Норман Мейлер - Призрак Проститутки
Среди всего этого поступает следующая телеграмма. После расшифровки читаем — кому: ЛА/АСЬЕНДА. От: КУ/УПЫРЬ-1. ПОЗДРАВЛЯЮ ЛА/ЗЕЙКОЙ БЛЕСТЯЩАЯ ПОДРОП УДАЧИ.
«Подроп», Киттредж, означает «подрывная операция», сеющая панику в стане противника.
Хант на седьмом небе.
«Твой друг впервые признал нашу работу с тех пор, как ужинал со мной два года назад. — Он прочистил горло. — Ты ведь знаешь Проститутку, Гарри. Что за этим кроется? Он хочет подключиться?»
«Он не стал бы вам писать, если бы хотел отобрать это у вас», — предположил я.
Просто поразительно, Киттредж, как вдруг становишься экспертом. Я, который никогда не понимал Хью, теперь объясняю другим его действия.
«Так что же он хочет этой телеграммой сказать?» — спросил Хант.
«По-моему, он искренне вас поздравляет. Это же все-таки славная операция».
«Еще бы. — Хант не может до конца доверять мне, когда дело касается Хью Монтегю, а с другой стороны, я говорю именно то, что ему хочется слышать. Поэтому он склоняется к тому, чтобы верить мне. Потом все-таки качает головой. — Нет, эта телеграмма неспроста».
«А почему бы вам ему не позвонить?» — предлагаю я.
Он вздыхает. По-моему, ему неохота.
«Такой разговор требует красного телефона», — наконец произносит он.
Я вышел из кабинета Ховарда. Через пятнадцать минут он снова вызвал меня. Он так и сиял.
«Монтегю совсем не такой плохой, когда соизволит быть обходительным. Теперь он хочет с тобой поговорить. Хочет и тебя поздравить».
Когда я подошел к непрослушиваемому телефону, можете не сомневаться: Ховард все еще болтался в кабинете. Поэтому я не посмел закрыть дверь в кабину. Ваш дражайший супруг вместо приветствия произнес своим таким знакомым голосом из подземелья: «Скажи во всеуслышание, как ты рад, что мне это понравилось».
«Дассэр, — сказал я. — Я чрезвычайно рад, что вам это понравилось».
«Ладно, — сказал Хью, — хватит об этом. Телеграмма была просто поводом подозвать тебя к телефону. Я вовсе не в таком восторге от ЛА/ЗЕЙКИ. Она мало что даст. Мазаров и Вархов сделаны из твердого материала. Они никогда не перейдут к нам. Во всяком случае, это не моя игровая площадка. Я звоню в связи с тем, что у меня есть к тебе вопрос. Как бы ты отнесся к переводу в Израиль?»
«Вы же несерьезно! Это такой лакомый кусочек!»
«Не спеши. Правит бал там в значительной мере Энглтон. В качестве моего представителя работать тебе будет нелегко. Однако парочку позиций я за собой удерживаю. В МОССАДе не все до последнего влюблены в Матушку. Парочка израильтян больше склонна работать со мной».
«В таком случае мне, пожалуй, стоит над этим поразмыслить».
«Безусловно. К плюсу относится и то, что МОССАД — это бриллианты в разведывательной игре».
«Дассэр».
«Ты либо выйдешь из этой схватки мастером, либо сломаешься».
«Сломаюсь?»
«Будешь раздавлен. — Он помолчал. Поскольку я не откликался, он продолжал: — Это вотчина Энглтона. Тут нет вопроса. И ты будешь врагом Иисуса». — Он произнес «Хесуса», имея в виду Джеймса Хесуса Энглтона.
«Почему же вы предлагаете мне туда поехать?» — К сожалению, мне пришлось это прошептать, чтобы Ховард не услышал.
«Потому что ты можешь выжить. У Хесуса в руках не все карты. Несколько штук я оставил себе».
«Могу я подумать о вашем предложении?»
«Думай. Ты на развилке. Размышляй».
«Как нам снова связаться?»
«Позвони Розену. Он теперь мой раб Пятница. Позвони ему в Техническую службу по одному из обычных телефонов. Поболтай по-приятельски о чем-нибудь безобидном. Если ты решишь, что Израилю надо дать „зеленый свет“, брось как бы между прочим: „Как я тоскую по Мэну здесь, в Монтевидео!“ Об остальном уж я позабочусь».
«А если решение будет отрицательным?»
«В таком случае, милый мальчик, не употребляй кодовой фразы. Розену нечего будет мне передать».
«Дассэр».
«Даю тебе два дня на размышления».
И он повесил трубку, прежде чем я успел спросить его про вас, Киттредж. Да он бы ничего и не сказал.
Не стану описывать вам следующие сорок восемь часов. Я взлетал в небеса. Потом трясся от дикого страха. Энглтона боятся не меньше, чем вашего супруга, но к чести Хью и Энглтона надо сказать, что в управлении о них ходят легенды, хотя никто толком не знает, чем они занимаются.
В последующие два дня я познал в себе две вещи, дражайшая замужняя дама. Я увидел пропасть трусости и почувствовал ее зловоние и поднялся на дотоле неведомые вершины честолюбия. Даже вспомнил тот момент, когда вернулся к игре в поло. Кончилось дело тем, что я стал звонить Арни Розену в Техническую службу по открытому телефону, исполненный решимости сказать, как я скучаю по Мэну.
Однако стоило мне приблизиться к этой теме, как он оборвал меня.
«Забудь про отдых, — сказал он. — Твоя просьба об отпуске отклонена».
«Что?».
«Да».
«Почему?»
«О-хо-хо».
«Я не могу с этим смириться. Назови причину».
«Дело в твоей матушке. Твоя матушка препятствует твоей поездке в Мэн».
«Моя мать? Джессика?»
«Да».
«Но она не может этому мешать».
«Ну, есть причина, хотя не она принимает решение».
«А кто принимает решение?»
«Скажем, твой отец. — Пауза. — Да. Говоря схематично. — Снова пауза. — И человек, у которого ты должен был остановиться, глубоко сожалеет, что не может выслать тебе деньги на самолет».
Мне показалось, что картина складывается, но потом я уже не был так в этом уверен.
«Арни, вдолби мне все еще раз».
Ведь вполне возможно, что такое одолжение отработает в будущем. Розен лихо играл в эту игру.
«Ну, — сказал он и произнес „ну“ так, словно открывал передо мной дверь, — мне, например, никогда бы не разрешили отправиться в те леса».
«Почему?»
«Слишком они большие антисемиты в Мэне».
Этого было уже достаточно. Можно было считать, что ответ я сам найду.
«Да, а как там Киттредж? — спросил я. — Вы с ней помирились?»
«Да я бы хотел помириться, но она далеко».
«Как далеко?»
«Если подумаешь об Австралии, то ошибешься. Как и о Польше. Хотел бы я иметь возможность сказать тебе, где она». И он повесил трубку.
Двумя днями позже с дипломатической почтой прибыла коробка сигар «Черчилль». Внутри лежала карточка, надписанная безупречным мелким почерком Проститутки: «Твой грешный крестный». К тому времени я разрешил проблему. Подобно тому как некоторые называют Хью Проституткой, многие называют Матушкой. Но он не моя матушка, Джессика Силверфилд-Хаббард. Розен, несомненно, намекал на то, что я на одну восьмую еврей. А что там насчет моего отца? Розен сказал: «Говоря схематично». Значит, речь идет о политике управления. Ну конечно. Управление никогда не пошлет в Израиль еврея-куратора. Не знаю, родилось ли это решение в недрах управления или явилось следствием просьбы со стороны МОССАДа, либо же такая договоренность существует между двумя организациями. Во всяком случае, Киттредж, ваш несравненный Хью забыл, что во мне есть частица еврейской крови, пока отдел персонала не напомнил ему об этом. Должен сказать, Киттредж, что дня два-три меня забавляло считать себя иудеем.
С другой стороны, хотя я по уши занят ЛА/ЗЕЙКОЙ, мне трудно поверить, что я все еще в Уругвае. Должен признаться, у меня есть собственная философия. Я верю, что рожден для определенной цели, и буду стремиться к достижению ее, хотя не вижу ее и не могу ее назвать. Сорок восемь часов фабрика по производству сценариев работала в моем мозгу и подвела к выводу, что я должен принять сомнительное и, по всей вероятности, губительное для моей карьеры предложение, ибо мне суждено поехать в Израиль. А потом я вдруг обнаружил, что вовсе мне это не суждено. Я вылетел из седла по чисто формальной причине. И ЛА/ЗЕЙКА сразу перестала интересовать меня. Знаете, Киттредж, возможно, это и хорошо. Операция, похоже, разваливается не по дням, а по часам.
Дело в том, что Кислятина выиграла сражение. Ее решение восторжествовало. В результате операции мы должны попытаться получить перебежчика, и все сошлись на кандидатуре Вархова. Решили, что Мазаров, старый волк, окажется слишком труднодоступным, будет оскорблен таким предложением. И в резидентуре стали обсуждать, как подобраться к Георгию. Порринджер предложил устроить слежку за машиной Вархова на одном из такси ЛА/МИНАРИИ.
