Владимир Михановский - Тени Королевской впадины
Ритм портовой жизни нарастал, учащался. Все пронзительнее визжали лебедки, стремительней проносились автокары, с глухим звуком тут и там хлопались оземь туго набитые мешки, ящики, контейнеры. Впрочем, эта симфония труда была настолько привычной, что Рамирес не замечал ее.
— Так где же ты пропадал, рыцарь морей? — повторил Рамирес свой вопрос.
— Там, где и положено рыцарю морей: в море, — ответил Педро, усаживаясь поудобнее.
— Промышлял?
— Каждый из нас промышляет в этой жизни, — философически заметил Педро.
Рамирес тихо произнес:
— Знаю, чем ты промышлял…
— Нет! — воскликнул Педро, вскочив с места. — Чего не было, того не было.
Рамирес усмехнулся:
— Так я тебе и поверил.
— Не занимался я наркотиками, — резко жестикулируя, воскликнул Педро. — Хочешь, поклянусь божьей матерью? Или памятью предков?
— Которых ты себе выдумал, — вставил Рамирес.
Смуглое лицо Педро напряглось.
— Ври, да не завирайся, — сказал он хрипло.
Рамирес пожал плечами:
— Разве не так?
Педро промолчал. Он выплюнул окурок, тщательно вдавил его в землю и затем вкрадчиво начал:
— Видишь ли, Рамиро, я всегда считал тебя своим другом, несмотря на твои шуточки. Но согласись, каждый человек должен заниматься тем делом, которое ему по душе. Ты, например, песни сочиняешь да по стране с гитарой колесишь…
— А ты?
— Я?.. О себе не буду говорить, ты и так меня насквозь видишь. У тебя взгляд пронзительный.
— Вижу, Педро.
— Разве я виноват в том, что господь прорубил у берегов Оливии Королевскую впадину и сделал ее удобной для морского порта? Разве я виноват в том, что есть на свете шхуны, и соленый ветер, и свобода? Разве я виноват в том, что мой прадедушка…
Рамирес сделал попытку подняться, но Педро его усадил.
— Ладно, к черту прадедушку, — сказал он, перейдя с патетики на обычный тон. Переход был настолько неожиданным, что Рамирес расхохотался.
— У меня к тебе дело, Рамиро, — сказал Педро.
— Выкладывай.
— Хочешь войти ко мне в долю? Барыши, само собой, честно пополам.
— Зелье ввозить контрабандой? Или марихуаной торговать, которую ты сейчас выкурил? — поинтересовался Рамирес.
— Ты наблюдателен, это хорошо, — сказал Педро. — Что же касается наркотиков и контрабанды, то это пустяки, — пренебрежительно махнул он рукой. — Нет, я предлагаю открыть дело на паях. Настоящее, с размахом. Солидное, выгодное дело.
— Например?
— Например, основать фирму, занимающуюся трансатлантическими перевозками. Или, еще лучше, покупать земельные участки и строить на них дома, а потом продавать их. Говорят, теперь, после войны, земля начнет сильно дорожать…
Рамирес поправил волосы, упавшие на лоб.
— Война еще не кончилась, — заметил он. — Если верить нашим газетам, у Гитлера есть шансы.
— Гитлер находится при последнем издыхании, — сказал Педро. — Немцы драпают так, что пятки сверкают.
— Ты был там, что ли?
— Я знаю, что говорю.
Рамирес сощурился:
— У меня к тебе один вопрос, Педро.
— Давай хоть сотню.
— У тебя есть штаны?
— Какие штаны? — опешил Педро.
— Я имею в виду, еще одна пара штанов, кроме тех, которые на тебе, — пояснил Рамирес.
— Думаешь, у меня нет денег? — обиделся Педро. — У меня, если хочешь знать, есть золото и драгоценности. А это деньги, много денег.
Рамирес покосился на Педро.
— Думаешь, украл? Ограбил? — продолжал Педро. — Нет, — покачал он головой, — я заработал свой капитал честным трудом. Так что, по рукам?
— Мне надо подумать о твоем предложении, — сказал Рамирес со значением.
— Да что там думать? — загорячился Педро. — Счастье само плывет тебе в руки, а ты нос воротишь. Подумай если не о себе, так о Люсии. Я за эти деньги головой рисковал, сквозь ад и чистилище прошел…
— А конкретней?
Педро поднял палец:
— Тайна.
— Как же я могу быть твоим компаньоном, — усмехнулся Рамирес, — если ты таишься от меня?
— Если примешь мое предложение, я все расскажу тебе, — заверил Педро.
— Все?
— Как на исповеди.
— Странная штука все-таки получается, — произнес задумчиво Рамирес. — Ты вносишь в дело капитал. Но у меня-то капитала, как тебе известно, нет, если не считать долгов. Какие же мы с тобой компаньоны?
— У тебя есть капитал, Рамиро, — ответил Педро. — Твое честное имя. И честные руки. Если хочешь знать, ты единственный человек, которому я доверяю, во всей Оливии. На тебя можно положиться, это главное. Ну, что скажешь?
— Послушай, Педро, — вдруг сказал Рамирес, — за время твоего отсутствия здесь, в порту, произошли некоторые события.
Педро насторожился.
— Какие события?
— Несколько раз бастовали докеры.
— Ну и что?
— Бастовали неудачно, потому что не могли толком договориться между собой.
Педро нетерпеливо пожал плечами.
— В результате последовали массовые увольнения, — продолжал Рамирес. — Люди ютятся в фавелах, проедая последние крохи. Пойдем со мной, я покажу тебе, как они живут, и ты сам убедишься, что…
— У меня нет времени на пустяки, — перебил Педро.
— Я, со своей стороны, тоже предлагаю тебе дело, Педро, — объявил Рамирес. — И согласен быть в этом деле твоим компаньоном.
— По рукам, — обрадовался Педро. — А какое, собственно, дело ты придумал?
— Нужно помочь тем, кто на грани гибели. Твои деньги…
— Мои деньги — это мои деньги! — зло перебил Педро. — Много вас найдется, голодранцев, прихлебателей…
Рамирес встал.
— Подумай о моем предложении, — сказал он спокойно. — Свои деньги ты лучше поместить не сможешь. Если они у тебя есть, конечно, — добавил он.
— Не беспокойся, есть, да не про вашу честь! — Педро мрачно сплюнул.
x x xПолучив телеграмму из пылающей Европы, генерал Четопиндо ждал гостя.
В предвидении скорого и неминуемого краха «тысячелетнего рейха» нацистская верхушка загодя готовила для себя логова и убежища где только можно. Одним из звеньев, а точнее сказать — опорных пунктов этой деятельности была южноамериканская республика Оливия.
Выбор был сделан благодаря давним связям с генералом Четопиндо, который явно сочувствовал нацистам. Правда, мешало достаточно сложное положение в Оливии. Большим влиянием, особенно в последнее время, здесь начали пользоваться левые, демократические силы.
Но и у правых были свои козыри, и главным из них, несомненно, честолюбивый, властный генерал Четопиндо, за которым стояла оливийская армия.
У Четопиндо, отпрыска одной из самых аристократических оливийских фамилий, струилась в жилах толика крови немецких рыцарей, чем генерал особенно гордился.
С юных лет Четопиндо воспитывался в почтении и любви ко всему немецкому, а перед началом второй мировой войны, в 1936 году, по приглашению своего дальнего родственника, одного из заправил гитлеровского рейха, побывал в Германии, на всемирной Олимпиаде.
Берлин, правда, не очень понравился Четопиндо, он показался ему серым, скучным, продымленным городом. Однако военные испытательные полигоны, которые показали Четопиндо в знак особого доверия, произвели внушительное впечатление.
Понравилась генералу и Олимпиада. Он, правда, не разбирался в спортивных тонкостях, но ему пришлась по душе помпезность, с которой это мероприятие было обставлено.
Поездил Четопиндо и по стране, и отнюдь не с туристскими целями. Представляя интересы одной из самых значительных оливийских экспортно-импортных фирм, генерал завязал, как ему казалось, небезвыгодные контакты.
Четопиндо, возможно, достиг бы и большего, но уже тогда у отпрыска старинного рода, обладающего явными признаками вырождения, обнаружилось чрезмерное увлечение как алкоголем, так и особого рода курением. По этой причине частенько деловые переговоры, происходившие в чинной и чопорной обстановке горного замка либо солидного офиса, не могли прийти к завершению «по техническим причинам».
Впрочем, вскоре деловые партнеры, которые были уполномочены вести с гостем переговоры, превратили беду во благо и, доведя Четопиндо до необходимой кондиции, добивались от генерала всего, чего хотели. Нужно, правда, сказать, что они не злоупотребляли этим, следуя указаниям того, чье имя мало кто в Германии мог произнести без трепета.
Тот, кто давал эти указания, пояснил свою позицию на одном из совещаний в узком кругу: великой Германии нужен не один оливиец и не одна оливийская фирма, а вся Оливия. Хищные щупальца немецкого капитала, протянувшись через океан, вцепились в южноамериканскую республику, оплетая ее.
…Теперь, когда «непобедимый» рейх находился при последнем издыхании, партийный бонза вместе со своим подручным Карлом Миллером и рассчитывал добраться до Оливии, чтобы на первых порах там укрыться. Однако бонза погиб, и Миллер, посвященный в планы шефа, остался в одиночестве.
