Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39
– Ты и так в отпуск не ходишь. Ночами работаешь. Желудок у тебя больной. Должен же ты чем-то пользоваться, – отвечала ему на это супруга.
Сейчас на заднем сидении Ираидка жужжала ему про подругу Зинку, жену комсомольского вожака «ЛМЗ», которая на днях ложится в роддом, оттуда выйдет и надо ее встретить как положено – с цветами, на машине. Товарищ Звягин жалел, что не установлено и не установишь, как делают в буржуйских странах (помнится, кто-то ему рассказывал, не помнится – кто) стекло между шофером и перевозимым ответственным работником. Сеньке-шоферу не след бы слушать, как говорит жена с секретарем райкома. Еще товарищ Звягин невесело размышлял о том, что в Смольном ему намылят шею за сорванный ветром плакат «К великим свершениям» на улице Желябова, который провисел в непотребном виде почитай целый день. Он лично вроде бы ни при чем, а отвечать ему, такая уж должность.
А шофер Сенька хотел курить. Замешкался, не успел курнуть перед выездом, вот теперь мучайся, переживал шофер. Теперь подтабачиться удастся только у Смольного, выгрузив товарища Звягина. Эх, сильно не разгонишься – развизжится эта жирная крыса в зеленом капоре. Опять, значит, придется ее катать за здорово живешь. Эх, рассказать бы товарищу Звягину, как и на что намекала его супружница вчера по дороге из Кировского театра, взволнованная, видать, балетом. Хорошо, удалось прикинуться дурнем, она и отстала, к великому облегчению. Да, славно бы рассказать, да расскажешь – не поверят, только сам и пострадаешь. За ветровым стеклом с наклеенной на него фотографией Чкалова тренькал, сыпля искрами, трамвай. С него на ходу спрыгнул гражданин и только проворство спасло его от колес «ЗИСа». Эх, так и рвется из глотки здоровый матюг в спину этому десантнику-уроду. Да ведь после эта крыса в капоре всю печень изгрызет «как ты мог, я тебе не такая, чтоб при мне выражаться, гляди у меня». Слева обошел грузовик-пятитонник – тоже бы неплохо отправить ему в хвост пару перьев.
Показался Смольный. На последнем перекрестке повезло – регулировщик пропустил и выставил жезл, когда они его проехали. Сбавив скорость, Сенька вел автомобиль к главному входу.
Тот гражданин сразу показался Сеньке странным. Он двигался как-то рывками: то шел уверенным быстрым шагом, то останавливался, словно задумывался, а надо ли? И был весь какой-то взведенный.
Автомобиль поравнялся со странным гражданином, когда тот вдруг метнулся к машине. К водительской дверце.
«Камень», – подумал Сенька, когда в приоткрытое окно влетел округлый предмет, пронесся перед ним на уровне груди и, отскочив от кожаной обивки пустого переднего кресла, стукнулся о дверцу и упал куда-то под сиденье.
– Хулиган! – взвизгнула супруга первого секретаря райкома и капор на ее голове возмущенно колыхнулся.
Глаза секретаря райкома узнали предмет в полете. Аукнулись годы Гражданской. Как когда-то в окопах, Звягин накрыл голову руками, соскользнул с гладкого кожаного дивана на пол. Супруга хотела закричать «Страус!» и огреть мужа по спине сумочкой на длинном ремешке. Но не успела…
Догадка шпажным клинком прошла сквозь мозг шофера. Безумие, как цунами, захлестнуло сознание. Тело отделилось от рассудка. Нога втопила газ до упора, а руки крутанули руль влево. Втопила и крутанули в тот момент, когда в салоне рвануло.
У закрутившегося на середине проезжей части «ЗИСа» брызнули во все стороны осколки стекла, засыпая асфальт. Машину подбросило, как на батуте. Отлетела правая передняя дверца, перекрученная взрывом, ударилась о выступ тротуара, взлетела, пронеслась над пешеходной дорожкой и упала на пустые осенние клумбы. Из автомобиля повалил дым. Над опешившей улицей взвился милицейский свисток. Где-то закричали.
Последним, бессмысленным виражом «ЗИС» зацепил крылом того, кого миг назад еще живой шофер Сенька назвал про себя «странный гражданин».
Высокий нескладный мужчина взмахнул длинными руками, падая спиной на дорогу. Сокрушивший бедро удар, перевернувшееся небо и падение на асфальт, когда взвыли от боли ушибленные позвонки и затылок, не выбили его из сознания. Лишь несколько мгновений он пролежал неподвижно, справляясь с потрясением. Потом попробовал встать. Ноги подкосились. Почему-то ноги отказались держать… Не в силах поверить, он попытался еще раз. По позвоночнику, от копчика до шеи, прокатилась волна невозможной боли. Как же он умудряется не терять сознание! Он и не знал, что существует такая боль. В понимающем неотвратимую близость смерти рассудке нашлась лазейка и для шутки: «До сего дня я считал пределом боли – застуженный зуб. Боже, как я ошибался».
Но сдаваться он не собирался в любом случае. Он пополз на руках. Приближаясь, заливался свисток, усиливались со всех сторон крики. Донесся топот ног.
Он посмотрел на таксомотор, угнанный им полчаса назад, где под задним сиденьем накрытый пледом лежал оглушенный и связанный таксист. До таксомотора, оставленного на той стороне улицы, было метров пятьдесят. Много, очень много. Он повернул голову к парадному входу в Смольный. Оттуда бежали то ли трое, то ли четверо. Муть в глазах, напоминающая самогон плохой очистки, сплавляла бегущих в многоногое, многорукое зеленое существо. И ни к чему было пересчитывать, сколько их там. Ему хватит. Он разглядел винтовочное дуло, пистолет в отведенной руке, сапоги, носками прикасающиеся к асфальту.
Все, конец, пришло осознание, пожил и хватит. Жаль, что получилось так глупо, из-за собственной нерасторопности, отбеги он вовремя, мчал бы уже в таксомоторе к Литейному мосту.
Он достал из кармана куртки вторую гранату, сорвал чеку. Прижимая спусковой рычаг запала, лег щекой на холодный асфальт. Расслабил тело, напряженными оставались пальцы правой руки. Надо только разжать пальцы и перевернуться на живот.
В этот момент взорвался бензобак автомобиля. Горячая волна ударила по телу, скрючившемуся на проезжей части, и сразу все вокруг заволокло вонючим черным дымом.
Человек, лежащий на асфальте с «лимонкой» под животом, не видел, как перед самым взрывом «ЗИСа» из задней дверцы вывалился окровавленный, но живой товарищ Звягин и пополз по дороге.
Все же не зря, подумал тот, кто держал гранату под животом. Не напрасно то, что сделал он для прикрытия операции, равной которой его разведка еще не проводила. Красные получат под дых так, как они не получали со времени польской войны двадцатого года. Так ему сказали. И нет причин не верить, иначе не стали бы его бросать на зряшный, бессмысленный теракт.
Топот ног бил по ушам. К горящему автомобилю и к нему бежали со всех сторон. Он понял, что если будет тянуть, то может не хватить смелости. Он разжал пальцы и перевернулся на живот. Жаль, не удастся узнать, что за колоссальный сюрприз готовят красным и кто станет новым чемпионом мира по футболу. А последней мыслью, успевшей телеграфной лентой пробежать по сознанию, до того как запал догорел, была такая мысль: «Вот уж на нашей картонажной фабрике удивятся, чего это скромный безобидный бухгалтер подался в бомбометатели, а соседи…»
– Открыт, – прошептал Иван.
Стало уже совсем темно, и, чтобы, рассмотреть замок, возле каждого сарая приходилось зажигать новую спичку.
«Во что превратились брюки и плащ!» – переживал Лезин, который трижды поскальзывался и проезжал по глине. Но переживания унесло, едва он услышал Нестеровское «открыто». Рука опустилась к кобуре.
Иван вытащил из кармана куртки свое табельное оружие. Пистолет ТК, разглядел Андрей. Иван молчал и не предпринимал больше ничего. Все правильно, равноправие закончилось, теперь снова главный он, Лезин, ему приказывать, ему давать команду, ему решать, кто и что делает.
Резала уши окружающая тишина. Ее остроту и резкость не сглаживали редкие звуки: чуханье буксира вдали, всплески и вскрики чаек. Тишина пряталась и за дверью сарая. Ни хруста, ни щелчка, ни чиха, ни звяка.
Андрей вдруг осознал всю их с Иваном уязвимость. Если внутри кто-то есть, этот кто-то уже знает об их присутствии. Они могут попасть в сарай только через дверь, и они не знают, в каком углу притаился кто-то.
Может быть, просто забыли запереть? Андрей вдруг понял, что хочется ему сейчас именно этого. Трус, выругал он себя, слюнтяй, слизняк. А о чем думает тот, кто затаился в сарае? Наверное, тоже надеется на простое разрешение ситуации – что пришли обыкновенные охотники за чужим добром. Хотя что там брать-то…
Андрей показал Ивану – открываем дверь и выжидаем. Нестеров кивнул. Лезин взялся за ручку. Оставаясь под защитой сарайных досок, толкнул дверь, распахивая ее. Иван стоял с другой стороны.
Сколоченная из досок дверь, раскрывшись настежь, стукнула о стену и заскрипела, покачиваясь на несмазанных петлях.
Ничего более. Ни звука.
Не хватало фонарика, лучом которого можно было бы ворваться в черноту лодочного сарая. Нестеров показал ладонью «стой», достал спичечный коробок, зажег спичку и поднес к коробке. Дав коробку разгореться, он забросил его в сарай. Одновременно и Андрей, и Иван вышли из-под прикрытия стен, поднимая оружие. Горящий клочок лежал на полу, бросая отсветы на стены. Но не мелькнуло внутри человеческого силуэта, не донеслось вновь ни звука.
