Роман Ким - Тайна ультиматума. Повести и рассказы
— Зачем надо предъявлять ультиматум? В порядке дипломатического этикета? Чтобы не было неожиданности? Значит, Сунцзы [4] к черту?
Исомэ закурил русскую папиросу.
— Не горячись. Так надо, поймешь после.
В штабе нашей армии подобралась группа почитателей Сунцзы. Главным комментатором его учения был Исомэ. Он проштудировал все тринадцать томов «Биншу», его коньком было пространно толковать главы о «пяти делах и семи замыслах» и о «пути неожиданности». Когда после Блуме, Клаузевица и Жомини мы открыли книги Сунзцы, нам показалось, что мы стали пить чистую, холодную воду после заграничных приторных лимонадов.
Мы наизусть, как из устава, выучили фразы из «Биншу». Из третьей главы «Подготовка нападения»— о том, что победа обеспечена, когда способный полководец поступает так, как он считает нужным, а не так, как велит государь, из восьмой главы «Девять чрезвычайностей» — о том, что «иногда по обстоятельствам приходится действовать без приказа государя», и из десятой «Арена войны» — где говорится, что, если можно победить наверняка, то следует проводить нападение, даже если придется нарушить запрет государя. Сунцзы прямо говорил, что командующий действующей армией в некоторых случаях должен быть независимым, совсем освобожденным от влияния правительства и действовать на свой страх и риск и ставить правительство перед свершившимся фактом. Слова Сунцзы имели в виду именно такое положение, какое сложилось сейчас для нашего командующего.
Сунцзы учит «цзио-дао» — «правилу неожиданности»— как обманывать врага четырнадцатью способами, как маскировать свои замыслы, как притворно идти на соглашение, усыпить его бдительность, а потом стремглав, врасплох — трах! — наносить сокрушающий удар, подобный удару молнии.
Недели две назад Исомэ дал свой истрепанный экземпляр «Биншу» генералу Ои.
— Командующий, наверно, не открывал твоей книги, — сказал я. — Если бы прочитал, то не предъявлял бы дурацкого ультиматума, который насторожит их. Получается как у фехтовальных школ. Одна вызывает другую: готовьтесь, пожалуйста, к состязанию, срок вам даем такой-то, мы тоже будем готовиться.
Исомэ ответил:
— Генерал уже прочел книгу и вернул мне. И, судя по следам его ногтя на страницах, он умеет правильно читать и толковать китайские тексты.
В десять вечера я по распоряжению начальника штаба генерал-майора Такаянаги объездил все казармы 42-го и 11-го пехотных полков, 4-го полка полевой артиллерии и 5-го саперного батальона. Солдатам перед вечерней поверкой сообщили, что партизаны заключили тайное соглашение с американцами, часть американских войск осталась во Владивостоке около Седанки, надев форму чехословаков и красных войск. Русское командование готовит такое же нападение, какое совершил Тряпицын в Николаевске, и это нападение состоится сегодня или завтра.
Все наши казармы уже были снабжены мешками с песком, солдатам дали походный паек. Я раздал ротным командирам карты Урадзио с белыми и черными кружками — наши и русские казармы. Наши, белые кружки во всех частях города окружали черные кружки, как в игре «го».
Около одиннадцати ночи меня и майора Югэ послали на Тигровую гору. Как только стали подниматься со стороны Амурского залива, сверху крикнули по-русски:
— Сюда неридзя! — И добавили по-японски: — Уцудзо! [5]
Я зажег электрический фонарик, описал большой круг и перечеркнут его крест-накрест. Сверху ответили тем же сигналом. Я потушил фонарик, потом зажег, проделал это четыре раза и стал подниматься.
Центральная высота в городе уже была нашей, обошлось без единого выстрела. Оказывается, наши час тому назад взобрались на гору, предъявили русским постовым поддельное письменное распоряжение красного военачальника Лазо с его подписью, русские поверили, что у нас будет ночное обучение, и ушли, оставив две трехдюймовки.
Я стал у высокого флагштока, медленно оглядел город и длинную узкую гавань, по цепям огней можно было точно определить все улицы. Прожектор с броненосца «Хидзэн», бывшего русского «Ретвизана», прощупывал вход в бухту.
Вспомнил, как в детстве был на Аманохасидатэ, смотрел с горы на залив с длинным перешейком, с соснами далеко внизу. На этот залив смотрят необычным способом. Становятся спиной к морю, нагибаются вперед и смотрят через широко расставленные ноги: небо идет вниз, море вверх.
Я принял эту позу, майор Югэ тоже, сказав с восхищением: «Ой, какая красота!» — все, кроме часовых у орудий, тоже нагнулись, опираясь на винтовки. Мы все как будто молились в полночь неизвестному божеству.
Через полчаса вернулся в общежитие чинов штаба, в гостиницу «Централь». Все окна были темны: начальник штаба приказал не зажигать света в комнатах с окнами на Алеутскую и Светланскую, свет горел только в комнатах с окнами во двор. Никто не спал. Ночью дважды в «Централь» приезжали от русского штаба, спрашивали генерал-майора Такаянаги или полковника Исомэ, но часовой — винтовку поперек — не пускал русских дальше входной двери. Я выходил к дверям и очень любезным тоном говорил, что оба уехали на Океанскую ловить крабов.
Все утро, весь день 3 апреля я и майор Югэ бегали, словно нам подожгли пятки. Дважды ездили на бухту Улисс, где за наспех построенным крематорием для будущих пленных близко к берегу расположилась батарея хиросимского полка полевой артиллерии, ездили в гости к Луцкому, в гостиницу «Версаль», он единственный из русских говорил по-японски, два битых часа беседовали о том, как ловят съедобных змей на юге Китая, о запрещенных приемах дзю-до, о том, как татуируются гейши и о гомосексуализме в Европе и Азии. Луцкий, старый барсук, каждый раз, как только мы подводили разговор к ультиматуму, перепархивал на другие темы, так ничего и не сказал о том, что нас интересовало — отношение русских к ультиматуму. Мы выкурили по целой сигаре, стало тошнить, я даже оторвал аксельбант, а майор Югэ скрипнул зубами, мы встали и тепло попрощались с Луцким, и я твердо решил самолично пристрелить Луцкого, когда он попадет в наши руки.
После ужина стало известно: наше командование согласилось вести переговоры, генерал-майор Такая-наги встретился с русскими делегатами, они стали крутить, но генерал-майор остановил их, напомнил, что срок ультиматума истекает завтра — 4 апреля в 5 часов пополудни, встал из-за стола и приказал своему адъютанту проводить гостей к машинам. Русские сразу же помчались к консулам, особенно долго говорили с американским и английским, затем собрали иностранных корреспондентов, с ними говорили Роман Цейтлин и Луцкий, жаловались на нас, после этого объявили осадное положение, прекратили отпуска солдатам. На улицах стало совсем пусто, даже китайцы — разносчики рыбы и овощей — спрятались в своих фанзах, будто в городе началась чума.
Исомэ послал офицеров на Первую Речку и в Гнилой Угол произвести рекогносцировку. Офицеры доложили: в русских казармах потушены огни, у окон поставлены пулеметы, они ждут нашего выступления. В верхнем коридоре «Централя» я прошел мимо Исомэ и сказал ему на ходу:
— Надо отнести книги Сунцзы в клозет и использовать вместо туалетной бумаги. Он нам теперь совсем не нужен.
Ночью в комнатах начальника штаба, на втором этаже, сменили мебель. Четыре окна угловой комнаты выходили на Светланскую и Алеутскую, нас отделяло десять-пятнадцать шагов от здания земства — резиденции их правительства и гостиницы «Золотой Рог», где жили члены правительства. На подоконники положили мешки с песком, втащили три гочкиса и две мелкокалиберки с «Хидзэна», пулеметы установили на рояли, спилив ножки, диваны и кресла выставили в коридор. Генерал-майор Такаянаги приехал из штаба в три часа ночи, вызвал меня, майора Югэ и двух адъютантов. Мы сели на мешки и ящики, стали пить зеленый чай с солеными рисовыми сухариками и ждали, что скажет начальник штаба. Он неторопливо поужинал, смесь японского с русским— жареная корюшка, холодная лапша со сладкой соей, квашеная редька и водка — и, выпив чашку чая, всунул в рот зубочистку. И наконец, приказал своему старшему адъютанту майору Инахара:
— Утром в десять часов надо будет передать частям на Первой Речке: отпустить треть солдат в город до пяти часов дня. Пусть разгуливают по городу и покажут русским, что все уладилось, ничего не случится, японская армия за мир и дружбу с русскими.
Мы переглянулись, никто ничего не понимал. Я хотел задать вопрос, но раздумал, лучше спросить у Исомэ.
С утра наши солдаты, сходив в бордели в Корейской слободке и на Семеновской, стали слоняться по Китайской и Светланской и толпиться у витрин фотографий и у китайских лавок. С «Хидзэна» спустили на берег половину экипажа.
В половине пятого дня, за полчаса до истечения срока ультиматума, русские, как мы и ожидали, приняли все наши шесть требований уважать права имперской армии. Генерал-майор Такаянаги от имени командующего экспедиционной армией заявил, что японское командование весьма удовлетворено фактом установления взаимопонимания между заинтересованными сторонами. Русским делегатам было послано приглашение на завтра прибыть в штаб на завтрак.
