Берта Ресио Тенорио - И опять снова…
Еще она сообщила, что почти каждый вечер Александр отправляется на прогулку к пляжам, но возвращается рано.
Под согласованным ранее предлогом мне удалось подняться в студию Беттины и беспрепятственно положить обратно кассету; магнитофон и остальные ленты на месте. На первый взгляд не хватает керамики, пластинок и большей части книг.
Лиана– Ты слышал, что он говорил о Наполеоне?
– Что?
Вопрос застал его врасплох. Вот уже несколько минут он не следил за тем, что происходит вокруг. Машинально попивая свой «мятный» и жадно куря одну сигарету за другой, он уже в который раз старается привести в какую-то систему разрозненные сведения. Наконец он обернулся к сидящей рядом девушке.
– Ты, кажется, забыл, что я здесь. Нет, такие встречи не по мне. Ты совсем не обращаешь на меня внимания. Если тебе скучно со мной – ходи один.
В ее словах звучит обида. Когда он позвонил, она собралась гладить, но, услыхав его голос, девушка бросила все дела, быстро оделась, и не прошло и восьми минут, как она уже разыскала его «в уголке» – так он называл свой любимый бар. Похоже, она становится кем-то вроде часового на посту – всегда в боевой готовности. Пришлось научиться подкрашиваться и одеваться за несколько секунд, чтобы, едва она понадобится, тотчас же бежать к нему. Она понимает, какая у него работа, хотя легче ей от этого не становится. Он сидит рядом, ничего не слышит и не видит, забыл даже, что она с ним, думает, потом попросит прощения и все уладит.
– Извини. Из головы не идет это дело, не сердись, родная, хоть ты не доставляй мне лишних огорчений.
– Но мне-то что делать? – промолвила она с досадой. – Какую роль ты отводишь мне в своей жизни?
Он взял ее за подбородок и, чтобы успокоить девушку, постарался придать своему голосу ласковую, нежную интонацию:
– Мне очень хорошо с тобою. Я счастлив, что ты меня понимаешь, хотя и говоришь, что не всегда. Женщине трудно с мужчиной, у которого такая работа, как у меня, но за это я люблю тебя еще сильнее. Ты больше не сердишься?
Она отпила глоток из своего бокала с «президентским» и едва слышным голосом спросила:
– Чем я могу помочь тебе?
Мужчина улыбнулся и ответил шутливо:
– Ну что ж, давай предположим, что у тебя есть подруга гораздо красивее тебя и ты ей смертельно завидуешь; каким бы способом ты от нее избавилась?
Девушка серьезно взглянула на мужчину. Ей никогда не приходила в голову мысль от кого-то избавляться, и она никогда никому не завидовала.
– Я бы ее четвертовала! – вырвалось у нее неожиданно.
– Почему?
– Чтобы… – девушка подумала, – даже мертвая она никому не нравилась.
– И чем бы ты ее четвертовала?
– Ножом.
– А ты знаешь, как трудно резать ножом даже цыпленка? – Мужчина с улыбкой посмотрел на нее. – И что бы ты стала делать с кусками?
– Я бы завернула их в газету и, когда соседи не видят, выбросила бы в мусорный ящик, вернее, в разные ящики.
– Все в один день?
– Пожалуй, нет, слишком заметно. Обычно каждый день мы выкидываем один пакет. Пришлось бы оставить их у себя и выносить постепенно.
– У себя дома? – Мужчина едва не подскочил на стуле. – А тебе не приходит в голову, что от них пойдет вонь?
– Да-а-а-а… Ну, я бы убрала их в холодильник.
– А если на следующий день тебе захочется поджарить бифштекс – и вместо мяса ты возьмешь кусочек своей врагини?
Рассердившись, девушка толкнула его в бок.
– Несносный, ты просто издеваешься надо мной. Теперь мне станет страшно открывать холодильник. Этого я тебе никогда не прощу!
– Вот за это я тебя и люблю. У тебя нет ни малейшей склонности к преступлению. Никогда, никогда в жизни ты никого не убьешь… даже меня… Ну ладно, допивай свой «президентский», мне пора.
– Уже?
– Да.
Он тоже быстро допил коктейль и позвал официанта. Держась за руки, они сошли по лестнице ресторана «Волга». Внизу мужчина торопливо поцеловал девушку.
– Сегодня я не смогу отвезти тебя домой. Доберись сама. Ладно? Завтра утром позвоню, чтоб тебя разбудить.
Они подошли к стоянке, и пока мужчина заводил мотор, девушка была рядом. Вот он еще раз поцеловал ее, и джип тронулся с места. Девушка смотрела, как, проехав по улице «О», он свернул на 25-ю.
По 25-й улице мужчина доехал до светофора на «Л», здесь он снова повернул и перестроился в средний ряд. Затем спустился вниз по 23-й, миновал кафе-мороженое «Коппелия», рассеянно взглянул на ручные часы. Девять вечера. В это самое время двадцать семь дней назад в последний раз видели Беттину живой.
Погруженный в свои мысли, он вел машину по 23-й. «А что, если я повторю ее путь? – вдруг подумал он. – Как прошли ее последние часы? Несомненно, она доверяла сидящему рядом с нею человеку…»
Темные кварталы мелькали за окном, один светофор сменялся другим, пока наконец дома не стали попадаться все реже. Вот джип выехал на шоссе. Мужчина не переставая курил.
Пляж «Саладо». Мужчине показалось, что он узнает место преступления. Повернув направо, он проехал несколько метров среди зарослей кустарника, пока не понял своей ошибки. Дороги здесь не было. Машина с трудом подалась назад. Он снова вырулил на шоссе. Наверное, это впереди, где виднеется просвет. Да, здесь что-то вроде проселка.
У зарослей джип остановился. Было совершенно темно, лишь едва заметный свет сочился сквозь ветви. «Что чувствовала тогда Беттина? Почему согласилась выйти из машины? Почему не оказала сопротивления? Кричала ли она?» Сотни вопросов теснились у него в голове, пока он спускался к выступавшим из воды скалам.
Море спокойно рокотало. Казалось, остановилось само время. Сладковато пахло водорослями. На губах мужчина ощущал вкус селитры. Гладкая поверхность воды напоминала огромное зеркало. Мужчина сел среди изъеденных вечными ударами волн острых камней, снова зажег сигарету. Сейчас он ни о чем не думал – и не расслышал шороха приближавшихся к нему шагов. Удар обрушился на него неожиданно. Он упал на бок. Сигарета покатилась по камням, упала в небольшой бочажок… и погасла.
6
7.47 вечера
Женщина сжала под столом руку молодого человека, стараясь, чтобы другие этого не заметили. Ей нравилось чувствовать шершавость кожи на его ладонях, хотя они должны бы быть гладкими, без мозолей, ведь никаким физическим трудом он не занимался. Только говорил, что это от гимнастических упражнений на брусьях.
Перебирая левой рукой его пальцы, правой она взяла свой бокал и посмотрела на соседа. Говоря по правде, она и сама не знает, почему он ей нравится. В нем нет ничего оригинального. Вскоре они расстанутся, но это ее не особенно беспокоит. Появится другой.
В середине августа жара стояла удушающая. Около половины шестого Уго, весь мокрый от пота, вернулся домой. Не очень-то приятно, когда нейлоновая сорочка липнет к телу. Войдя в свою маленькую квартирку, Уго заметил рядом с креслом грязную пепельницу. Не выпуская из рук ключа от входной двери, пошел на кухню, вымыл и вытер пепельницу и снова поставил на место.
Потом в ванной снял рубашку и майку и положил их в раковину, а с брюками вернулся в комнату, повесил их и присел на краешек кровати стянуть носки и ботинки. Босиком, в одних трусах снова пошел в ванную. Выстирал рубашку и майку и, прополаскивая их, забрызгался, во вытираться не стал – было приятно чувствовать холодные капли на потном теле. Пол тоже мокрый, когда он стирает, всегда на полу лужи. Уго развесил белье на металлической трубочке для пластиковой занавески.
Снова пошел на кухню. По своему обыкновению никак не мог решить: приготовить что-нибудь выпить или сварить кофе. Где-то он прочел, будто эскимосы, чтобы лучше переносить холод, пьют не горячий, а холодный чай, а кочевые арабские племена в сердце раскаленной пустыни спасаются от зноя кипящим кофе. «Ужасная жара, так кофе или глоток спиртного?» Уже в который раз он решает последовать совету, который вычитал в книге.
Уго достает подаренную Беттиной маленькую итальянскую кофеварку, в которой можно варить всего две чашечки. «Для тебя и для меня», – сказала Беттина, преподнося свой дар. Ставит кофеварку на электрическую плитку, втыкает вилку в розетку, и тотчас страшный толчок отбрасывает его к противоположной стене. Кофеварка, отлетев, стукается о мойку, а тело Уго, сведенное страшной судорогой, падает на пол.
Пытаясь повернуть голову, я ощущаю острую боль. А когда подношу руку к тому месту, где болит, с удивлением нащупываю опухоль, залепленную шероховатым лейкопластырем. Пытаюсь открыть глаза, но веки словно свинцом налились. Вообще между моими желаниями и действиями почему-то существует разрыв. Реакция замедленна, словно в полусне, я толком не понимаю, что происходит. Тело меня не слушается. Чувствую, что обязательно нужно открыть глаза, а ничего не могу поделать. Сигнал поступает в мозг, но там и остается.
