Андрей Гуляшки - Спящая красавица
— Лейтенант Петров, — сказал Аввакум, — вы пришли сюда примерно через минуту-полторы после нас. Я не думаю, что вы и ваши люди находились на этой улице случайно. Следовательно, вы находились все это время где-то поблизости.
К тому же вы ворвались сюда без всякого зова. Из этого можно сделать вывод, что вы вели за этим домом наблюдение и что, может быть, на вас возложили задачу охранять дом и, в частности, профессора. Я хочу знать две вещи. Во-первых, с каких пор ведется наблюдение?
— Со вчерашнего дня, товарищ майор, — вытянулся лейтенант. Голос его приободрился. Раз уж сам Аввакум Захов брался за это дело, значит, можно рассчитывать на успех. И скоро причины трагической гибели профессора, которого он не сумел уберечь, станут известны.
— Во-вторых, знает ли что-нибудь о вас повар? Известно ли ему о предохранительных мерах? И вообще — существовала ли между вами и этим человеком какая-то связь?
— Никакой, товарищ майор. Я не разговаривал с ним, таких указаний не было.
Затем Аввакум потребовал к себе сержанта, наблюдавшего за входной дверью. Сержант сказал, что после того, как Аввакум вышел из дома с девушкой и племянником профессора, никто другой не касался входных дверей. Он стоял за той сосной напротив, так что дверь была у него в поле зрения.
— А не проходил ли кто-нибудь в это время поблизости? — спросил Аввакум.
Сержант отрицательно покачал головой. С обеда, с тех пор, как он принял дежурство, ни один человек не появлялся около дома. Он весь вымок, промерз и часто зевал от усталости.
Аввакум послал его в кухню.
— Скажите повару, чтобы он дал вам коньяка, — сказал он.
— А когда выпьете, наденьте на него наручники и сообщите, что он арестован по приказу лейтенанта. Затем вызовите племянника профессора, и в его присутствии сделайте обыск в кухне и столовой. Если обнаружите нечто огнестрельное, будьте добры, сообщите мне.
Когда сержант вышел, Аввакум подошел к лейтенанту.
— Прикажите обыскать дом от чердака до подвала. Лично вы потрудитесь снять отпечатки пальцев на дверной ручке и тщательно исследуйте пол и ковер в комнате. Зажгите люстру.
— Слушаюсь, — сказал лейтенант.
Аввакум нахмурился и махнул рукой. Он был придирчив к своим подчиненным, требовал от них максимального, на что они были способны, но его всегда раздражали внешние признаки чинопочитания. Все эти «слушаюсь», «есть» и щелканье каблуками были не в его вкусе. Они напоминали ему службу, а он смотрел на свою работу так же, как, например, живописец смотрит на создаваемую картину: думает о красках, ищет гармонию между холодными и теплыми тонами в колорите. Что общего имело это со служебным «слушаюсь» и искусным прищелкиваньем?
Он подошел к книжному шкафу, сел на табурет и повернулся спиной к покойнику…
Несколько минут он не будет думать ни о чем. Несколько минут в его сознании будет белое поле, а это равнозначно одному часу бодрящего сна. Но на сей раз белое поле не появлялось — он чувствовал присутствие мертвеца за своей спиной, слышал шаги лейтенанта по комнате и тихое постукивание дождя по стеклам.
Так текли минуты.
Он рассуждал.
Вчера Госбезопасность начала наблюдение за этим домом с целью охраны профессора.
В таком случае надо полагать, что профессор особо ценная личность.
Но ведь имеется и немало других людей, в такой же степени ценных для общества, как профессор, но Госбезопасность их не охраняет. Значит, раз она все-таки поставила охрану, надо думать:
а) что в данном случае внезапно возникла непосредственная опасность;
б) что эта опасность, раз она возникла внезапно, тесно связана с деятельностью профессора.
Следовательно, неизвестных в этом логическом уравнении два:
1) характер деятельности профессора;
2) момент возникновения опасности.
Вокруг обоих неизвестных уже нагромоздилось достаточно данных, чтобы определить их конкретную значимость:
а) недавно профессор попросил Аввакума достать ему из книжного шкафа латинский словарь и латинскую грамматику. Аввакум нашел обе книги. Они были почти новые, поэтому исписанный карандашом помятый листок, высовывавшийся из словаря, не мог не привлечь внимания. Аввакум вынул его. На странице 154-й жирной красной чертой был подчеркнут глагол. А на листочке, на самом верху, стояли, тоже написанные красным карандашом, четыре существительных. Под ними находились графы типичной шифровой заместительной таблицы со словесным «ключом» над самой верхней горизонтальной чертой. Даже неопытный глаз любителя сразу же догадался бы, что на листке написана расшифрованная радиограмма, составленная по методу замещения. Латинские слова означали: «профессор», «работа», «заканчивает» и «Витоша». Очевидно, для составления этой шифрограммы был применен предварительно установленный символический код.
Когда Аввакум пробежал глазами этот листок, в ушах у него зазвонили колокола. Кровь зашумела в висках. Если бы он не видел однажды, как из дома профессора выходил полковник Манов, то, наверное, подумал бы в тот миг, что доктор математических наук составлял, а не расшифровывал донесения. Но было бы глупо предполагать, что полковник Манов наносит визиты человеку, который составляет шифрограммы для вражеских радиопередач, и совсем разумно — что полковник пришел к человеку, который расшифровывает.
Итак, Аввакум установил, что доктор математических наук и страстный любитель ребусов был секретным сотрудником шифровального отдела Госбезопасности, так же, как он, археолог — секретным сотрудником контрразведки. С той лишь разницей, что парализованный профессор все-таки что-то делал, а он, здоровый, прозябал в законсервированном виде. Аввакум спрятал это открытие в памяти и сделал все, чтобы не думать о нем;
б) профессор сам раскрыл свои карты этим утром. Точнее за обедом. Он сказал (Аввакум хорошо помнил каждое его слово): «Решаю, дети мои, труднейший ребус, какой мне только приходилось решать в жизни». Ребус! Аввакум теперь понял, о чем говорил профессор. Потом старик похвастался: «Должен сказать вам, что я его уже до половины решил». И поклялся, что до вечера непременно его одолеет и даже уверял, что они могут быть в этом уверены.
Второе неизвестное уравнение — момент возникновения опасности — определилось само собой. Это была аксиома. Раз Госбезопасность начала внезапно охранять шифровальщика, надо полагать, что на него возложена какая-то спешная задача, связанная с опасностью, грозящей непосредственно государству.
Открытие неизвестных в уравнении приводило, разумеется, к абсолютно ясному и определенному выводу.
Итак, вывод. Иностранная разведка пристально следила за жизнью и работой профессора. Бывший кок изображал из себя придурковатого авантюриста: играл вальсы, пел идиотские песни. А на деле был глазом и ухом иностранной разведки. Но вот они узнали, вероятно, вчера, что Госбезопасность возложила на профессора срочную расшифровку перехваченной радиограммы, содержащей чрезвычайно важные указания агентам. Напуганная опасностью провала, иностранная разведка решила прибегнуть в данном случае к опасной, но эффективной и радикальной мере — убийству. Мертвый профессор, выполненная задача, застрахованная от неприятных разоблачений агентура внутри страны — вот три цели, достигнутые одним точным выстрелом в сердце. Мера хитро обдуманная и разумная.
Я именно так понимаю задумчивость Аввакума, моего друга.
— Товарищ майор, — тихо окликнул Аввакума лейтенант. В его сдержанном голосе наряду с боязливой почтительностью слышались веселые нотки.
Аввакум открыл глаза.
Лейтенант стоял, протягивая к нему руку. На ладони блестела небольшая коричневая пуговица.
— В чем дело? — спросил Аввакум. Голос его был спокоен и сух.
— Таких пуговиц со звездочками у нас не делают, — сказал лейтенант. Видя, что Аввакум отнюдь не удивлен его находкой, он пожалел о своей веселости.
— Верно, не делают, — согласился с ним Аввакум и попросил: — Положите пуговицу на стол, потом будьте любезны спуститься вниз, на кухню, и пригласить сюда Гарри.
Когда Гарри вошел, Аввакум указал ему на пуговицу и спросил:
— Если мне не изменяет память, это твоя пуговица, Гарри, не так ли?
Гарри обошел мертвеца, взглянул на пуговицу и пожал плечами:
— Моя, — сказал он. — Где вы ее нашли?
Аввакум взглянул на лейтенанта.
— Под столом, — ответил тот. — Вот на этой половице, на которой стоят ноги профессора.
— Возможно, — пожал плечами Гарри. — Возможно, что она была там. Вчера я вкручивал новую лампочку и, когда спускался с лестницы, пуговица оборвалась.
