Виктор Михайлов - Под чужим именем
Обе бандероли я передал Иоганну Келлеру.
Артур Ридаль».
— Или Артур не то, чем хочет казаться, либо он попал в руки опытного подлеца и провокатора, не так ли? — спросил Никитин.
— Нет, Ридаль бесспорно положительная фигура, он член Коммунистической партии Германии с 1934 года, он депутат Народной палаты.
— А что такое Иоганн Келлер?
— Келлер достойный сын своего отца. В двадцать шестом году кончил закрытый колледж специального назначения, а с двадцать восьмого года начинается его головокружительная политическая карьера. В тридцатом году Иоганн Келлер неожиданно левеет и входит в профсоюзную оппозицию по принципу — «возглавить, чтобы обезглавить». Когда к власти приходит фашизм, Келлеру удается передать в руки гестапо всю руководящую группу оппозиции. Чтобы не навлечь подозрение на шпиона и провокатора, вместе с руководством профсоюзной оппозиции арестовывают и Келлера, затем ему устраивают побег, он становится Густавом Мюллером и занимает должность специалиста по русскому вопросу при начальнике 6-го управления гестапо, шефе политической разведки Шелленберге. В сорок пятом году Келлер-Мюллер скрывается во Франкфурте-на-Майне, а затем восстанавливает свои прежние связи, переезжает в американскую зону оккупации Берлина и становится активным помощником матерого шпиона Хорста Эрдмана в организации «Следственный комитет свободных юристов» на Лимаштрассе № 29. Эти господа — «свободные юристы» — занимаются осуществлением террористических актов и организацией шпионажа и диверсий.
— Одного не понимаю, как Артур Ридаль мог довериться этому Келлеру, человеку с такой подозрительной репутацией?
— Двойное лицо Келлера было известно очень узкому кругу людей из 6-го управления гестапо. Чтобы окончательно скрыть следы темной деятельности этого типа, отец проклял своего сынка и лишил его наследства якобы за участие в левой оппозиции. Одновременно всю сумму причитавшегося ему наследства папаша перевел на его имя в один из итальянских банков. Все эти сведения не без труда удалось получить только теперь, при выяснении личности получателя бандеролей.
— Понятно.
— Какой вывод ты делаешь для себя?
— Судя по частой и очень подробной информации, этот агент пустил глубокие и разветвленные корни. Они послали к нему Фрэнка с ядом и взрывчаткой для осуществления диверсий и террора. Неудача с Фрэнком их не смутит, они пошлют другого, поэтому каждая минута промедления может нам стоить дорого, — закончил Никитин.
— А конкретнее? — спросил полковник.
— Думаю, что конкретнее я смогу сказать через несколько дней. В субботу был у секретаря горкома. Сказать по правде, шел к нему с опаской, ничего у меня не было, кроме мало обоснованных подозрений, боялся, что он меня попросту высмеет.
— Он помог тебе?
— Мало сказать помог, он дал такой глубокий анализ случая, такую точную и ясную характеристику, что я был поражен.
— А ты думал, что во главе партийной организации города может быть слабый работник и посредственный человек? Когда я приехал к нему, показал письмо к Фрэнку и спросил совета, куда лучше всего, на какой участок поставить нашего человека, он указал мне ОСУ и взял на себя инициативу договориться с ВСУ округа.
— Я оказался порядочным дураком! — сказал Никитин и рассмеялся.
— Почему?
— Я пришел к Горбунову как к человеку мало осведомленному, а он с полным знанием дела сам поставил меня на этот участок и мною руководил, — ответил Никитин и добавил: — Сегодня восемнадцатое. Условимся, что двадцать третьего в восемь часов вечера я буду у вас, Сергей Васильевич, с докладом.
25. ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ
Из Москвы Никитин выехал в одиннадцатом часу и только в половине двенадцатого добрался до города. В окнах квартиры Романа Тимофеевича горел свет. Некоторое время Никитин постоял в нерешительности на пороге: было неловко в такое позднее время беспокоить человека. Но… когда же, в какое другое время он мог попасть к Горбунову? К тому же секретарь горкома должен был знать содержание обнаруженной в бандероле шифровки, это имело к нему прямое отношение, — решил Никитин и поднялся на второй этаж.
— Рад вас видеть, Степан Федорович, — приветливо сказал Горбунов, открывая ему дверь. — Судя по вашему встревоженному виду, случилось что-то важное?
— Знаете, Роман Тимофеевич, вторично убеждаюсь в том, что я плохой контрразведчик!.. — сказал Никитин здороваясь.
— Почему плохой?
— Если с первого взгляда можно определить мое настроение, это плохо меня характеризует.
— Вы хорошо владеете собой, но когда вы неспокойны, то левой рукой расстегиваете, и застегиваете пуговицу кителя. Я это заметил при нашем первом знакомстве, — улыбаясь, сказал Горбунов. — Ну, давайте, садитесь и выкладывайте, что у вас там случилось?
— Если у нас было сомнение, что корреспондент Фрэнка живет здесь, в этом городе, то сейчас это сомнение отпадает. Этот агент не только живет в этом городе, но и неплохо знает его промышленные объекты. Вот расшифрованное донесение агента, прочтите сами.
Никитин передал секретарю дешифровку. Горбунов прочел донесение, положил его на стол и прошелся по комнате.
— Положение действительно серьезное, — сказал он. — Нельзя терпеть эту гадину. Надо действовать оперативнее, Степан Федорович, время не ждет.
— Помогите, Роман Тимофеевич, мне нужен человек, не возбуждающий никаких подозрений, такой человек, которому можно было бы довериться.
— Для какой цели?
— Мне нужно проверить, есть ли у Гуляева, счетовода-инкассатора ОСУ, собственная пишущая машинка и, если есть, постараться получить образец рукописи, отпечатанной на этой машинке.
— Где он живет, этот Гуляев?
— В районе Зеленой Горки, на Вольной улице.
— На Вольной улице… — повторил Горбунов и молча прошелся по комнате. Потом спросил: — Женщина подойдет?
— Все равно кто, лишь бы на этого человека можно было положиться,
— Тогда — Татьяна Павловна Сергеева. Лучшей кандидатуры мы с вами не найдем. Сергеева депутат городского Совета, председатель родительского комитета школы, член правления клуба, садовод-селекционер. У нее в маленьком садике за домом лучшие в районе пионы, георгины и астры. К ней приезжают садоводы-любители за семенами, за луковицами цветов, рассадой, а кто и просто за советом. Сын Сергеевой Василий, старший лейтенант, танкист, геройски погиб под Сталинградом 5 января 1943 года. Посмертно правительство присвоило ему звание Героя Советского Союза. Дочка Василия Марина в годы войны болела воспалением легких. С тех пор у нее с легкими неблагополучно. Мы каждый год посылаем ее на юг, и в этом году она с матерью поехала на три месяца в Абастумани. Сергеева сейчас одна, вам удобно с ней разговаривать. Скажите ей, что обратиться к ней рекомендовал я. Устраивает вас такой человек?
— Вполне, — ответил Никитин и, записав адрес Сергеевой, имя и отчество, разорвал запись и бросил в пепельницу.
— У вас зрительная память? — спросил Горбунов.
— Да, так я лучше помню.
Никитину не хотелось уходить, но он понимал, что для беседы час слишком поздний. Он встал и, пододвинув к себе пепельницу, сжег в ней дешифровку.
— Я стараюсь не держать при себе подобные документы, — сказал он, простился и вышел на улицу.
Стояла теплая ночь. Низкие облака спокойно, едва заметно плыли по небу, в просвете между ними смотрел узкий серп луны. Было безветренно, тихо и безлюдно.
«Горбунов прав, — время не ждет!» — подумал Никитин и пошел к автостраде, своему излюбленному месту одиноких прогулок. Идти домой не хотелось, он долго гулял здесь, обдумывая план завтрашнего дня, и только во втором часу ночи отправился домой.
26. НЕОБЫЧНОЕ ПОРУЧЕНИЕ
В районе Зеленой Горки, по Вольной улице, было когда-то «Питейное заведение» Данила Бодягина. В результате деятельности этого «заведения» рядом появился домик с мезонином, а в домике Анитра Лукьяновна.
«Питейное заведение» сгорело в шестнадцатом году. Говорят, заводские его спалили, рассчитались с Бодягиным за пьяную кабалу. С тех пор долго, тридцать лет, стоял пустырь, заросший чертополохом да крапивой.
Неузнаваемо изменилась Зеленая Горка. Раньше здесь кое-как селилась голь перекатная, беднота. Сейчас Зеленая Горка застроилась ладными домами под железными крышами, с большими, светлыми окнами. Завод построил здесь большой поселок для своих рабочих.
Там, где был пустырь, подле дома Анитры Бодягиной, вырос красивый оштукатуренный дом с голубыми ставнями, с резными наличниками да карнизом, с цветными стеклами на веранде и с задиристым петушком на коньке крыши. Этот дом построил здесь городской Совет и отдал его в пожизненное пользование Татьяне Павловне Сергеевой, ее снохе Любе да внучке Марине.
