Кен Фоллетт - Ключ к Ребекке
Первым заговорил Кемель:
— Примут ли нас немцы всерьез?
Садат кивнул. Это соображение казалось важным и ему. На самом деле они заранее договорились, что Кемель задаст такой вопрос. Обсуждение столь болезненной темы должно было отвлечь внимание от еще более насущной проблемы: можно ли доверять обещаниям немцев, данным кучке бунтарей в неофициальной обстановке? Садат не хотел, чтобы это обсуждалось на собрании. Немцы вряд ли выполнят даже часть своих обязательств; но, если египтяне все-таки поднимутся против англичан и будут затем преданы немцами, египетский народ сможет осознать наконец, насколько ему нужна настоящая независимость. Не исключено, что тогда он пойдет именно за тем, кто организовал предыдущее, пусть неудавшееся, восстание. Сложные политические расчеты не годились для собрания вроде нынешнего: не каждый способен оценить их изящество. Единственный человек, с которым Садат мог обсуждать тактику, был Кемель — инспектор каирской полиции, человек проницательный и осторожный. Работа в полиции научила его быть циничным.
Остальные принялись обсуждать, сработает ли план. Садат не участвовал в дискуссии. «Пускай поболтают, — думал он, — уж это они действительно любят. А как только доходит до дела, все бросаются врассыпную».
Пока офицеры спорили, Садат вспоминал неудачное выступление прошлого лета. Все началось с шейха Аль-Ажара, который проповедовал: «Война нас не касается». Затем египетский парламент с редкой самостоятельностью взял курс на политику «Спасем Египет от бича войны». До этого момента египетская армия сражалась бок о бок с английской в пустыне; теперь британцы приказали им сложить оружие и уводить войска. Египтяне были рады убраться с поля боя, но не изъявили готовности разоружаться. В этом Садат увидел посланную небом возможность для раздувания революционной борьбы. Вместе с множеством других молодых офицеров он отказался сложить оружие и планировал двинуться на Каир. К огромному разочарованию Садата, британцы моментально уступили и разрешили оставить оружие. Садат безуспешно продолжал раздувать искру восстания в пламя революции, но британцы перехитрили его, не пойдя на открытое противостояние. Поход на Каир не состоялся: кроме людей из подразделения Садата, на место сбора никто не пришел. Они помыли машины, немного подождали и вернулись в лагерь.
Шесть месяцев спустя Садату пришлось пережить другой провал. На этот раз из-за турецкого короля — этого распутного толстяка. Британцы предъявили королю Фаруку ультиматум: или он велит своему министру сформировать новое — пробританское — правительство, или отрекается от престола. Под давлением король потребовал к себе Мустафу Эль-Нахас-пашу и приказал ему сформировать новое правительство. Садат не был роялистом: он заявил, что это нарушение египетского суверенитета, и младшие офицеры под его командованием промаршировали перед дворцом, чтобы приветствовать короля в знак протеста. Так Садат еще раз попытался разжечь восстание. В его планы входило окружить дворец, взяв таким образом короля под символическую защиту. И вновь он оказался в одиночестве.
В обоих случаях молодой бунтарь испытал горькое разочарование. Он был на грани того, чтобы поставить на восстании крест, — пускай египтяне катятся ко всем чертям, думал он в моменты черного отчаяния. Однако минутная слабость проходила: он слишком хорошо знал, что его дело правое и что он достаточно умен, чтобы служить ему.
— Но каким образом мы наладим с немцами контакт? — спросил Имам, один из летчиков. Садату понравилось, что они обсуждают, как именно это сделать. Вопрос о том, делать ли это вообще, уже не стоит.
Кемель ответил:
— Мы можем послать им сообщение. На самолете.
— О да! — Имам был молод и горяч. — Кто-нибудь из нас мог бы отправиться на обычный патрульный облет, а затем, отклонившись от курса, приземлиться за линией фронта.
Один из старших пилотов пробормотал:
— Когда он вернется, ему придется отчитаться за отклонение…
— Он может вовсе не вернуться. — Оживление Имама тут же сменилось отчаянием.
Садат тихо возразил:
— Он может вернуться с Роммелем.
Глаза Имама снова загорелись, и Садат понял, что молодой пилот уже видит себя и Роммеля входящими в Каир во главе освободительной армии. Садат тут же решил, что именно Имаму следует поручить это задание.
— Давайте обсудим текст письма, — предложил Садат. — Думаю, следует изложить четыре пункта. Первое: мы — честные египтяне, у которых есть своя организация внутри армии. Второе: как и вы, мы боремся против англичан. Третье: мы можем собрать армию из повстанцев, которые будут воевать на вашей стороне. Четвертое: мы организуем восстание против англичан в Каире, если вы взамен гарантируете независимость и суверенитет Египта после поражения Великобритании. — Он сделал паузу и, нахмурившись, добавил: — Хорошо бы приложить к этим заявлениям подтверждение нашей лояльности.
Присутствующее молчали. У Кемеля был готов ответ и на этот вопрос, но не мешало бы выступить кому-нибудь другому.
Имам не подвел и тут.
— Давайте передадим им какую-нибудь полезную информацию.
Кемель притворился, что ему не нравится эта идея.
— Какие сведения мы можем достать? Я даже не представляю…
— Снимки английских позиций с воздуха.
— Но как это сделать?
— Сфотографируем обычной камерой. Во время патрульного полета!
Кемель не сдавался:
— Да, но пленку придется проявлять…
— Это лишнее! — возбужденно вскричал Имам. — Пошлем им просто пленку!
— Одну пленку и все?
— Да сколько захотим!
Садат взял слово:
— Я думаю, Имам прав.
И вот они опять обсуждали детали операции, а не рискованность самой идеи. Оставалось преодолеть последнее препятствие. По своему горькому опыту Садат знал, что эти бунтари так смелы, пока не требуется подставлять свои шеи под нож. Он сказал:
— Значит, остается только один вопрос: кто поведет самолет?
Он обвел глазами комнату и задержал свой взгляд на Имаме.
После секундного колебания Имам встал.
Глаза Садата победно сверкнули.
Два дня спустя Кемель пешком преодолел три мили, отделявшие центр Каира от пригорода, где жил Садат. Будучи инспектором сыскной полиции, Кемель мог пользоваться служебным автомобилем, но он предпочитал добираться до мест встреч повстанцев налегке по соображениям безопасности. Весьма вероятно, что его коллеги в полиции отнесутся к организации «Свободные офицеры» с симпатией, и все же ему не хотелось подвергать их проверке.
Кемель был старше Садата на пятнадцать лет, тем не менее его отношение к юному другу было похоже на почитание. Кемель разделял цинизм Садата и лишенное иллюзий представление о рычагах политической власти; однако Садат обладал чем-то большим. Пламенный идеализм давал ему неиссякаемую энергию и безграничную надежду.
Кемель шел и ломал голову, как передать товарищу последние новости.
Обращение к Роммелю было отпечатано, подписано Садатом и всеми лидерами движения, исключая отсутствующего Насера, и запечатано в большой коричневый конверт. К нему приложили снимки расположения британских войск. Имам взлетел на своем «Гладиаторе», на втором самолете в воздух поднялся Багдади. Они произвели короткую посадку в пустыне, чтобы взять на борт Кемеля, который отдал коричневый конверт Имаму, а сам сел в самолет Багдади. Лицо Имама сияло юношеским восторгом.
Для Кемеля это был первый полет в жизни. Пустыня, такая плоская и однообразная, если смотреть на нее с уровня земли, оказалась бесконечной мозаикой форм и узоров — каменистых заплаток, островков растительности и изрезанных вулканических гор. Багдади предупреждал, что во время полета можно замерзнуть, но Кемель решил, что это шутка, — пустыня напоминала печку; однако чем выше самолет поднимался, тем быстрее падала температура, и вскоре он задрожал от холода в своей тонкой рубашке.
Через некоторое время оба самолета повернули на восток, и Багдади сообщил по радио, что Имам отклонился от курса и не отвечает на позывные. Как и ожидалось, с базы передали приказ следовать за Имамом. Эта небольшая сценка была необходима, чтобы Багдади, которому предстояло вернуться, находился вне подозрений.
Они летели над лагерем. Кемель успел рассмотреть танки, грузовики, полевые орудия и джипы. Солдаты махали им руками. Должно быть, это англичане, подумал Кемель. Оба самолета набирали высоту. Прямо впереди они увидели признаки сражения: огромные тучи пыли, взрывы, пулеметный огонь. Они повернули, чтобы обогнуть район сражения с юга.
Кемель рассуждал так: «Мы пролетели через английский лагерь, затем через поле битвы. Следовательно, теперь мы должны быть над немецким лагерем».
