Сергей Костин - Смерть белой мыши
Сколько у меня было времени, чтобы исчезнуть? Минут пять — десять, если в поселке имелся свой полицейский участок. Анна, не выпуская из рук карабина, быстро вошла в прихожую и закрыла за собой дверь.
— У меня в конце коридора люк в подвал, — почему-то прошипела она. — Да оставьте вы пальто — может быть, вам там до утра сидеть придется!
Анна схватила меня за руку и потащила по коридору, покрытому деревенской дорожкой из цветных полосок. Она откинула край дорожки ногой, обнажая крышку люка.
— Лезьте скорее! — скомандовала она.
— А что вы им скажете?
Анна дернула плечом.
— Собираетесь меня инструктировать?
Я стал спускаться по узкой лесенке. Щелкнул выключатель, и висящая под потолком лампочка осветила узкую бетонную гробницу, заваленную пыльным хламом.
— Мне кажется, я узнала одного из парней, — сказала Анна, прежде чем закрыть люк. Во взгляде ее было полное самообладание. — Того, в бейсболке. Похоже, это сын человека, у которого я купила дом.
5
Вопреки моим опасениям приехавший ночью наряд надолго не задержался. Полицейские составили протокол, но ползать по участку в темноте в поисках улик особого желания не проявили. Утром должны были приехать эксперты из Таллина. Анне было предложено оставить для охраны вооруженного сержанта, но, к облегчению оного, она ответила гордым отказом. Оба карабина, проверив лицензию, полицейские конфисковывать не стали. Им, естественно, показалось странным, что, хотя Анна утверждала, что защищалась в одиночку, стреляли из обоих винчестеров. Однако отважная и находчивая пожилая дама заявила, что в одном из карабинов оставался только один заряд, так что пришлось воспользоваться вторым. Ориентировка на автомобиль с разбитой фарой и поврежденным лобовым стеклом была передана в дорожную полицию. Я был уверен, что ее найдут очень быстро — ее угнали, чтобы потом бросить. Но вдруг в ней окажутся отпечатки пальцев или другие улики? Еще одна ориентировка была направлена во все больницы: выковыривать дробинки в домашних условиях все же не гигиенично.
Мы провели остаток ночи в темноте, перебирая операции, в которых участвовала Анна. Я плохо понимаю, что же может сделать такое безобидное существо, как тайный агент, чтобы его за это захотели убить годы спустя. Однако на одну историю мы тем не менее вышли.
Он был двойным агентом, может быть, тройным — когда работаешь больше чем на одну страну, количество уже не имеет значения. Должность он занимал не первого ряда, но приличную — помощник пресс-секретаря президента Финляндии. Такие люди самые удобные для работы — не главные, но осведомлены часто не хуже, чем их начальники. У него, вспомнила, смеясь, Анна, была странная манера — когда он задумывался, то глаза его превращались в узкие щелочки, выдавая отдаленных саамских предков, и раздавалось ровное низкое мычание, как будто кто-то включал генератор низких частот.
— И как его зовут? — спросил я.
Тут Анна меня насмешила. Сначала она гневно посмотрела на меня, отчего глаза ее потемнели, потом вспомнила, что это не праздный вопрос, но снова засомневалась, сообщать ли эту информацию лишнему человеку. Я решил помочь и произнес нараспев:
— Его… зовут…
Анна потрясла головой, как бы говоря «Все-то ему надо знать!» — и нехотя произнесла:
— Юкка Порри.
— Как?
— Юк-ка Пор-ри.
Легко запомнить: Юкка как пальма (есть такая), Порри как порридж.
— И, как я понимаю, он был у вас на связи?
Анна кивнула.
— Кстати, — спросил я (не из любопытства, это я так проверял ее на болтливость), — финский президент все же был нашим агентом или нет?
Понятно, я имел в виду человека по имени Урхо Калева Кекконен, большого друга Советского Союза, регулярно приезжавшего туда на отдых. Например, чтобы пересечь пешком Кавказский хребет в компании с Алексеем Косыгиным или поохотиться на волков в Сибири вместе с обоими послами — финским в Москве и советским в Хельсинки. В Лесу поговаривали даже, что Кекконен был на связи у нашего резидента, который по совместительству — случай в практике Конторы крайне редкий — был также и послом в Финляндии.
Анна задумалась, я смотрел на нее с улыбкой. Но полковник оказалась — если эти два слова можно так согласовать — на высоте.
— Я уверена, что к нашему делу это не относится, — серьезно заявила она. — Уверена.
— Проехали. Так что этот Юкка Порридж?
Анна усмехнулась.
— Я лишила его основного источника доходов. Сначала я установила, что он точно работает и на англичан. Потом — это уже сложным и кружным путем — стало ясно, что нам он дает не самый лучший материал. Я терпела, терпела и потом предложила от него отказаться.
— И как он мог об этом узнать? Ну, что это была ваша инициатива?
Анна удивленно уставилась на меня.
— Я ему сказала! Ну, что не потерплю, чтобы меня водили за нос.
— И много он потерял на вашей принципиальности?
— Прилично.
— А в каком году это было?
Анна задумалась на пару секунд.
— В 82-83-м.
— Двадцать с лишним лет назад, — с сомнением констатировал я. — Если ваш Юкка хотел отомстить, он это блюдо хранил в морозильнике.
Анна снова задумалась, как бы решая, говорить ли мне все.
— Ну, хорошо! Мы случайно натолкнулись друг на друга в Таллине в прошлом году.
— А вы что, собирались этот факт от меня скрыть? — не удержался я.
— От вас что-то скроешь, — проворчала Анна. — Вам доставляет удовольствие тыкать меня носом в… В то, что я не хочу говорить.
Я вдруг — у меня бывают такие интуитивные прозрения — понял. И выпалил прежде, чем успел задуматься, стоит ли:
— У вас были отношения.
Анна даже закашлялась. Не от изумления перед лицом такой проницательности — от возмущения.
— И что? Знаете, с возрастом устраивать личную жизнь становится все труднее! Хотя вы пока не знаете.
— Я имею в виду не тогда, в Финляндии. Хотя и тогда они, разумеется, были. В прошлом году в Таллине, — неумолимо уточнил я.
Анна вспыхнула:
— Какой же вы все-таки несносный человек! Я вам больше ничего не скажу.
Я рассмеялся:
— Так я поехал к себе домой?
Анна не смотрела на меня. Я пригнулся к ней — мы сидели в полной темноте за столом перед батареей ее наливок — и легонько потрепал ее по плечу:
— Да полно вам! Считайте, что я ваш брат.
Анна оттолкнула мою руку.
— У меня, к счастью, нет ни братьев, ни сестер.
Но я знал, что она больше не сердилась.
Тем не менее она молчала. И я молчал.
— Сначала это было по делу, — сказала наконец Анна. — Юкка был — и есть — такой цветущий мужчина. А потом я обнаружила, что мне с ним хорошо. Ну, так, не настолько, чтобы я потеряла голову. Но позже я поймала его на этих махинациях — а я не терплю в мужиках всего этого: мелочности, корысти, нечистоплотности.
Она посмотрела на меня, как будто ожидая следующего вопроса.
— Я больше рта не раскрою, — предупредил я.
— А вы обладаете удивительной способностью и без расспросов ставить людей в неловкое положение.
Вот столько слов — и времени — иногда нужно, только чтобы на простой вопрос не отвечать «да».
— И где это было? В прошлом году. Здесь?
— Да вы что? О моем убежище не знает ни один человек из прошлой жизни. Теперь кроме вас. Мы пошли в его гостиницу.
— Судя по недавним событиям, еще хотя бы один человек знает, — возразил я.
Анна подлила нам обоим наливки. Мы молчали.
— И что, он, вам показалось, на вас больше зла не держал?
Анна гордо вскинула голову:
— Он был счастлив снова меня увидеть. Он звал меня жить в Хельсинки. Он, правда, женат, но…
Она махнула рукой — что говорить о ерунде?
— Тогда, раз у вас возобновилась идиллия, почему вы допускаете, что он мог захотеть сначала вас терроризировать, а потом — убить?
— Потому, что я отказалась. И потому, что я его знаю.
Это, если задуматься, все же ужасно. Зачем бог снабдил нас таким мощным рычагом воздействия одного человека на другого? Женщина, прожившая жизнь, полную приключений и, вероятно, достаточно опасную, стремится на склоне дней только к одному — чтобы ничто из бурного прошлого ее не догнало. Но достаточно ей встретиться на улице с бывшим любовником, как все соображения безопасности отступают на второй план. А ведь не девочка, должна знать, чем такие вещи кончаются. Да-а, как сказал бы Петр Ильич, и шея толста, но и сабля остра.
— Нет, чтобы захотеть вас убить, нужна причина, — решительно сказал я. — Месть за историю двадцатилетней давности, в которой к тому же этот Юкка серьезно не пострадал… Здесь что-то не клеится.
Анна пожала плечами и посмотрела на меня. Я, мол, свою гипотезу высказала, теперь ваша очередь, раз вы такой умный.
