Лев Овалов - Секретное оружие
Джергер осмотрелся в холле гостиницы, вошел в лифт, поднялся на два этажа выше, спустился обратно по лестнице и не спеша двинулся по коридору.
Какой-то мужчина обогнал Джергера.
Джергер замедлил шаги…
543!
Дверь в номер приоткрыта. Джергер оглянулся. Вокруг никого. Он нырнул в отверстие, как в воду.
В комнате за столом сидели двое. Один — тот, что встретился с Джергером в поезде. Плотный, рослый, смуглый…
Теперь Джергер видит: не смуглый, а загорелый. Лицо злое и умное, с таким можно работать. Голубоватые водянистые глаза, в которых тонет все, что туда попадает. Слегка расплюснутый нос. Должно быть, в молодости занимался боксом. Это и есть Харбери.
Едва Джергер переступил порог, как Харбери встал и, не здороваясь, повернул в замке ключ. Осторожный парень!
Второй другого сорта. Невысокий, жирный, с брюшком. Бледно-желтый. Отечное лицо. Черные как смоль волосы подстрижены ежиком. На мясистом носу очки в золотой оправе. Светлый рыжий костюм закапан чернилами.
— Привет, Робби! — негромко обратился Харбери к вошедшему, похлопывая его по плечу. — В коридоре не было никого?
— Все в порядке, Билл.
Они поздоровались так, точно давно знали друг друга.
— Знакомьтесь, Робби, это Эзра Барнс, — назвал Харбери брюнета с брюшком. — Корреспондент “Пресс-Эдженси”, король репортажа. Только и делает, что пожинает лавры. Иногда узнает такие вещи, какие другим журналистам даже не снятся.
Варне жирным коротким пальцем ткнул в сторону Харбери.
— Зато уж вы никак их не пожинаете… — Он слегка скривил губы, это должно было означать улыбку, — Впрочем, не сеете и не жнете, но тоже ничего живете.
Голос у Барнса был, как у чревовещателя.
Харбери усмехнулся.
— Куда уж мне до вас!
И обратился к Джергеру:
— Робби, вы можете связываться со мной через Барнса. Это его номер. У меня отдельная квартира, но вам лучше в ней не показываться. Но и с ним связывайтесь лишь в исключительных случаях. Думаю, им тоже интересуются.
Барнс беззвучно засмеялся, как-то неестественно тряся огромным животом и обвислыми щеками.
— Ну а сейчас прошу, Робби, — сказал Харбери и указал на стол, уставленный закусками и бутылками с водкой и коньяком.
Харбери взял рюмку.
— С приездом, Робби… Вам чего?
— Я не пью, — отказался Джергер и поправился: — Не пью на работе.
Харбери захохотал.
— Здорово вас натаскали! Дисциплина, ничего не скажешь. Ну как хотите…
Он выпил рюмку коньяка и закусил лимоном. Барнс со спокойным любопытством рассматривал Джергера.
— А теперь мы поговорим, — сказал Харбери. — Барнса незачем посвящать в наши секреты. Не правда ли, Барнс?
— Ваши секреты меня не интересуют, — лениво ответил тот. — “Пресс-Эдженси” солидная фирма. Я лучше послушаю радио… — И он включил приемник чуть ли не на полную мощность.
— Чем больше шума, тем лучше, — одобрил Харбери. — А мы с Робби пройдем в ванную. Предосторожность не мешает. Там самое удобное место.
Щелкнула задвижка. Харбери отвинтил оба крана, пустил сразу и холодную, и горячую воду. Ванная наполнилась ровным шумом.
— Если здесь и запрятан где-нибудь микрофон, магнитофон запишет лишь вздохи ветра и плеск водопада. — Харбери усмехнулся и присел на край ванны. — Да и от любопытства Барнса не мешает застраховаться. — Он устроился поудобнее. — Итак, заседание совета безопасности можно считать открытым.
Джергер с интересом рассматривал своего собеседника — от него во многом зависел успех операции. Если они сумеют хорошо координировать свои действия, успех делу обеспечен.
— Вот вы и в Москве, Робби, — сказал Харбери. — Как добрались?
— Отлично, — сказал Джергер. — Я не предполагал, что это будет так просто.
— Не привлекли по дороге внимания?
— Исключено, — сказал Джергер. — Никогда не думал, что русские так доверчивы.
— До тех пор, пока вы не сунете нос куда не следует, — добавил Харбери.
— Вам известно, с какой целью я послан? — осведомился Джергер. — Меня интересует Глазунов.
— Глазунов всех интересует, — заметил Харбери не без иронии. — Только от этого мало толку.
— Вы можете посоветовать, с чего начать? — попросил Джергер. — Вы ведь старый москвич…
— Будем говорить по порядку, — сказал Харбери. — У вас есть при себе что-либо компрометирующее?
— Я все уничтожил. Даже оружие. Боялся, что обыщут и найдут пистолет.
— Правильно, — одобрил Харбери. — Пистолет сразу вызвал бы подозрения. В России лучше действовать без оружия.
— Я уничтожил все, что могло вызвать подозрения, — повторил Джергер. — Мне сказали, что вы снабдите меня всем.
— Мой арсенал в вашем распоряжении, — подтвердил Харбери. — Но чем меньше вы им будете пользоваться, тем лучше. Вы с хорошим паспортом приехали в Москву?
— Паспорт подлинный. Александр Тихонович Прилуцкий из Краснодара.
— По нему прописаны в гостинице?
— Да.
— Время от времени гостиницы надо менять, и одновременно меняйте паспорта. Деньги нужны?
— Пока есть.
— Большие суммы не надо иметь при себе, деньги лучше держать на аккредитиве. Теперь о Глазунове. Интерес представляют только три человека. Он сам и два его ближайших сотрудника.
— Федорченко и Ковригина?
— Да. В институт к Глазунову не попасть, это исключено, да и неизвестно, что и откуда там брать. Я это проверил еще раз за последние дни. Остается одно — люди.
— Глазунов?
— Слишком на виду. Его, вероятно, здорово охраняют. И ко всему это типичный русский интеллигент.
— А какое это имеет значение?
— Русские интеллигенты всегда были слишком принципиальны, а этот — интеллигент советской формации. Они помешаны на своем патриотизме. Образец поведения для них — Герцен!
— А с Герценом, вы думаете, мы не смогли бы договориться?
— Никогда. Он находился в конфликте со своим правительством, но родине изменить не мог. В Париже на Международном конгрессе математиков к Глазунову пришел один делегат. Один из наших делегатов. Обратился с очень деликатным предложением. Пригласил Глазунова на прогулку в Булонский лес и там обратился. Знаете, что сделал Глазунов? Посмотрел на часы и сказал почтенному пожилому джентльмену, что дает ему тридцать секунд для того, чтобы тот мог исчезнуть… И, знаете, тот побежал!
— Федорченко?
— Фанатик. Это даже не Герцен, а протопоп Аввакум. Помните, был у русских такой священник? Сгорел, но не изменил убеждениям!
— Но этот еще не горел?
— Горел! Всю войну пробыл на фронте. В передовых частях. На Одере наши офицеры пытались с ним подружиться…
— Сторонится?
— Я бы не сказал. Пить пил, но лишнего слова не проронил. И потом, его не взять.
— Почему?
— Физически не взять. Окажет бешеное сопротивление.
— Значит, Ковригина?
— Да, из всех троих это наиболее уязвимый объект. Она держится в тени, к ней привлечено меньше внимания. С ней легче справиться физически, легче транспортировать. Она, несомненно, слабее…
— В силу своей женской природы?
— Да. Но это тоже нелегкий орешек. Я собрал о ней кое-какие сведения. Образ жизни самый скромный. Никаких увлечений. Впрочем, это не совсем точно. Есть увлечения. Работа и дочь. Единственная дочь. Поэтому направьте внимание на дочь. Как только раздастся ее вопль, мать бросится на помощь и попадет в капкан.
— Деньги? Любовь?
— К сожалению, дочь похожа на мать. Студентка. Состоит в молодежной коммунистической организации. Не из тех веселых девиц, с которыми легко сторговаться.
Джергер задумался.
— Одну минуту, Билл!
Журчала и всхлипывала вода, из-за двери доносились невнятные голоса радио. Харбери приоткрыл дверь. Варне дремал на диване, хотя, может быть, и не дремал.
Казалось, все неверно и неустойчиво в этом мире. Как вода, которая вытекала из кранов и тут же утекала прочь.
Внезапно Джергер шлепнул себя ладонью по колену.
— Кажется, я нашел ход! — воскликнул он. — Билл! Вы можете обеспечить меня хорошим удостоверением?
— Да каким угодно, Робби. Выкладывайте вашу идею!
— Эта девочка будет работать на меня, — уверенно заявил Джергер. — Я доставлю Ковригину вам, а вы переправите ее за границу.
На этот раз пришлось задуматься Харбери.
— Это сложно, но я думал уже и о таком варианте, — сказал он без особого воодушевления. — Но где мы ее спрячем?
— У вас, — твердо заявил Джергер. — Только у вас. Я думаю, это единственное надежное место.
— А если ее обнаружат? — возразил Харбери.
— Всякое сражение содержит в себе элементы риска, — возразил Джергер. — Ни одна страховая компания не станет страховать офицеров, отправляющихся на войну, и, однако, едут они туда не за смертью.
— Нет! Это немыслимый риск!
