Дональд Гамильтон - Невидимки
- Карина Сегерби. Насколько хорошо ты знакома с ней?
- Сперва повстречались в гостях, когда Алан ездил в Вашингтон улаживать свои дела. Выяснилось, что они с Кариной дальние родственники. Покойный Фредерик оказался милым человеком, и мы начали видеться довольно часто.
- Кем был Фредерик по роду занятий? Астрид удивилась:
- Думала, ты знаешь... Он владел заводом Vapenf-abriks Aktiebolag.
-Быть не может! SVAB?Я всегда считал, что это значит Svenska Vapenfabriks Aktiebolag!
-Нет, "S" означает не "шведская", а "Сегерби". "Оружейные Заводы Сегерби", если хочешь буквальный перевод названия. Когда Фредерика застрелили, все подумали, что виноваты пацифисты, решившие устранить окаянного торговца смертью...
- Весьма остроумно. Только ты считаешь, это сделала Карина?
- Да. Она по уши увязла в борьбе за мир и всеобщее разоружение. Спорила с Фредериком до хрипоты, доказывала, что занятие у него постыдное, мерзкое, преступное... Любила, конечно, когда замуж выходила, но потом то ли разочаровалась в супруге, то ли свихнулась - не знаю.
- Почему Карину заподозрили?
- Пистолет обнаружили на полу гаража, подле тела. Экспертиза установила, что его носили в дамской сумочке, вместе с пудрой и помадой.
- И только?
- Да. За недостатком улик ее освободили, а сейчас, когда Фредерик пристойно похоронен, вдовушка возвращается в Швецию, чтобы продолжать усердную и праведную борьбу за мир.
Я хмыкнул. Приблизился к столику, взял с него стакан, заботливо наполненный Астрид, отпил большой глоток.
- Ты ее просто ненавидишь.
- Но и собственная семья не жалует, верно?
- Да, пожалуй... Скажи, название Лизаниэми тебе дал Мак?
- Нет, - качнула головой Астрид. - Нет, Мэтт.
- А кто же?.. Ч-черт, наверное, это Олаф стучится!
Осушив стакан до дна, я вернул его на столешницу и двинулся открывать, но странным и непостижимым образом запнулся о некстати подвернувшийся шкаф. Опрокинул бросившийся прямо под ноги стул. Пошатнулся.
Комната качалась, мебель отплясывала замысловатый танец, ковер явно желал уподобиться морской поверхности при штормовом ветре.
Краем глаза я подметил: Астрид следит за моими эволюциями пристально, печально, чуть сострадательно. Очень жаль...
Она вскочила, попыталась кинуться вон из гостиной. На что рассчитывала, спрашивается? Знала, чем я зарабатываю на жизнь, понимала, с кем связалась...
Для подобных случаев существует незыблемое, непреложное, строжайшее правило. Если вам подмешали в еду или питье снотворное или наркотическое снадобье, то, поняв это, вы последним сознательным движением спускаете курок и укладываете мерзавца - или мерзавку - наповал. Жаль, красива негодница, и весьма, но, значит, на свете сделается одной красоткой меньше.
Я извлек и вскинул трофейный двадцатидвухкалиберный револьвер с глушителем. Колени уже подгибались, дышать становилось тяжело, в глазах мутилось. Глушитель оказался отличным: раздалось резкое короткое шипение - и только.
Троекратное шипение. Тремя выстрелами я должен был покончить с Астрид наверняка. Но револьвер отчаянно стремился вырваться вон из руки. А возможно, рука ослабела донельзя. Понятия не имею.
Попал я или нет, увидеть уже не удалось.
Глава 14
Очнулся я в исключительно тесном, совершенно темном помещении, которое тряслось, моталось и подпрыгивало. Пахло выхлопными газами, резиной, машинным маслом. Детектива звать не требовалось: я обретался в автомобильном багажнике, а машина мчалась во весь опор. Помимо меня, багажник содержал запасное колесо и непонятную маленькую канистру.
Запястья и лодыжки мои были крепко связаны. А поскольку шведы почти не пользуются четырехколесными крейсерами, столь популярными в Америке, багажник был весьма невелик. Будучи ростом шесть футов четыре дюйма, я начинал испытывать ощутимые неудобства.
Голову раскалывало пульсирующей болью, а желудку явно хотелось избавиться от непонятного химиката, который я столь неосмотрительно ввел в него. Подавив приступ клаустрофобии, я постарался извернуться чуток удобней и принялся размышлять.
Как говорится, лучше дышать с трудом, нежели не дышать вообще. Что бы там ни подмешала Астрид в мой стакан, это не было цианистым калием. Слава Тебе, Господи.
Однако, помимо Беннетта в игру вступил кто-то еще. И этот кто-то чего-то от меня хотел. Операция оборачивалась нежданной стороной... Прекрасно, хоть начнем понемногу разбираться, как обстоят дела на самом деле.
Спустя полчаса автомобиль резко затормозил, едва не заставив меня выблевать. Хлопнули дверцы, раздались шаги. Двое людей; возможно, трое. Сказать наверняка было затруднительно.
Скрежетнул ключ, крышка багажника поднялась, морозный воздух окатил меня живительным потоком. Переворачиваться и приветствовать похитителей радостными кликами я не собирался, а посему продолжал невозмутимо лежать, уткнувшись носом в жесткую резиновую покрышку. Валяться в багажнике было, разумеется, неудобно, да только вряд ли положение улучшится, когда меня извлекут и распрямят, уж в этом сомневаться ) не стоило.
- Kanske han kvavats.
Молодой мужской голос, напрочь незнакомый мне. Обладатель голоса предположил, что я отправился в лучший мир. Парень отнюдь не ликовал по этому поводу, но и сожаления особого в его тоне не слышалось.
- Nej, han ar for elak att do.
А этот голосок я где-то уже слыхал. Человек ответил, что я чересчур злобное существо, чтобы взять и скончаться за здорово живешь...
Кузен Олаф.
Следовало ждать... С бароном Олафом Стьернхьельмом, конечно, предстояло побеседовать, но я, по чести говоря, не рассчитывал встретиться с милым родственничком в подобной обстановке. Любезный кузен велел какой-то Грете глядеть в оба и дать знак, если появится непрошеная машина. Легкие шаги удалились по асфальту.
- Довольно притворяться, Хелм, - произнес Олаф по-английски. - Сейчас Карл освободит тебя от веревок, перережет их ножом. Попробуешь сопротивляться - погибнешь. У меня в руке твой собственный револьвер с глушителем, барабан пополнен, стреляю я отлично. Шансов нет. Поэтому веди себя разумно.
По сути, револьвер не был моим; я отобрал его у Джима - о, бедный Джимми! Веревки дернулись, раскрутились: лезвие у Карла было отточено добросовестно.
Храня полную неподвижность, я осведомился:
- Подняться можно?
- Что? Ах, да... Поднимайся. Только неторопливо. Карл, отступи! Да не суйся между ним и мною, олух! Две последних фразы прозвучали по-шведски. Выбравшись из багажника, я с трудом расправил затекшие конечности, огляделся. Вокруг стояла глухая ночь, мы обретались посреди освещенного двора, своеобразного четырехугольного колодца, стенами которому служили высокие кирпичные дома в несколько этажей высотою. В Америке подобные сооружения справедливо именуют "квартирными блоками", не удостаивая благородным названием "дом"...
Сощурившись, я полюбопытствовал:
- Неужели приятно распоряжаться бандой сопляков? Неужели интересно?
- Распоряжаются они сами, - ответил Олаф. - А я работаю исключительно советником.
- Конечно. Центральная Америка кишмя кишит субъектами вроде тебя. Они числятся простыми советниками, но ходят на подгибающихся ногах. Знаешь, отчего?
- Нет.
- Оружие, на спину взваленное и по карманам растыканное, к земле пригнетает.
Олаф невозмутимо покачал головой.
- Недооцениваешь этих ребятишек. Им недостает опыта и сноровки, но рвения не занимать, поверь. Они ведь не просто готовы умереть за дело, которое считают правым, они стремятся убивать ради этой цели! Приятно видеть подобное отношение к вопросу в нынешние вегетарианские времена, когда юношество сотрясается от омерзения ко всему, снабженному курком и гашеткой.
Сумасшедший. Впрочем, я ненамного отстал от Олафа...
- И какова же их цель? - спросил я.
- Мир и всеобщее разоружение, что же еще? Пойдем. Все, что можно было выжать из мимолетного приступа болтливости, накатившего на Олафа, я выжал, и злоупотреблять выгодой не стоило. Не жадничай, дружище. Название милейшей молодежной организации, где числится боевиком или неведомо кем еще, Карина Сегерби, выудим после. Коль скоро сумеем... Я осклабился:
- Но ежели ребятки добьются своего, ты безработным останешься!
- Равно как и ты, - хладнокровно парировал Олаф. - Сюда, мистер Хелм. И безо всяких глупостей...
Идти, как обнаружилось, я мог, однако хорошо, что двор был надежно закрыт со всех четырех сторон. Малейшим порывом ветра меня попросту бы свалило и покатило по земле. Сзади заурчал мотор: Карл отгонял прочь машину - мерседес, виденный мною в Торсэтере.
Лестница имела широкий пролет, вмещавший затянутую мелкой сеткой шахту подъемника - в Европе его кличут лифтом. Виднелись покрытые мазутом стальные тросы, массивный противовес. Устройство казалось древним и чрезвычайно ненадежным.
