Сергей Донской - Никогда не говори: не могу
«Такой, как ты, – ответил себе Бондарь, перебрасывая ремень сумки на отдохнувшее плечо. – Здесь для тебя самое подходящее место. Твой привал между прошлым и будущим. Может, с дачи свезут прямиком на кладбище? Хорошо бы на Новодевичье, хотя, подозреваю, решающего значения это не имеет».
Грунтовка нырнула в низину, поросшую седым камышом. По обе стороны дороги застыли два озерца, затянутые льдом. Шагая между ними, Бондарь услышал за спиной шум автомобильного мотора и оглянулся.
Его нагоняла темная «девятка», раскачивающаяся на ухабах. Отблески горящих вполнакала фар перепрыгивали с кочки на кочку, превращая заледеневшие камешки на дороге в золотые россыпи. Разглядев в сумерках цвет машины, Бондарь застыл как вкопанный.
Машина была темно-синяя.
Точно такая же, как его собственная.
Та, в которую Бондарь усадил жену и сына, небрежно помахав им рукой на прощание.
А вдруг произошло чудо, о котором он столько молил небеса? Если чудеса возможны – то только в таких вот безлюдных местах, когда сумерки мало-помалу пожирают окружающий мир, оставляя каждого наедине с неведомым.
«Ну, – вскричал Бондарь мысленно, – давай, господи! Что тебе стоит? Верни все обратно. Исправь свою ошибку. Ты не тех послал навстречу смерти, господи. Если уж есть нужда в человеческих жертвах, то возьми меня. Я готов умереть десять раз… сто… тысячу – лишь бы вернуть Наташку с Антошкой. Возьми меня, а их отдай. Слышишь, ты, всевышний! Верни их обратно, я тебе говорю!»
«Девятка», не сбавляя скорости, проехала мимо, распространяя вокруг едкий запах бензина. На ее крыше красовалась малоприметная оранжевая табличка с шашечками. Хруст гравия под автомобильными скатами показался Бондарю оглушительным. Словно по обломкам его безумной надежды проехались, а ведь она, эта надежда, была последней.
Теперь вот умерла.
– В белом венчике из роз впереди идет Христос, – пробормотал Бондарь, растирая онемевшее лицо. – Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве.
Прежде чем подняться на пологий склон, за которым начинались ряды дачных строений, он выкурил еще одну сигарету, вернее, это сделал за него ветер, опять набравший силу. Подхватив окурок, ветер расплатился за него пригоршнями колючего снега, обжегшими щеки Бондаря. Потом снег повалил гуще, стало вроде бы светлее, но ослепительная белизна была непроглядней любого мрака.
Возвращающаяся «девятка», вынырнувшая из этой молочной круговерти в ореоле электрического света, проплыла мимо расплывчатым призраком. «Остановить, что ли?» – подумал Бондарь, обернувшись. Мысль оказалась запоздалой. Рубиновые огоньки стремительно удалялись, а потом и вовсе исчезли за косым пологом метели.
Пряча лицо за поднятым воротником, Бондарь побрел дальше.
К тому моменту, когда он добрался до ворот дачного поселка, земля успела покрыться снежным покровом, на котором едва угадывалась колея, оставленная колесами такси. И кого это сюда черти принесли?
Бондарь снова оглянулся. Его собственные следы виднелись пока отчетливо, но невозможно было разобрать, что творится там, откуда тянулась эта цепочка. Все утонуло в белом тумане.
* * *Вернувшись в свой кабинет, Роднин остановился у окна, за которым разыгралась настоящая метель. Чем дольше он обдумывал предложение Волопасова, тем больше оно ему нравилось.
Он всегда симпатизировал Бондарю. Открытый, прямой (даже чересчур открытый и прямой по меркам ФСБ), надежный, безотказный. В нем ощущалось настоящее мужество, позволяющее выстоять там, где обычный человек ломается. Скорее всего Бондарь справится со свалившейся на него бедой самостоятельно, но на это уйдет очень много душевных сил и времени. Сколько продлится кризис? Неделю, месяц? Не лучше ли вмешаться в этот болезненный процесс?
Напряженная работа – лучшее лекарство от любой хандры. Настоящий мужик хиреет без дела. Ответственное задание заставит Бондаря встряхнуться, взять себя в руки, мобилизовать всю энергию. Вот и отлично. Пусть чувствует себя нужным, даже незаменимым. Для человека его склада это крайне важно.
Роднин сел за стол и включил монитор компьютера. Его пальцы становились довольно неуклюжими, когда приходилось нажимать клавиши, поэтому он не слишком любил просматривать электронные досье сотрудников. Личное дело Евгения Николаевича Бондаря, помещенное в базу данных ФСБ, до сих пор не было затребовано его непосредственным начальником ни разу. Прежде Роднину хватало сведений, хранящихся в стандартной серой папке с красной диагональной полосой, заменявшей гриф «Совершенно секретно».
Это означало, что любые сведения, касающиеся капитана Бондаря, могут быть разглашены лишь через полвека, хотя это еще бабушка надвое сказала. Лубянка не любила делиться своими тайнами ни с широкой общественностью, ни с узкими кругами специалистов.
Прозападным демократам это активно не нравилось, хотя аналогично поступали спецслужбы во всем мире. Подобная жесткость в подходе к совершенно секретным документам была придумана не российскими чекистами. Ее продиктовала специфика работы спецслужбы и интересы безопасности государства. Вам хочется, чтобы тайное стало явным? Тогда читайте «желтую» прессу, где полным-полно всяких сенсационных разоблачений. Голая правда слишком страшна и уродлива, чтобы выставлять ее на всеобщее обозрение.
Некоторое время назад в Германии и странах Балтии были опубликованы рассекреченные списки агентов и секретных сотрудников тамошних спецслужб. Ничего, кроме морального и политического вреда, такие действия не принесли. В угоду американским спонсорам были сломаны тысячи человеческих судеб, люди подверглись запретам на профессию и судебным преследованиям. Фактически их сделали изгоями общества.
В России подобный номер не прошел. Контрразведчики были уверены, что большинство секретных сотрудников (тех самых, которых в народе зовут сексотами) – люди честные и порядочные. Именно благодаря им были предотвращены многие теракты, обезврежены диверсанты, арестованы шпионы и предатели. На Лубянке ни при каких обстоятельствах не собирались сдавать своих штатных работников и добровольных помощников. Специальные службы потому и называются «специальными», что используют свои, особые средства и методы. В соответствии с ними ФСБ имела право не раскрывать конфиденциальные источники информации даже представителям прокуратуры и суда.
Размышляя об этом, Роднин ввел код доступа, фамилию искомого объекта, ткнул пальцем в кнопку «Enter». На экране возник нужный файл за номером 700.
– Ну, здравствуй, капитан, – пробормотал Роднин.
Фотографическое изображение подчиненного промолчало. Плотно сжатые губы Бондаря вполне соответствовали общему каменному выражению лица. Судя по снимку, он был неулыбчивым парнем задолго до постигшей его трагедии. Резко очерченный рот, прямой взгляд, подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, приподнят, брови нахмурены.
Худоват, решил Роднин, сверившись с описанием физических данных капитана. При росте 183 сантиметра тот весил всего 76 килограммов. Правда, в свои тридцать лет Бондарь уже начал матереть, но после похорон жены и сына опять заметно осунулся. И щеки у него запали еще сильнее, чем в молодости, когда он активно занимался боксом и плаванием.
Кстати, отличная физическая подготовка Бондаря подчеркивалась в деле особо. Великолепный стрелок, мастер рукопашного боя, умеет обращаться с холодным оружием, хорошо переносит боль и нагрузки.
– А вот куришь ты, братец, многовато, – укоризненно произнес Роднин, пробежав взглядом медицинское заключение. – Дымишь как паровоз.
Других пороков за капитаном не значилось. Ни тяги к выпивке, ни повышенного интереса к женскому полу, ни каких-либо психических отклонений. Специалисты рекомендовали использовать его на оперативной работе, однако отмечали также аналитический склад ума Бондаря, его высокую эрудицию и умение воспринимать сложную информацию. Тем более обидно было сознавать, что этот парень катится по наклонной плоскости. Физическую боль он, может, переносил и стойко, а вот самостоятельно справиться с душевной не сумел.
– Ничего, капитан, – тихо промолвил Роднин. – Не можешь – научим, не хочешь – заставим. Ты у меня встряхнешься!
Изображение Бондаря не дрогнуло. Это была всего-навсего фотография, но почему-то казалось, что запечатленный на ней человек отреагировал бы на обращенные к нему слова точно так же. Бондарь умел держать марку – сохранять лицо, как выражаются японцы. Решительность, твердость, целеустремленность, беспощадность к себе и окружающим – эти качества капитана читались в прямом взгляде его светлых глаз.
До недавнего времени Роднину не доводилось видеть своего оперуполномоченного растерянным или хотя бы просто суетливым. Всегда подтянутый, собранный, аккуратный. Прическа – волос к волоску, пробор слева прочерчен как под линеечку. Представить себе Бондаря взъерошенным почему-то не получалось. Довольно странно, учитывая, что волосы у него были густые и довольно длинные. Странно также, что эти черные волосы с едва заметной рыжинкой принадлежали человеку с типичной славянской внешностью: тонкий, слегка вздернутый нос, большие серо-голубые глаза, правильный овал лица. Повезло Бондарю, что и говорить. Уродись он темноглазым или носатым, пришлось бы ему удостоверение каждому встречному милиционеру предъявлять, доказывая, что он не является лицом кавказской национальности.
