Поль Кенни - Коплан возвращается издалека
Старик секунду помедлил и ответил:
— Я знаю, что делать. — Он взглянул на часы и повернулся к Марессу: — Дайте мне все карточки и бумаги, я верну их вам завтра.
Вновь обращаясь к Коплану, он пояснил:
— Времени у нас хватает, так что давайте разберемся во всем как следует. Думаю, промахи нам ни к чему. Зайдите ко мне завтра утром, часов в одиннадцать.
Он снял трубку внутреннего телефона, одиноко возвышавшегося у Маресса на столе.
— Руссо? — рявкнул он. — Машину с шофером. Да, немедленно. Ладно, уже иду. Вас подвезти? — окликнул он Франсиса.
— Спасибо, моя машина во дворе. Но… Можно поинтересоваться, куда вы направляетесь?
Старик угрюмо отрезал:
— Кому какое дело? На площадь Бово.
Глава IX
В Службе общей безопасности Старика с уймой церемоний препроводили к одному из заместителей начальника, комиссару Женестру, высокому и тощему 40-летнему служаке с бледным лицом, испытующим взглядом и сдержанными движениями.
— Речь пойдет о вашем досье К-927,— начал Старик, усаживаясь в кресло. — У меня для вас новости.
— Секундочку, я запрошу досье, — ответил Женестр приглушенным голосом. — Означает ли ваше появление, что стряслось нечто важное? У вас нет привычки привозить нам новости лично.
— Дело в том, что мне предстоит принимать ответственное решение, а у меня нет необходимых данных.
В дверь постучали. Молодой сотрудник положил на стол досье К-927. Женестр поблагодарил подчиненного, открыл папку, извлек оттуда карточку и пробежал ее глазами.
— А-а, дело Кониатиса, — вспомнил он. — Слушаю вас.
— Я попытаюсь быть кратким, — начал Старик. — Согласно вашей просьбе я внедрил своего агента в личное окружение Кониатиса. Не скрою, агент — молодая женщина, делающая у нас только первые шаги. Она проходит испытательный срок и, хотя проявляет себя как весьма одаренная особа, не имеет практически никакого опыта. Тем не менее она стала любовницей Кониатиса.
— Дьявол! — воскликнул полицейский чин. Вы не особенно церемонитесь!
— Как видите. И вот первые сведения, добытые нашей сотрудницей во время уик-энда, проведенного с Кониатисом в Довилле. Он встречался там с тремя личностями, перечисленными вот здесь. — Он протянул бумагу Женестру, добавив при этом: Ни один из них не фигурирует в наших документах. Данные получены в нашем архиве.
Комиссар внимательно ознакомился с бумагой. Затем, глядя на собеседника, он поинтересовался:
— Вы уже имели дело с этими немцами и югославским чиновником?
— Никогда.
На лице Женестра отразилось замешательство.
— Ваша проблема связана с ними? — поинтересовался он.
— Вовсе нет. Проблема в следующем: Кониатис хочет сделать нашу сотрудницу своим личным секретарем.
— И что же?
— А то, что я хотел бы узнать ваше мнение на сей счет.
На этот раз полицейский был совершенно ошарашен.
— Мое? — протянул он, высоко подняв брови.
Старик простодушно развел руками.
— Я только что объяснил вам, что сам я не в состоянии принять обоснованное решение, не зная существа дела Кониатиса.
Женестру было невдомек, что изворотливый визитер сейчас обведет его вокруг пальца.
— Откровенно говоря, не могу понять, как мое мнение может оказаться полезным для вас.
— Но это же так просто! — воскликнул Старик. Мое подразделение начало расследование по просьбе вашего управления…
— Верно.
Значит, только вы знаете, зачем оно понадобилось.
— Г-м-м… Да, несомненно. Но расследование как таковое — ваша прерогатива.
— Разумеется. Но будьте же так любезны, скажите, стоит ли мне ставить молодую сотрудницу в столь щекотливое положение, коль скоро игра, по-вашему, не стоит свеч?
Полицейский начал прозревать.
— В общем, — проговорил он, поигрывая голосовыми связками, вы просите сообщить вам мотивы нашей заинтересованности?
— Я всего лишь прошу вас принять за меня решение, которое сам я принять не в состоянии, ибо мне недостает информации. Или же раскройте мне глаза.
Женестр в явном замешательстве уткнулся в досье, переложил с месга на место несколько листков, сверился с записями. Не поднимая глаз, он продекламировал:
— Вы знаете принципы нашего управления, месье, я не вправе раскрывать вам, говоря о Кониатисе, вещи… такие вещи, которые могут нанести ущерб его достоинству.
— Словом, — заключил Старик донельзя сухо, — дело не столь уж важное, и я могу считать, что моя роль сыграна?
Ответа не последовало. Старик воспользовался паузой, чтобы забросить удочку понадежнее.
— Будем же логичны. Если вы считаете, что малейшая откровенность может нанести Кониагису вред, то не стану же я брать на себя ответственность и шпионить за ним повсюду, вплоть до постели!
Женестр вяло кивнул и закрыл досье.
— Мне потребуется консультация с руководством, — было его решение. — Подождите немного.
Он встал и вышел, унося папку с собой.
Через пять минут он появился снова. От былой нерешительности на его лице осталось лишь слабое воспоминание.
— Мой шеф предоставил мне карт-бланш, — провозгласил он, устраиваясь за столом. — Дело вот в чем… Все закрутилось из-за инспекторов министерства финансов. Для вас не секрет, что у учреждения на улице Риволи имеются свои осведомители и его щупальца тянутся довольно далеко. Сигнал тревоги поступил из Швейцарии… Министерство финансов получило строго конфиденциальное сообщение, будто Кониатис замешан в кое-каких крупных операциях, связанных с инвестициями. В них участвует один цюрихский банк, но деньги идут на имя Кониатиса. Называют кругленькую сумму: 825 миллионов старых франков!
— Вот это да! Почти миллиард! И это состояние, конечно, не облагается налогами.
— Безусловно.
— Правительство интересуется происхождением этих денежек?
— Нам совершенно точно известно, какое вознаграждение получает Кониатис в СИДЕМС за услуги консультанта, знаем мы и то, сколько он мог заработать в бытность сотрудником министерства экономики. Сами понимаете: если бы он даже умудрился с чрезвычайной выгодой вложить весь свой капитал, о таких суммах все равно не могло бы быть и речи!
— Еще бы! В наше время честному человеку не удается накопить в кубышке целый миллиард: налоговое ведомство этого не допустит.
— По заключению министерства финансов, легальное состояние Кониатиса — это его имущество во Франции: квартира в Нейи, старинная мебель, банковские вклады и так далее. Если деньги, которые он держит в Швейцарии, принадлежат ему, то каков их источник?
— Швейцарские осведомители молчат об этом?
Да. И это беспокоит правительство. Излишне напоминать вам, что расследования бывают необходимы властям не только в случаях уклонения от уплаты налогов. Случаются и причины посерьезнее. Например, опасность скандала.
— То есть?
— Откуда нам знать, действительно ли эти цюрихские 825 миллионов принадлежат Кониатису? Нам неведомо, не манипулирует ли он и другими столь же колоссальными суммами в других банках. Кто он, посредник? Или греет руки на махинациях? Загадка… Но в любом случае скандал нанес бы Франции серьезный ущерб. Кониатис долгое время представлял нашу страну за рубежом, и для многих это имя ассоциируется с Францией.
— Махинациями тут разит за версту, какие могут быть сомнения, — пробурчал Старик. — Что за махинации — вот в чем вопрос… Растрата, валютные спекуляции, коррупция, выполнение поручений другой страны, финансирование шпионской сети… Выбор неисчерпаем.
— Разобраться действительно трудно, ибо Кониатис — делец мирового масштаба. У него повсюду друзья, он представляет интересы СИДЕМС во всех уголках мира.
— А вдруг этот миллиард принадлежит СИДЕМС? — предположил Старик.
— Не исключено. Именно поэтому мы должны действовать осмотрительно.
— Чем надлежит руководствоваться мне?
— Задача номер один — не допустить международного скандала.
Старик сдвинул мохнатые брови.
— Хорошо сказано: «задача номер один»…
— Да, инструкции правительства в этом пункте однозначны. Вплоть до того, чтобы обеспечить охрану Кониатиса.
— Что вы имеете в виду?
— Повторяю, правительство придает большее значение сохранению репутации и честного имени Кониатиса, нежели деньгам, которые он мог утаить от казны с помощью уловок, позволяющих уклоняться от уплаты налогов. Поэтому, если говорить конкретно, министерство хотело бы вмешаться напрямую, чтобы не дать Кониатису совершить неподобающие поступки, способные подставить под удар престиж Франции.
— Тогда почему бы вам не призвать Кониатиса к порядку? Потребовать у него объяснений, предостеречь?
Губы Женестра растянулись в подобие улыбки.
