Андрей Гуляшки - Похищение Данаи
Если верить синьорине Ченчи, возникает вопрос: кто отпер служебный вход, кто вышел из музея, оставив дверь приоткрытой? Далее мы должны задать себе ещё один вопрос: кто потом запер дверь, если ни у Луизы Ченчи, ни у Марио Чиветти ключа нет?
Но если не верить показаниям синьорины, можно предположить многое. Например, можно предположить, что она открыла дверь своим ключом и ушла вместе с Марио Чиветтой; тогда можно поставить такой вопрос: зачем Луизе Ченчи и Марио Чиветте уходить из галереи крадучись, тайком, без ведома дежурных? И ответить на этот вопрос так: тайком уходит из музея тот, кому нужно вынести из него украденное!
Если вы помните, вчера я спросил Луизу Ченчи, почему она, покинув кабинет своего дядюшки, не пошла к привратнику, к которому была обязана обратиться за ключом, а направилась прямо к двери? Неужели она заранее знала, что дверь не заперта? Вы, конечно, помните, что на этот вопрос она не дала удовлетворительного ответа.
Итак, синьор, пока с точки зрения логики наибольшее подозрение вызывают эти двое: Луиза Ченчи и Марио Чиветта. Вы спросите: а Ливио Перетти? Человек, обнаруживший пропажу? Важный синьор, который не желает сообщить органам власти, где он провёл ночь со среды на четверг, ту самую ночь, когда была похищена ваша “Даная”?
Нет, синьор, я не забыл о Ливио Перетти и должен признаться, что не имею ни желания, ни намерения забывать о нём. Больше того! Сейчас вы будете свидетелем такой сцены, что запрыгаете от удовольствия! Только потерпите…
Да… у меня ещё мало фактов, но что делать! Для предварительного следствия и это неплохо, не будем капризничать….
Тут лёгкое облачко набежало на лицо Чиголы, но он тут же отмахнулся от него:
— Будем надеяться, все придёт в своё время! Важно с чего-то начать! Это самое главное, синьор! Черт побери, у меня тоже нелёгкая работа, как видите!
— О, да! — выдавил из себя Роберто Тоцци. Он был так смущён, что не владел своим голосом.
— А теперь, чтобы закончить первый тур, — заявил Чигола, — выслушаем ещё двоих: Федериго и этого… Карло Колонну. И потом последует сюрприз, который я вам обещал!
— Федериго, сколько времени ты служишь в Боргезе?
— Да в этом году станет десяток лет. В июне.
— В армии служил?
— Бог миловал, господин инспектор!
— Административные взыскания имеешь?
— Было дело. Всего пару раз!
— В ночь со среды на четверг дежурил?
— Дежурил, господин инспектор!
— Когда заступил на дежурство?
— В двенадцать часов, после Монтано.
— Вместе с Лоренцо, так?
— Правильно.
— И как дежурил? Сидел на стуле и наблюдал за помещением?
— Такая у меня должность, господин инспектор!
— А раз у тебя такая должность, не заметил ли ты чего особенного до часу ночи? Такого, чтобы произвело впечатление?
— Ничего на меня не произвело впечатления, господин инспектор.
— А ну-ка вспомни получше!
— Разрешите признаться, господин инспектор, что до часу ночи я себя плохо чувствовал!
— Что ты хочешь сказать, Федериго?
— Я хочу сказать, что у меня сильно болела голова и клонило в сон, и я попросил Лоренцо посматривать за двоих, пока я не приду в форму! Так плохо мне ещё никогда не было.
— Вот как…. А почему, Федериго? Какая тому была причина, не знаешь?
— Знаю, синьор! Это вино, которое мы пили с синьором Колонной.
— Вы пили с синьором Колонной, Федериго? Где же?
— На виа Аренула, у реки есть одна забегаловка… Да вы, господин инспектор, не подумайте чего-ни будь…. Мы же не так пили, чтобы… Просто синьор Колонна угостил меня стаканчиком домашнего винца, больше ничего и не было! Разве можно перед дежурством пить! Да и синьор Колонна мне такого не позволил был. Он приглашал и Лоренцо, но тот с нами не пошёл, сказал, что ему лень.
— Значит, до часу ночи тебе было плохо, так?
— Голова сильно болела, но потом прошла.
— И все это время Лоренцо “посматривал за двоих”?
— Посматривал, конечно. Дело нехитрое. Чего там особенно смотреть!
— Особенного ничего, Федериго. Правда, два не то три человека в это время вошли и вышли через служебный вход.
— Что вы говорите, синьор?
— Пошёл вон, дурак! Вон!
— Расскажите мне, синьор Колонна, что вы делали в среду, с 4 часов пополудни до полуночи.
— С 4 до 5 был дома. С половины шестого до семи был в кинотеатре “Савойя”, где наше общество “Молодая Италия” проводило встречу с ветеранами войны. С семи до девяти был в ресторане “Савойя”, где наше общество давало ужин в честь ветеранов войны. Потом пошёл домой и вздремнул до одиннадцати. В одиннадцать с чем то произвёл проверку в Боргезе и пригласил Федериго выпить по стаканчику. Я получил от родных бутылку вина, а одному пить не хотелось. Мы посидели в кабачке на виа Аренула, потом Федериго вернулся в Боргезе, чтобы заступить на дежурство, а я пошёл домой. Это все.
— Сколько вина выпил Федериго?
— Федериго выпил только один стакан. Больше я ему не наливал.
— Как подействовало вино на вас?
— Вино оказалось очень сильным. От двух стаканов у меня закружилась голова, а я то пить умею!
— Не знаю, умеете ли вы пить, Колонна, но держать себя с подчинёнными вы не умеете! Вы шляетесь вместе с ними по кабакам! Я подам рапорт в Управление музеев, чтобы вас понизили в должности!
— Я ещё вчера заметил, синьор, что вы ко мне придираетесь!
— Плюй через левое плечо, Колонна! Плюй через левое плечо, не то как бы я в самом деле не взял тебя на мушку!
— Синьор, меня трудно запугать!
— Джованни! Выведи этого типа, а то у меня руки чешутся1 Вон отсюда! Живо!
— Видели типа, профессор, — обратился Чигола к Роберто Тоцци, — причёсан, прилизан, а в душе — негодяй! Такой тип способен на любую пакость. Если он решит убить человека, то не станет стрелять в лицо, нет! Он будет целиться в спину! Из засады, из тёмного угла, когда жертва ни о чём не подозревает! Бац — и готово.
— Ужасно! — вздохнул директор музея.
Мало было того, что в его мир — мир гармонии света и тени, полутонов и красок — ворвался кризис; теперь оказывается, что в нём хозяйничают воры и разные типы стреляют из засады! Боже милосердный, куда де вались шестидесятые годы, когда всем казалось, что над бедной Италией восходит солнце нового Ренессанса!
Адъютант Джованни ввёл в кабинет Ливио Перетти. За ночь молодой человек не утратил ни грамма самоуверенности, на лице его была тень раздражения, которое испытывает человек, у которого попусту отнимают время. Как и вчера, он кивнул Роберто Тоцци. а на Чиголу посмотрел как на пустое место.
— Ну, — кивнул ему Чигола, который по опыту знал, что в конце концов добьётся своего, — будем считать, что вы как воспитанный человек вошли и поздоровались. Могу я спросить вас. как вы провели ночь?
— Не можете, синьор. На вопросы интимного характера я отвечать не буду!
— Хорошо. Тогда ответьте мне на такой вопрос: вы вспомнили, наконец, имя и адрес своей любовницы, у которой пробыли с четырех часов среды до восьми часов утра четверга?
— И второй ваш вопрос, синьор, интимного характера. Считайте, что я ничего не могу вспомнить.
— Прекрасно. В таком случае, перейдём к утру вчерашнего дня! Итак, вы просыпаетесь у вашей любовницы, видите, что час уже не ранний, одеваетесь и спешите в Боргезе, чтобы приняться за работу. Вы входите в музей в 9 часов утра вместе с первыми посетителями. Что было дальше?
— Я же сказал вчера! Сколько раз вам нужно повторять одно и то же?
— Значит, в девять часов вы с первыми посетителями….
— Да, с первыми посетителями!
— Джованни, — обратился Чигола к адъютанту, приведи привратника Агостино!
Чигола многозначительно посмотрел на Роберто Тоцци и даже подмигнул ему. Деликатный директор внутренне съёжился и почувствовал, что ему становится жарко. В средние века палач точно таким же образом подмигивал публике, подводя жертву к костру.
— Агостино, знаешь ли ты этого человека? — указал Чигола кивком на Ливио Перетти.
— Как же не знать, синьор! — широко усмехнулся Агостино. — Он наш постоянный клиент!
— Что значит постоянный?
— Да он постоянно приходит, синьор! Каждый день с утра и после перерыва!
— Так, значит, каждое утро. А теперь вспомни, видел ли ты этого человека вчера утром! Ты видел, как он входил в двери вместе с первыми посетителями?
— Вчера утром… Не понимаю, синьор… О чём вы?
— Не валяй дурака, а говори, видел ты вчера, как он пришёл в музей? Был он среди первых посетителей? — вспылил Чигола.
Агостино в смущении переводил взгляд с инспектора на Ливио Перетти и обратно, потом два раза облизал губы и наконец пожал плечами:
— Вчера, кажется, его не было среди первых посетителей…. Нет, не было. Когда он приходит, всегда скажет: “Здравствуй, Агостино!” или кивнёт и улыбнётся. А вчера утром я его и не видел, и не слышал… Не знаю…
