остывала у него в руке. Кемель видел перед собой немецкий грузовик и «скорую помощь», спешащие к разбитому самолету по взлетной полосе, а за ними десять — пятнадцать солдат. Он никогда не забудет, как сердцевина самолета разверзлась, словно распустившийся цветок, и в небо поднялись языки красного и желтого пламени.
— Самолет взорвался, — с трудом выдавил Кемель.
— А Имам?
— Он погиб.
— Мы должны попробовать еще раз, — твердо произнес Садат. — Мы должны придумать другой способ передать обращение.
Кемель взглянул на него и понял, насколько фальшив сейчас резкий тон друга. Садат пытался разжечь трубку, но его руки дрожали. Кемель посмотрел на него внимательнее и увидел в глазах слезы.
— Бедный мальчик, — прошептал Садат.
7
Вульф снова оказался там же, откуда начинал: он знает, где спрятаны секреты, но не в силах до них добраться.
Украсть еще один портфель, как украли первый, рискованно, англичане могут что-то заподозрить. Даже если придумать другой способ кражи, это не исключает усиления мер безопасности со стороны британцев. Кроме того, один портфель, добытый благодаря случайности, не соответствовал потребностям Алекса: ему был нужен постоянный, беспрепятственный доступ к секретным документам.
Простая цепь размышления привела Вульфа к новому решению. И теперь он занимался не чем иным, как сбривал волоски у Сони на лобке.
Они у нее были черные и жесткие и быстро отрастали вновь. Она регулярно их брила, чтобы без помех носить прозрачные шаровары, не надевая плотных, украшенных блестками трусиков. Экстремальная степень физической свободы и устойчивый слух о том, что у знаменитой танцовщицы под шароварами ничего нет, помогали ей снова и снова становиться гвоздем программы.
Вульф окунул кисточку в стакан с водой.
Соня лежала на кровати, облокотившись на груду подушек, и наблюдала за ним с подозрением. Новое проявление его извращенности было ей не по душе. Она определенно склонялась к тому, чтобы прекратить этот процесс.
Но Вульф знал, что делает.
Ему было гораздо лучше Сони известно, как работают ее мозги и чего хочет ее тело, и он собирался использовать это знание в собственных целях.
Он пощекотал ее мягкой кисточкой между ног и сказал:
— Я придумал новый способ добраться до портфелей.
— Какой?
Алекс не ответил, отложил в сторону помазок и взял бритву. Проверяя остроту лезвия большим пальцем, он кинул на девушку быстрый взгляд. Соня не сводила с него глаз, словно зачарованная. Он придвинулся ближе, раздвинул ей ноги, прижал лезвие к ее коже и с легким нажимом провел им снизу вверх.
— Я собираюсь подружиться с английским офицером.
Соня не ответила: она слушала его вполуха. Алекс вытер бритву о полотенце. Пальцем левой руки притронулся к выбритой полоске, слегка оттянул кожу и снова принялся за бритье.
— Я приведу этого офицера сюда, — сказал он.
— О нет, — простонала Соня.
Вульф дотронулся до нее кончиком лезвия и слегка поскреб кожу.
Она тяжело дышала.
Он вытер бритву и провел ею раз, другой, третий.
— Я как-нибудь устрою, чтобы офицер принес с собой портфель.
Алекс нажал пальцем на ее наиболее чувствительное место и стал обривать волосы вокруг него. Соня закрыла глаза. Он перелил горячую воду из чайника в миску, стоящую на полу, окунул туда фланелевое полотенце и отжал.
— Пока офицер будет кувыркаться с тобой в постели, я пороюсь в документах.
Он прижал горячую фланель к ее выбритой коже. Она испустила резкий крик, словно загнанное в угол животное.
Вульф скинул банный халат и остался голым. Взял бутылку успокаивающего масла, налил немного на ладонь и, опустившись на колени перед кроватью, принялся втирать его в обнаженную кожу.
— Я не буду с ним спать, — выдавила Соня, извиваясь.
Он добавил еще масла, продолжая втирать его во все складки и изгибы ее лона. Левой рукой он схватил ее за горло и прижал к кровати.
— Будешь!
Опытные пальцы мяли и сжимали ее тело, становясь все менее деликатными.
— Нет.
— Да.
Соня отрицательно помотала головой. Ее тело беспомощно извивалось, захваченное врасплох неожиданным удовольствием. Она задрожала, протяжно застонала и, наконец, расслабилась.
Но Вульф не собирался останавливаться. Он продолжал мять ее гладкую, безволосую кожу, а левой рукой пощипывал коричневые соски. Не в силах сопротивляться, она снова задвигалась.
Соня открыла глаза и увидела, что он и сам возбужден. Она простонала:
— Ну же, скотина, возьми меня!
Он оскалился. Ощущение собственной власти опьяняло. Он навис над ней и замер, выжидая.
— Скорее! — потребовала она.
— Ты переспишь с офицером?
— Ну же!
Он прильнул к ней всем телом, затем снова отстранился.
— Переспишь?
— Да! Умоляю, скорее!
Вульф со стоном вошел в нее.
Естественно, как только все закончилось, Соня пошла на попятную.
— Ты вымогатель. Такие обещания не считаются, — заявила она.
Вульф вышел из ванной, завернутый в большое полотенце, и укоризненно взглянул на нее: она лежала на кровати, все еще обнаженная, и ела шоколадные конфеты прямо из коробки. Бывали моменты, когда он почти любил ее.
— Обещание есть обещание.
— Ты обещал нам найти новую Фози. — Как всегда после секса, она была в дурном настроении.
— Я привел девчонку от мадам Фахми, — напомнил Вульф.
— Да, но это не то. Фози никогда не брала десять фунтов за ночь и не уходила домой по утрам.
— Ну ладно. Я поищу еще.
— Ты не обещал искать, ты обещал найти.
Вульф ушел в другую комнату, достал бутылку шампанского из холодильника, взял два бокала и вернулся.
— Будешь?
— Нет, — сказала она. — Хотя…
Он наполнил бокал и передал ей. Соня отпила немного и взяла новую конфету.
— За здоровье неизвестного пока британского офицера, который вот-вот получит лучший подарок в своей жизни! — провозгласил Вульф.
— Я не лягу с англичанином, — сказала Соня. — От них воняет. И кожа у них, как у слизняков. Ненавижу!
— Вот поэтому ты себя пересилишь — потому что ты их ненавидишь. Только представь: пока он трахает тебя и думает о том, как ему повезло, я читаю его секретные материалы.
Вульф надел рубашку, которую ему сшили в одной из крошечных мастерских в Старом городе, — рубашку британского офицера с капитанскими знаками отличия.
— Что это ты напялил? — поинтересовалась Соня.
— Форма английского офицера. Ты же знаешь, они не разговаривают с иностранцами.
— Собираешься прикинуться англичанином?
— Скорее южноафриканцем.
— А если попадешься?
Алекс спокойно взглянул на нее.
— Тогда меня, вероятно, расстреляют за шпионаж.
