Иван Неручев - Особо сложные дела
Последняя фраза задела следователя:
— Если бы закон позволил расстрелять вас, Безелевич, дважды, мы непременно сделали бы это; во всяком случае, я не колеблясь подписал бы такой приговор…
И следователь пополнил «чистосердечные» показания Арнольда Безелевича. Оказывается, он был верным фашистским слугой, нет, не слугой, хуже: палачом в белом халате. Его так и прозвали мученики. Доктор Карпов-Безелевич умертвил до тысячи человек военнопленных, жертвами, как правило, являлись лучшие советские патриоты… Очень жаль, что до сигнала лейтенанта Гранатова специальные органы не имели возможности замкнуть круг, не знали, что «палач в белом халате» и есть доктор Арнольд Теодорович Безелевич. Иностранная разведка сделала всё, чтобы тщательно замаскировать своего агента и его преступное прошлое.
«Палач в белом халате», выслушав следователя, что-то хотел сказать, но не смог, — мешала дрожь, от которой трясло всё тело.
Дело № 08
1
Хорошо одетая молодая женщина вошла в парикмахерскую.
— Садитесь, пожалуйста! — пожилой мастер почтительно предложил ей кресло.
Варвара Петровна Акимова, жена главного конструктора завода, села в кресло под огромный металлический колпак. Мастер приступил к очередной «электропытке», как он шутя называл шестимесячную завивку.
Чувствовалось, что Варвара Петровна была в хорошем настроении. Ее мужу, Антону Никаноровичу, недавно присвоили звание Героя Социалистического Труда. Варвара Петровна громко рассказывала мастеру, как мужу позвонил из Москвы сам министр и поздравил его.
К восторженному рассказу словоохотливой клиентки прислушивались все мастера и посетительницы парикмахерской; одна из них, Анна Викторовна Дугласова, рыжеволосая, пожилая, не подавая вида, ловила каждое слово и тогда же сделала для себя вывод; «на эту особу надо обратить внимание».
С этого дня Анна Викторовна не упускала Акимову из виду. Восемь с лишним месяцев она исподволь наблюдала за нею, собирала сведения, изучала ее характер, вкусы, привычки. Наконец, подвернулся подходящий случай для знакомства.
Об этом знакомстве обе женщины позднее так рассказывали на допросе у следователя.
«Это было осенью, — говорила Акимова, — кажется, во второй половине дня. Я зашла в булочную, и там мне нагрубила продавщица. Слышу позади себя сочувственный голос: «Не волнуйтесь, деточка». Я обернулась. Мне улыбалась пожилая, миловидная особа: «Не стоит портить нервы. К сожалению, она еще не понимает, что бескультурье теперь не в моде». Я пожала руку отзывчивой женщине — мы разговорились. Оказалось, живем почти рядом. Когда подошли к дому Дугласовой, она пригласила меня к себе. Она сделала это так просто и задушевно, что я, недолго думая, согласилась. У Дугласовой я познакомилась с ее соседкой по квартире Анной Кирилловной Губановой, которая была представлена мне как хорошая подруга и искусная портниха».
Анна Викторовна Дугласова излагала этот эпизод так:
«В булочной я бросила «пробный шар». Удача была полная. Я не думала, что гражданка Акимова такая чувствительная. Она поблагодарила меня за незначительное сочувствие чуть не со слезами на глазах. В разговоре я узнала, что ни одна из портних не удовлетворяет ее. Этим я и воспользовалась: затащила модницу к себе домой. Осторожности ради, я тут же поставила Акимовой небольшое условие: нашу мастерицу держать в строжайшем секрете, ибо Анна Кирилловна — честная труженица швейной фабрики и «недозволенным промыслом» не занимается, не считая, конечно, редких исключений, на которые ее вынуждают друзья».
Эти сухие протокольные записи далеко не полно, а кое в чем неточно передают события и даже отчасти комкают их. В деле имеются точные, исчерпывающие материалы; по ним мы и проследим дальнейшие события.
Первоначально Анна Викторовна «обрабатывала» Акимову одна, боясь, что ее партнерша Анна Кирилловна допустит по неопытности какой-нибудь промах. Правда, у самой Анны Викторовны практического стажа почти не было, зато теоретическая подготовка имелась солидная: окончила специальную двухгодичную школу, тренировалась у шпионов, прославленных в волчьем мире. Поэтому Анна Викторовна на первых порах плела паутину одна, была матерински нежной, заботливой, проявляла душевность, преданность. Немудрено, что Акимова полюбила Анну Викторовну и в душе называла ее «милой мамой».
Как-то Акимова призналась в этом своей старшей подружке и просила не обижаться: это совсем не намек на ее возраст… Это от чистого сердца.
— Разве я могу обидеться? — сказала Анна Викторовна. — Если хотите знать, — продолжала она с подкупающей искренностью, — эти ваши слова, моя дорогая, доставляют мне огромное удовольствие. Они содержат в себе добрые чувства. Я умею ценить их и плачу тем же.
И Дугласова рассказала про свои отношения с Анной Кирилловной. Они живут как родные сёстры, у них общий бюджет, общий стол, короче говоря, они составляют одну семью и, конечно, с радостью будут дружить с Варварой Петровной.
Во время очередной встречи «милая мама» сказала, что ей кое-что не нравится в Варварином характере; например, вся жизнь ее, Анны Викторовны, открыта для Варвары, а как живет Варвара — скрыто от подруг. А ведь суть дружбы в том, что постоянно думаешь о друге и хочешь знать, как он живет.
Варвара Петровна смутилась, вспомнив, что еще ни разу не пригласила к себе своих новых приятельниц. Правда, на это были причины: ее муж часть работы выполнял дома и терпеть не мог, когда ему мешали посторонние. И еще, — пожалуй, самое главное, — Варвара рассказала мужу о своем знакомстве с Дугласовой. В этом рассказе не всё понравилось Антону Никаноровичу.
— Это же, Варя, случайное знакомство.
— Ты прав, но это — такие душевные и простые женщины. Нехорошо всех брать под подозрение.
После замечания Анны Викторовны Акимова возобновила разговор с мужем, и Антон Никанорович в конце концов сдался: не стоит из-за пустяков огорчать жену.
И вот в один из ближайших выходных дней Анна Викторовна была приглашена на чашку чая к Акимовым.
На Антона Никаноровича она произвела великолепное впечатление. Теперь он уже не сомневался, что его Варя не ошиблась в выборе приятельницы.
2
На следующий же день Акимову позвонили по телефону в конструкторское бюро.
— Не хочешь ли, товарищ Акимов, заглянуть ко мне? — спросил Размахов, начальник отдела кадров завода.
— Сейчас или попозже?
— Предпочитаю повидать тебя сейчас.
В тоне Размахова Акимову послышались незнакомые нотки: то ли сухость, то ли встревоженность. В чем дело?
Он поспешил в отдел кадров. Размахов вместо обычной приветливой улыбки и протянутой руки молча кивнул головой, а потом спросил:
— Антон Никанорович, а не хранишь ли ты на квартире каких-нибудь служебных материалов?
— Думаю, что нет.
— Гм… только «думаешь». Значит, не убежден, что у тебя не завалялись где-нибудь, скажем в столе, те или другие черновые записи, расчеты, использованные чертежи?
Акимов развел руками. Он не понимал, куда клонит Размахов.
— Конечно, может быть, какие-нибудь листки и завалялись.
— В таком случае, товарищ Акимов, немедленно отправляйся домой и хорошенько проверь свое хозяйство. Ежели что обнаружишь, — всё тащи с собой; что не нужно, истребим, остальное сдашь на хранение, как положено.
— Могу ли узнать, чем вызвана такая срочность задания? И относится оно только ко мне или ко всем?
— Чем вызвано, не знаю, передаю распоряжение директора. И как будто бы директор интересуется только тобой.
Через полчаса Акимов был дома.
— Что случилось? — недоуменно спросила жена.
— Ничего особенного, Варя. Почему-то предложено посмотреть, нет ли у нас чего-нибудь недозволенного.
— Видимо, очередное профилактическое мероприятие, — улыбнулась Варвара и, подойдя к мужу, добавила: — не надо огорчаться…
— Откуда ты взяла, Варя, что я огорчаюсь?
— По лицу вижу…
— Мне просто жаль времени. Мог бы сделать вечером всё это…
Акимов занялся столом, перебрал книги. Всё в порядке. Очень хорошо!
Возвратись на завод, Акимов зашел к директору.
— Ваше срочное приказание, Алексей Алексеевич, выполнено, — по-военному отрапортовал он. — У меня, конечно, ничего дома быть не могло: на квартире я давно выполняю только что-нибудь второстепенное…
— У нас нет второстепенного, всё значительно. И потом, не надо забывать, что опытный враг по тончайшей жилочке может проникнуть в сердце. Вот почему, к слову будь сказано, я велел заготовить приказ, которым категорически запрещаю брать на дом любую работу.
— Лишнее напоминание никогда не помешает, — согласился Акимов, — но обидели вы меня зря.
