Елизавета Берестова - Корона клинков
— Тем летом зной да солнце всю траву под корень спалили. Овцы худющие ходили, смотреть жалко. Сена почти не накосили, пшеница не уродилась…
Торки с чувством продолжал перечислять воображаемые напасти.
— Вот тятенька и говорит мне: «Ступай, Дурында, в город, в люди. Там на кусок хлеба всегда заработаешь, а будут милостивы бессмертные боги, ещё и нам, горемычным, поможешь». Тогда я и пошёл в Рию. Хорошо повстречал там господина Меллорна, а то в столице всяческого жулья предостаточно. Да что жулье! Меня батяня строго предупредил: «Не зевай, сынок, гляди в оба. В городе враз в преступную шайку втянут».
— И что дальше?
— Служу господину Меллорну, живу в большом доме на холме. Родичам, само собой, копеечку посылаю. Судьба моя, не побоюсь этого слова, замечательно устроилась. Хозяина такого любому пожелаю.
— А хозяйка? — Осокорь бросил взгляд на Брэка, — тоже добрая?
— Какая хозяйка? — не понял фавн, — ах, вы об этом! Нет, господин Меллорн не женат ещё. Нам и так не плохо, друзей полно, гости постоянно приходят. Вот взять хотя бы сенатора…
— Дурында, подал голос эльф, чтобы предотвратить совершенно лишнее упоминание конкретных имён, — принеси-ка мне попить. В горле совсем пересохло, духота.
Торки положил на стол карты и отправился за водой.
— Приятный парень, — похвалил его Осокорь, — услужливый и покладистый.
— Не плохой, — согласился Брэк с аристократической небрежностью, — не вздумайте нахваливать его в глаза, загордиться. А слуга с самомнением мне не к чему.
— Уволите, я возьму, — хохотнул коневод.
Когда фавн подавал Брэку воду, тот прошептал:
— Прикуси язык, не к чему болтать о нашей жизни в Рие, особенно о том, кто у нас бывает.
Торки кивнул.
На этом располагающая к откровенности беседа бесповоротно оборвалась, и игра прерывалась только прибаутками.
— Как вам понравится этот поднос с пятью кубками? — вопрошал Осокорь, хлопая на стол очередную карту.
— А наш рыцарь козырных нынче кинжалов выпьет их и не подавиться, — в тон ему отозвался Торки, выуживая из кипы глянцевых картинок нужную.
И так продолжалось без конца. Через некоторое время Этан Брэк почувствовал, что скоро взвоет от всех этих рыцарей, дам, корон, кубков и сердец. Необходимо было сменить обстановку и проветриться. Он бросил взгляд на играющих. Те повысили ставки, и всё их внимание сосредоточилось на игре. Брэк вышел на палубу.
Торки наслаждался своим притворством и ликовал в душе, видя, как Осокорь обманывается каждым его словом и жестом. Не то, чтобы фавн нуждался в деньгах или страдал пороком скупости. Ему просто нравилось жульничать из чистого спортивного интереса, оттачивая до совершенства ловкость пальцев и высокое искусство блефа.
— Наверняка твой хозяин частенько берет тебя с собой? — как бы невзначай поинтересовался Осокорь, раздавая карты.
— Не то, чтобы очень уж часто, но случается.
Фавн оценил козыри в своей руке и притворно вздохнул.
— Но вот морем плыву впервые. Здорово. Ни тебе пыли, ни жары. Красота. Особливо лестно, что хозяин меня вместе с собой поселил.
— Повезло, что и говорить, — поддакнул коневод, — а то сидел бы в Рие, маясь от безделья и зноя. Я что-то запамятовал, дело у вас серьёзное?
— Какое там серьёзное! Мой господин отродясь серьёзными делами не занимается, говорит у него от серьёзности мигрень делается. Живёт по собственной прихоти. — Торки прикидывал, как ему сподручнее подменить козырной дамой захудалую троечку сердец.
— Антоний-травник, давний приятель господина, прихворнул. Просил за внучком приглядеть, пока он не поправиться или того, не помрёт. Сперва хозяин хотел меня дома оставить, но опосля передумал: надо же кому-то за сорванцом приглядеть в дороге.
— Да, — протянул Осокорь, — мальчишка, поди, маленький. С ним холостому и бездетному трудновато будет. — В его голосе звучало полное понимание проблемы. — Вот ты, Дурында, — другое дело! Братья, сестры, они всему выучат: и нос подтереть, и, извини, задницу.
— Ну, до этого дело не дойдёт, — рассмеялся Торки, — мальцу лет четырнадцать, а то и пятнадцать.
— Это другое дело, — согласился коневод. — А родители отчего не хотят забрать пацанёнка?
— Про его отца с матерью мне ничего не известно, врать не стану. Померли, скорее всего.
— Да, войны плодят сирот, — кивал Осокорь, — а наш покойный император только и делал, что воевал. И далеко вам ещё ехать?
— Точно не скажу. Пока до Осэны, а там вроде недалече, к какому-то озеру. У меня, глядите, все карты по старшинству собрались. Чудо, как есть, чудо!
— И совсем не чудо, а комбинация «Королевский шлем». Очень редко выпадает.
Осокорь одобрительно похлопал ученика по плечу.
— Способный ты и везучий.
— Стараемся, — заулыбался фавн.
***Погода стояла, как по заказу. Попутный ветер ещё до заката пригнал «Ночную птицу» в Пеленский порт. Капитан расщедрился и отпустил команду на берег. Осокорь тоже засобирался.
— Засиделся я в четырёх стенах, — жаловался он, старательно раскладывая остатки волос на лысине. — Хочу на волю, к людям. Сказывают, тут, в Пеленах, самые высококлассные бордели на побережье. Вы как, не желаете составить мне компанию? Я лично от вынужденного воздержания скоро на мужиков бросаться начну. — Осокорь хохотнул, показывая, что последнее утверждение является не более, чем остроумной шуткой.
— Нет, благодарю. Я не являюсь поклонником продажной любви. — Нахмурил брови Брэк.
— Конечно, — заметил Осокорь не без зависти, — если бы у меня была такая внешность, мне бы тоже не приходилось общаться со шлюхами. А так, увы! Не больно-то много желающих задарма полюбить лысоватого, толстенького владельца ипподрома. Может, все-таки передумаете? Ведь как хорошо: посидим в ресторанчике, отужинаем по-людски. Не знаю, как вы, а у меня от стряпни здешнего кока все нутро ноет. Капитан, кстати, тоже идёт.
Оживившийся Торки бросал на хозяина умоляющие взгляды.
— Как хочется пойти, — мечтательно протянул он.
— И то дело, — Осокорь завершил свой туалет шляпой, на которой красовалась пряжка в виде стилизованной лошадиной головы. — Собирайся, парень. Самое время приобщиться к настоящим мужским радостям.
Фавн подхватился было, но эльф строго осадил его:
— Нет, Дурында. Сегодня вечером ты мне нужен. Господин Осокорь не заскучает и без твоего общества. А вы, сударь, стыдитесь. С чего это вам вздумалось сбивать моего слугу с пути добродетели? Не дорос он ещё до услуг жриц любви.
По конопатому лицу парня разлился румянец обиды.
— И даже не пытайся меня переубедить. Тем более, что свой выходной на этой неделе ты уже израсходовал.
Эльф категорически не собирался отпускать фавна в безнадзорное шатание по незнакомому городу, да ещё в компании Осокоря. Торки питал слабость к противоположному полу, присущую всем мужеским особям его расы. И только его способность менять облик уберегала парня от неприятностей с ревнивыми мужьями. Но здесь — не Рия, где у Торки полно друзей и собутыльников. Эльфу будет гораздо спокойнее, если парень проведёт эту ночь на корабле.
Торки пробурчал что-то и отбыл на палубу дышать свежим воздухом. Весь его вид говорил, что придирки хозяина не лезут порой ни в какие ворота.
— Зря вы так, — с мягким укором заметил Осокорь, — Дурында — вполне взрослый, ему тоже расслабиться не грешно. Я бы за ним приглядел и назад доставил в лучшем виде. Добродетель, её ведь не запретами воспитывать надо.
— Позвольте мне самому решать, как и в чём воспитывать собственного слугу, — с типично эльфийской надменностью изрёк Брэк. — Ваши советы здесь совершенно не уместны.
— Все, замолкаю. Прощения просим, коли разобидел вас чем, — этот Осокорь оказался на редкость покладистым человеком. — Я ведь хотел попросту, по-соседски, чтобы всем лучше было.
Эльф чуть кивнул и, накинув плащ, вышел из каюты. Почему-то добросердечная открытость коневода начинала действовать на нервы.
Торки обосновался на корме с солидным кувшином пива, которым ссудил его кок, сочувствуя несправедливым гонениям со стороны господина, явно имеющего склонность к самодурству. При виде Брэка фавн дёрнул плечом и отвернулся, демонстративно созерцая загорающиеся в ранних сумерках огни Пелен. Ветер доносил оттуда звуки нестройной музыки и веселья. Он дулся. Эльф встал рядом, облокотясь на поручни.
— Иногда я не могу отделаться от мысли, что совершил серьёзную ошибку, взяв тебя с собой.
— Ага, это все из-за моего организма, — фавн сделал шумный глоток, — из-за того, что для меня не все радости жизни заключены в книгах, и я хочу немного поразвлечься. Вы тоже считаете меня неполноценным: ведь я — похотливый козлоногий сатир!
— Я никогда так не считал.
