Чингиз Абдуллаев - Когда умирают слоны
– Ты собрал свои вещи? – спросила Тамара, усаживаясь рядом с водителем. Дронго расположился сзади около мужчины его комплекции, высокого роста с мощным торсом, как у борца.
– У меня не так много вещей, чтобы их собирать, – ответил Дронго. – Кажется, Мераб догадывается о моем отъезде.
– Он чувствует, когда гости должны уезжать, – равнодушно заметила Тамара.
Автомобиль направился в центр города. Дронго подумал, что в прежние времена на улицах Тбилиси было гораздо больше веселых и громко говорящих людей. А теперь его словно потушили. И не только в энергетическом смысле. За долгие годы люди привыкли и к отсутствию света, газа, горячей воды. Главное – исчезло то карнавальное настроение, которое так отличало этот полифоничный город от всех остальных. Исчезли шумные застолья, не стало горделивых мужчин, гордо разгуливающих в праздности по проспекту Руставели, красивых женщин, сводивших с ума своих кавалеров…
«Цена независимости, – мрачно думал Дронго, глядя из окна автомобиля. – Этот народ был всегда на особом положении и в царской России, и в Советском Союзе. Грузинские дворяне были уравнены в правах с российским дворянством. Царская фамилия Багратионов породнилась с Романовыми. На протяжении двух веков, находясь в составе мощной империи, небольшой народ мог не только гарантированно развиваться, не опасаясь уничтожения, но и создавать целые пласты выдающейся культуры – в кинематографии, театре, литературе, искусстве. И вот какой результат в начале двадцать первого века! Огромная, могучая страна превратилась в феодально-раздробленные княжества со своими удельными баронами, не подчиняющимися центральной власти. Но не слишком ли высока цена независимости, если народ лишается своей культуры, сдает завоеванные позиции во всех областях, если деятели культуры эмигрируют в другие страны, а основная часть населения живет в нищете? Не слишком ли высока цена независимости, когда в такой стране не хотят жить сотни тысяч молодых людей и ищут любой способ и любую возможность куда-то отсюда уехать?»
Он взглянул на сидевшего рядом громилу. Тот дремал, не обращая на него внимания.
Конечно, каждый народ должен иметь право на независимость, продолжил рассуждать Дронго, но и точно так же он должен иметь право на счастье. Неужели вот такая страна, с высочайшим уровнем коррупции, воровства, клановости, была идеалом грузинских диссидентов? Неужели страна, стремительно теряющая свои культурные завоевания, в которой разваливается кинематограф, умирает литература, гибнет театр, может считаться образцом развития человеческой цивилизации в двадцать первом веке? Ну что получили три закавказские республики в результате распада СССР? Войны, смерть тысяч людей, эмиграцию десятков и сотен тысяч своих граждан, нищету, ужасающую коррупцию и самое главное – полное отсутствие всякой надежды на будущее. Теперь трем закавказским республикам понадобится еще лет пятьдесят, чтобы при идеальных обстоятельствах развития вернуться к началу восьмидесятых годов прошлого века. Неужели такова цена независимости?
А кто сможет гарантировать идеальные условия? В Армении уже успели сменить нескольких руководителей, пристрелить в здании парламента спикера и премьер-министра страны. Грузия распадается – Абхазия, Осетия, Аджария по существу давно стали независимыми анклавами. Или взять Азербайджан, где в результате различных переворотов за короткий срок сменилось три президента и все население с ужасом и отчаянием понимает, что после смерти действующего президента неизбежен, во всяком случае вполне вероятен, следующий переворот. Сотни тысяч людей из этих республик покинули свои страны, сотни тысяч переехали в Россию, все еще рассчитывая на восстановление прежней жизни в уже несуществующем государстве, рискуя оказаться там непрошеными иностранцами.
Странно, почему политики решили, что их народы должны пройти через пятьдесят лет одиночества и страха, горя и нищеты, чтобы получить шанс вернуться к прежней устроенной жизни? Почему в Европе отказ от национальной валюты, государственных границ, таможенного и пограничного контроля, собственной экономической и правовой политики считается нормальным переустройством цивилизованной жизни в новом веке, а в небольших закавказских государствах, которые не могут самостоятельно выживать, этого никто не хочет понять? Или не могут? А может, политики и не хотят, чтобы обычные люди понимали столь ясные истины? Кто выиграл от этих войн? В Карабахе, в Абхазии, в Осетии? Кто имеет право сказать, что получил шанс на большую независимость, безопасность, самостоятельность? Или, может, правда как раз в том, что никто не выиграл? И все проиграли.
Тамара обернулась к нему.
– Когда ты так долго молчишь, я чувствую себя виноватой, – заявила она без тени улыбки.
– Правильно чувствуешь, – пробормотал Дронго. – Вместо того чтобы мне помогать, вы хотите меня депортировать.
– Вчера ты спасся чудом, – напомнила она, – неужели не понимаешь, как опасно тебе здесь оставаться?
– Это часть моей профессии, – заметил он. – Станет еще опаснее, если я уеду. Они решат, что я испугался. Но в таком случае останутся свидетели. Ты, Нодар, все остальные. Неужели вы не думаете об этом?
– Это тоже часть нашей профессии, – заметила она. – Вот, кстати, мы и приехали.
Когда автомобиль, поднявшись по узкой улочке, остановился у старого дома, Дронго вышел из салона и наклонился к сидевшему рядом с ним офицеру:
– Вы пойдете со мной или останетесь в машине?
– Останусь, – недовольно прохрипел громила.
Тамара вышла из машины после Дронго.
– Ну почему обязательно нужно паясничать? – спросила она, подойдя к нему. – Если тебе объясняют, что ситуация очень сложная, это не значит, что ты должен на всех обижаться.
– Я просто счастлив, – он пропустил ее вперед и, войдя во внутренний двор, огляделся. Деревянная лестница вела ко второму и третьему этажам, где шли длинные открытые галереи. Слева сохранилась каменная лестница, которая в начале прошлого века, очевидно, вела к парадному входу.
– Ваш генерал мог бы иметь и более современное жилье, – пробормотал Дронго. – Вероятно, он действительно был порядочным человеком, если жил в таком старом доме.
– У него была хорошая квартира, – возразила Тамара, – четыре большие комнаты на третьем этаже. Хотя ты прав, генерал на самом деле был порядочным человеком, которых так мало в нашей полиции. Ты слышал про нашу ГАИ?
– Кажется, слышал. Ваша антикоррупционная комиссия пришла к выводу, что структуру ГАИ невозможно реформировать, настолько она поражена коррупцией. И было принято решение ликвидировать само управление Госавтоинспекции. Я правильно изложил суть проблемы?
– Потом я тебе расскажу, как было на самом деле, – усмехнулась Тамара. – Давай пройдем через парадный вход. Мы предупредили семью генерала, что приедем к ним вместе с тобой.
– Кто будет в доме?
– Супруга генерала, его сын и дочь, – Тамара обернулась к нему. – Сына мы попросили приехать пораньше. Больше никого. Ребенка они отправили к сестре бабушки.
– А бывший зять?
– Они не живут вместе уже достаточно давно…
– Мне нужно поговорить и с зятем погибшего.
– Не успеем, – покачала головой Тамара, поднимаясь наверх. – Если твой разговор затянется на несколько часов, ты просто не успеешь в аэропорт на самолет.
– Улечу следующим рейсом, – со злостью огрызнулся Дронго. – Мне необходимо увидеться с этим типом. С этим вашим дипломатом. Я видел, как он суетился на похоронах.
– Осторожнее, здесь сломанная ступенька, расшатанный камень, – показала Тамара. – Надеюсь, ты не считаешь, что это зять убил своего тестя из-за того, что ругался с его дочерью?
– А потом взорвал машину Джибладзе, который был любовником его жены, – подхватил Дронго. – Это уже индийский сериал, а не ваша история. Нет. Машину взрывали не романтики и не неврастеники. Здесь поработали прагматики, которые точно знают, чего они хотят.
Они поднялись на площадку третьего этажа, и Тамара позвонила. Им открыли довольно быстро, так как уже ждали. И Дронго сразу же узнал дочь генерала Этери. На ней было серое платье с несколько кокетливым бантиком на поясе. Она заговорила по-грузински, Тамара ей ответила, и они вошли в квартиру.
– Здравствуйте, – сказала Этери Дронго по-русски с сильным грузинским акцентом. – Проходите в комнату. Мама вас ждет.
В гостиной сидели вдова генерала Гургенидзе и его сын. Увидев вошедших, сын встал и по очереди поздоровался сначала с Тамарой, затем с Дронго.
– Меня обычно называют Дронго, – сказал гость, представляясь хозяевам дома.
– Садитесь, – сын генерала показал им на стулья с высокими спинками, стоявшие вокруг стола. – Этери, принеси нам, пожалуйста, чай, – попросил он сестру, – или, может, кофе?
