Елизавета Берестова - Корона клинков
Прокуратор продолжал хранить неподобающее молчание, Петрокл покачивался с пятки на носок и даже не подозревал, что сидящий за столом улыбчивый кареглазый мужчина может одним движением бровей отправить их всех к палачам. Немедленно надо что-то делать, нельзя сердить обладателя самых широких полномочий.
— По вашей депеше приняты меры, — заговорил комендант, выразительно глянув на прокуратора. Но тот даже не заметил намёка, потому что тупо рассматривал носки своих ботинок с серебряными пряжками.
— Петрокл, — переключился комендант на начальника городской стражи, — у вас лучше получится доложить господину легату.
Петрокл, почувствовав себя в своей стихии, громко щелкнул окованными железом каблуками, отдал честь и начал:
— По личному приказу прокуратора провинции Сциллия господина Герния Транквила в населённый пункт Камышовый плёс был направлен летучий отряд в составе шести бойцов.
Осокорь про себя хмыкнул: Петрокл громко именовал бойцами ночных сторожей.
— Они получили задание разыскать травника, проживающего в вышеозначенной местности, и доставить сюда его внука отроческих годов. Отрока содержать под стражей, но без телесного насилия до вашего личного приезда.
— И что? — подался вперёд легат.
— Что? — не понял Петрокл.
— Нашли мальчика?
— Не могу знать! Бойцы ещё не прибыли с позиций операции «Захват».
— Другими словами, экселенц, — пришёл к нему на выручку Медузий, — до деревеньки миль тридцать с хвостиком будет. К полуночи должны вернуться.
Осокорь потёр лоб. Сейчас он больше ничего сделать не сможет. Остается ждать, пока приедут «бойцы» Петрокла. Если — мальчик будет с ними… Но легат оборвал свои мысли. Он чертовски не любил рассчитывать на благополучный и лёгкий исход дела. Как правило, именно такие расчёты и приводят к провалу. Утром, утром сам съезжу.
— Теперь мне хотелось бы отдохнуть с дороги, — сказал Осокорь, — да и поесть чего-нибудь не помешает.
— Я взял на себя смелость подготовить свой кабинет, — предложил комендант, — у меня тут, конечно, не отель, но кровать и умывальник имеются. Насчёт ужина тоже сообразим.
Осокорь кивнул. Ему страшно не хотелось тащиться куда-то, чтобы устраиваться на ночь.
— Вот, прошу, окажите честь, — Медузий гостеприимно распахнул дверь, прятавшуюся за бархатной портьерой, — я иногда работаю ночами. Порт, сами знаете, он круглосуточного догляда требует. Час-другой сна, и я вновь в строю, готов служить на благо империи и государя принца-регента, да продлятся дни его вечно. А вы проходите, хозяйничайте тут без малейшего стеснения.
Толстый комендант явно поскромничал. Глазам Осокоря открылась уютная комната с варварски-широким ложем, крытым безворсовым сциллийским ковром. На элегантном столике в нише поблёскивали серебром и хрусталём кувшины и графины, содержащие спиртное на любой вкус. Сервировку завершало трёхъярусное блюдо с фруктами и тарелочки со всевозможными бутербродами и сладостями.
Ой, лукавил комендант Осэнского порта на счёт урывочных снов посреди целого моря работы, как есть лукавил. Не нужно служить в разведке, чтобы с одного взгляда угадать истинное предназначение секретной комнатки. Эдакое тайное любовное гнёздышко.
— Пока угоститесь, чем боги послали, — предложил Мироний, — а я побеспокоюсь об ужине. — Он попятился, вышел и демонстративной вежливостью закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Осокорь пристроил свою куртку на вешалке и с удовольствием налил себе полный кубок вина. Вино оказалось дорогим и весьма хорошим. Да, неплохо живётся чиновникам в провинции, очень даже неплохо. Он сжевал что-то печёное с начинкой из орехов, облизал пальцы после медовой глазури и улёгся на кровать.
Ужин, доставленный все тем же красавцем-адъютантом, оказался не по-казарменному вкусным и сытным. Когда поднос и тарелки были убраны, с деликатным стуком опять возник Медузий, посетовал, что посланцы отсутствуют так долго. Он объяснил это ни чем иным, как плачевным состоянием дорог, на ремонт которых провинция уже многие годы не получала ни аса. Затем он поинтересовался, не имеется ли у гостя каких-нибудь особых пожеланий.
— Нет, благодарю вас, я собираюсь просто поспать, — отмахнулся Осокорь, — главное, разбудите меня сразу же, как только объявятся ваши люди.
Комендант закивал, попятился и покинул кабинет. Столичный порученец с самыми широкими полномочиями скинул поношенные дорожные сапоги и завалился спать.
***
Когда короткие сциллийские сумерки уступили место ночи, Этан Брэк сказал: — Пора выбираться отсюда. А для того, чтобы нас не стали искать не в меру любопытный владелец гостиницы, тебе, Торки, придётся разыграть небольшое представление.
Хозяин гостиницы вяло препирался с девками, которые привычно канючили плеснуть по стаканчику в счёт старой дружбы, когда на лестнице показался слуга недавнего постояльца. Такие редко останавливались в «Рыбаке». По манерам и одежде сразу видать — из благородных. Он вполне мог найти себе местечко и побогаче.
— Ну налей, — уныло тянула чернявая востроносая девица, — не будь жмотом, Асан. Я ж с первого клиента расплачусь, не видишь, болею. А могу отработать. — Она игриво дёрнула плечом, с которого сползло яркое, дешёвое платье.
— Иди, иди, — не поддался на уговоры хозяин, — ты мои принципы знаешь: я в долг не даю.
Подошедший парень остановился у стойки, и обвёл взглядом заведение, где уже начали собираться завсегдатаи. Он смешно наморщил конопатый нос, явно дожидаясь внимания.
— Ступай, — Асан многозначительно зыркнул на девицу из-под смоляных бровей, — не видишь, человек ждёт.
— Может этот человек меня и угостит? — девушка попыталась просунуть руку под локоть Торки. — А, красавчик, как насчёт стаканчика для дамы?
Конечно, в другое время фавн не упустил бы возможность поразвлечься, но сейчас над ним довлели строгие инструкции Брэка. Поэтому он не без сожаления отвел от себя грязноватую ручку и сказал задушевно:
— В другой раз, сестрёнка.
— Козёл, — заклеймила его девица. Она надулась и с гордым видом направилась прочь.
— Хозяин, — Торки с развязной фамильярность облокотился на стойку, — позволь полюбопытствовать твоё имя.
— Асан.
— Послушай, Асан, — фавн приглушил голос, шепча с интимной просительностью, — господин мой занемог, крепко его припекло. Лекарства дозарезу надо. Поможешь, а?
Асан продолжал невозмутимо тереть стакан, словно вознамерился протереть в нём дырку.
— Помоги!
— Коли хозяин твой хворает, ступай за лекарем, меня людей врачевать создатель как-то не сподобил.
— Понимаешь, Асанчик, тут какое дело: болезнь моего хозяина безо всяких там лекарей вылечить можно. Сечёшь?
Асан сразу понял, куда клонит рыжий парень, но природная осторожность, граничащая порой с трусоватостью, и разговоры о подсылаемых имперской стражей прознатчиках, заставили его ответить с несвойственной грубостью:
— Нечего тут и понимать! Не по адресу ты обратился, приятель. «Счастливый рыбак» — тебе не притон какой-нибудь. Гадости, которая твоему хозяину надобна, я отродясь в руках не держал.
Конечно, Асан лукавил, если попросту не сказать — врал. В потайном месте у него был припрятан отменный запасец «гадости» на любой вкус. Только продавал он её людям знакомым и, что называется, проверенным. А тут поди, разберись, кто этот богатенький, хорошо одетый патриций: может — засланный на его, Асана, голову, а может и в правду человека припекло так, что мочи нет. Не зря люди сказывают, что и среди важных персон немало тех, кто на зелье крепко подсел. Асан молча наблюдал за слугой. Тот поерошил волосы, залихватски выпил стакан вина и улыбнулся обезоруживающей белозубой улыбкой.
— А моего-то крепко скрутило, — как бы сам себе сказал Торки. — Пять дён пути — и ни трубки. Евойный папаня их благородие в Осэну на службу определили, потому как они сильно куролесить начали в своём родовом гнезде. Теперь вот нам по военной части лямку тянуть. А ему вона как муторно: мечется по номеру и криком кричит: «Где хошь, Дурында, сыщи мне снадобье, любых денег не пожалею!»
Асан прыснул, услышав смешное имя.
— Дурында, — с достоинством представился Торки, — уж, почитай, год при этом шалопуте в услужении состою.
Асан прищурился: чутье на подвох, выработанное годами, молчало. Парень вроде ничего себе, простецкий, на шпика уж никак не похож.
— А ты тоже вместе с господином снадобьем балуешься?
Торки смущённо потупился, переминаясь с ноги на ногу.
— Матушка мне строго настрого наказывала ни под каким видом не пробовать эту дрянь.
— Ну и?
— Человек слаб, — тяжкий вздох должен был соответствовать тяжести осознаваемого греха. — Да с таким супостатом, как мой господин, святой с пути добродетели свернёт. Вы не смотрите, что он с виду тихий и спокойный. Чуть что не по его — враз бешеным делается. Знаете, — Дурында перешёл на доверительный шёпот, — он однажды в буйстве чуть человека не порешил. Хорошо папашины деньги судебное дело замять помогли.
