Роберт Ладлэм - Тайна личности Борна
— Разворачивайтесь, — приказал Борн. — Едем назад, в «Карийон дю Лак».
— Обратно?
— Да, — ответил он, не сводя глаз с глянцевой коробочки, поворачивая ее так и эдак, поднося то и дело к бледной лампочке на потолке. — Нам нужна другая машина.
— Нам?! Нет, вы не посмеете! Я никуда… — Она снова замолчала, не договорив. Что-то неожиданно пришло ей в голову, не проронив больше ни слова, она выкрутила руль и нажала на акселератор с такой силой, что машина сорвалась с места, колеса бешено завертелись. Но тут же отпустила педаль и вцепилась в руль, стараясь успокоиться.
Борн оторвался от спичек, посмотрел на Мари, на длинные рыже-каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Вынул пистолет, наклонился и приставил дуло к ее щеке.
— Хочу, чтобы вы поняли. Вы должны исполнять точно то, что я скажу. Пойдете рядом со мной, пистолет будет лежать у меня в кармане. И будет нацелен вам в живот, как сейчас нацелен в голову. Как видите, я борюсь за свою жизнь и не колеблясь нажму на курок. Ясно?
— Ясно, — выдохнула она, ужас охватил ее.
Борн убрал пистолет, он ощутил удовлетворение.
Удовлетворение и отвращение.
Отпустите свой рассудок на свободу… Спички! Что же неладно с этими спичками? Нет, дело не в спичках, а в ресторане… Тяжелые балки, свечи, черные… треугольники снаружи. Белый камень и черные треугольники. Три? Три черных треугольника.
Кто-то был там… в ресторане с тремя черными треугольниками на фасаде. Видение было таким четким, таким ярким… таким тревожным. Существует ли это место?
Могут всплыть важные воспоминания… могут ожить некоторые каналы, до сих пор подавленные.
Что происходит? Боже, я больше не могу!
Огни отеля были уже видны впереди. Борн еще не решил, что предпринять, но исходил из двух соображений. С одной стороны, убийцы вряд ли остались в отеле, с другой — в лицо он знает только двоих и не сможёт опознать прочих, если те где-то поблизости. Не хотелось бы угодить в ловушку собственного изготовления.
— Сбавьте скорость, — сказал Борн женщине. — Сворачивайте налево.
— Но там же выход, — возразила Мари. — Мы подъедем не с той стороны.
— Никто не собирается выходить. Проезжайте на стоянку.
Перед входом в отель стояли четыре полицейские машины, мигалки работали, создавая атмосферу чрезвычайности. Полицейские в форме, клерки в смокингах, возбужденные постояльцы, вопросы и ответы. Никто и не заметил автомобиля, въехавшего на стоянку.
Мари остановилась на свободном месте, выключила мотор и застыла, глядя перед собой.
— Осторожно и медленно откройте дверцу и выходите, — сказал Борн, опустив стекло. — Потом поможете мне. Помните, окно открыто, а пистолет у меня в руке. Вы в двух шагах, и я не промахнусь.
Запуганная до смерти Мари Сен-Жак повиновалась, словно автомат. Борн оперся на дверцу и выбрался на тротуар. Переступил с ноги на ногу, способность двигаться возвращалась. Он мог идти. Не очень твердо, прихрамывая, но самостоятельно.
— Что вы собираетесь делать? — спросила женщина, словно боясь услышать ответ.
— Ждать. Рано или поздно кто-то подъедет и припаркует здесь машину. Что бы там ни стряслось, все еще обеденное время. Столики заказаны, встречи назначены, в том числе и деловые, эти люди не станут менять планов.
— А когда машина появится, как мы возьмем ее? — Она помолчала и сама ответила на свой вопрос: — Господи, вы собираетесь убить того несчастного, что окажется за рулем!
Джейсон схватил ее за руку, белое как мел, испуганное лицо было совсем рядом. Нужно держать ее в страхе, но не стоит перегибать палку, она близка к истерике.
— Если другого выхода не будет, то убью, но не думаю, что это понадобится. Машины обычно паркуют дежурные, а ключи оставляют на приборной доске или под сиденьем. Так проще.
Вспыхнули фары подъезжающего автомобиля. За рулем — служащий отеля. Машина шла прямо на них, Борн встревожился, но тут же заметил свободное место рядом. Но они попали в полосу света фар, их видели.
Столик, заказанный на обеденное время… Ресторан. Джейсон решился, нужно воспользоваться случаем.
Молодой человек в униформе дежурного вышел из маленького двухместного автомобиля и бросил ключи под сиденье. Обходя машину, кивнул им не без любопытства.
Борн заговорил по-французски:
— Молодой человек, не будете ли так любезны помочь нам?
— Да, мсье? — Помня о событиях в отеле, дежурный подходил с опаской.
— Я неважно себя чувствую, перебрал вашего отличного швейцарского вина.
— Бывает, мсье! — Парень широко улыбнулся, явно успокаиваясь.
— Моя жена считает, что хорошо бы подышать свежим воздухом, прежде чем отправиться в город.
— Прекрасная мысль, мсье.
— Внутри все еще не угомонились? Я уж было думал, полицейские не выпустят нас, однако этот офицер вовремя понял, что еще минута — и меня стошнит прямо на его форму.
— Не угомонились, мсье. Они заполонили отель. Но мы не должны об этом распространяться.
— Разумеется. Но у нас проблема: сегодня прилетает мой коллега, и мы договорились встретиться в ресторане. А я забыл название. Помню только, что на фасаде какие-то странные фигуры… украшение, что ли. Вроде трех пирамид.
— Это «Три альпийские хижины», мсье. В переулке от Фалькенштрассе.
— Точно! А чтобы отсюда доехать туда… — Борн тянул: пьяный человек пытается сосредоточиться.
— После стоянки налево, потом метров сто прямо от большой дамбы, затем направо. Выедете на Фалькенштрассе, а потом уже не пропустите переулок. Там на углу указатель.
— Огромное спасибо. А через несколько часов, когда мы вернемся, вы еще будете в отеле?
— Да, я дежурю до двух часов, мсье.
— Прекрасно. Я найду вас и поблагодарю более конкретно.
— Спасибо, мсье. Вам нужна машина?
— Нет, благодарю. Я еще немного прогуляюсь.
Молодой человек попрощался и подошел к отелю. Джейсон, прихрамывая, повел Мари к двухместному автомобилю.
— Поторопитесь, ключ под сиденьем.
— А что мы будем делать, если нас остановят? Дежурный увидит, что автомобиль выезжает, и поймет, что вы его украли.
— Сомневаюсь. Если мы уедем не мешкая, пока он не вышел из толпы.
— А если все же увидит?
— Тогда остается надеяться, что вы быстро ездите, — сказал Борн, подталкивая ее к дверце. — Садитесь.
Служащий обогнул отель и внезапно ускорил шаг. Джейсон вытащил пистолет и захромал вокруг машины, опираясь на капот и не сводя дула с лобового стекла. Распахнул дверцу, залез на сиденье рядом с Мари.
— Черт побери, я сказал: ключи!
— Хорошо… Я ничего не соображаю.
— Напрягитесь!
— О Боже!
Она полезла под сиденье, пошарила там рукой, пока не наткнулась на небольшой кожаный футляр.
— Заводите мотор, но не двигайтесь с места, пока я не скажу.
Борн посмотрел, не, видно ли света от фар подъезжающей машины, это могло бы объяснить, почему дежурный перешел на быстрый шаг, почти побежал: новый клиент. Света не было, значит, могло быть другое объяснение. Двое незнакомцев на стоянке.
— Поехали. Быстро. Надо отсюда выбираться.
Через несколько секунд они были уже у выезда со стоянки «Карийон дю Лак».
— Притормозите, — приказал Борн.
На дорожку выворачивало такси.
Борн затаил дыхание и оглянулся на отель; происходящее под навесом объяснило, почему служащий прибавил шагу. Между полицией и несколькими постояльцами вспыхнула перебранка. У покидающих отель проверяли документы, образовалась очередь, ни в чем не повинные люди злились, что их заставляют ждать.
— Поехали, — сказал Джейсон, скривившись от нового приступа боли. — Дорога свободна.
Это было цепенящее чувство, жуткое и страшное. Три черных треугольника оказались в точности такими, какими ему представлялись: барельеф из темного дерева на белом камне. Три равнобедренных треугольника, символические изображения шале в альпийской долине, занесенных снегом почти по самую крышу. Над верхушками треугольников готическим шрифтом выведено название ресторана «Drei Alpenhauser».[21] Под эмблемой — двойные двери, соединенные сводом, достойным собора, с массивными железными кольцами вместо ручек, как в альпийских замках.
Здания по обе стороны узкой мощеной улицы воссоздавали облик Цюриха, Европы давно прошедших дней. Этой улочке не пристали автомобили, воображение рисовало экипажи, запряженные лошадьми, кучеров в кашне и цилиндрах на высоких козлах и газовые фонари. Это была улица, полная картин и звуков из забытых воспоминаний, подумал человек, у которого не было воспоминаний, которые можно забыть.
Впрочем, одно было, яркое и тревожное. Три темных треугольника, тяжелые балки и свет свечей. Он не ошибся: это было цюрихское воспоминание. Но из другой жизни.
