Джон Гришем - Брокер
Этот первый план был прост и безукоризнен. Второй займет многие месяцы, и его успех отнюдь не гарантирован.
– Он хранит большие секреты, не правда ли? – глубокомысленно произнес Тедди.
– Вне сомнения.
– Но мы давно знали об этом?
– Конечно.
Глава 5
Когда разразился скандал, двое из троих детей Бэкмана от него отвернулись. Старший, Нил, писал отцу не реже двух раз в месяц, хотя в первые дни после приговора письма давались ему с большим трудом.
Двадцатипятилетний Нил был свежеиспеченным партнером отцовской фирмы, когда Бэкман оказался за решеткой. Хотя он почти ничего не знал о «Глушилке» и «Нептуне», ФБР все же не спускало с него глаз, а федеральные прокуроры предъявили обвинение и ему.
Джоэл внезапно признал себя виновным главным образом из-за того, что случилось с Джейси Хаббардом, однако принятию этого решения способствовало и преследование сына федеральными властями. В результате судебной сделки все обвинения против Нила были сняты. Когда отец исчез на двадцать лет, Нил был немедленно уволен Карлом Праттом и выдворен из помещения фирмы в сопровождении вооруженных охранников. Само имя Бэкмана стало сущим проклятием, и у Нила не было никакой возможности найти работу в Вашингтоне. Приятель по юридическому факультету, племянник вышедшего в отставку судьи, сделал несколько телефонных звонков, в результате чего Нил оказался в небольшом городке Калпепер, штат Виргиния, получил работу в фирме из пяти человек и был рад, что все так закончилось.
Он всеми силами старался оставаться в тени. Подумывал даже о том, чтобы взять другое имя. Наотрез отказывался говорить об отце. Он безукоризненно выполнял работу, писал завещания и оформлял сделки и в общем отлично вписался в рутинное существование маленького городка. Со временем он познакомился с местной девушкой, женился на ней, и они быстро произвели на свет дочку, вторую внучку Джоэла, единственную, чья фотография была у него в тюрьме.
Об освобождении отца Нил прочитал в «Вашингтон пост». Он в деталях обсудил эту новость с женой и лишь в общих чертах – с партнерами фирмы. История могла вызвать нечто похожее на землетрясение в столице, но Калпепера колебания почвы не достигли. Никому до этого, по всей видимости, не было никакого дела. Нил давно уже не воспринимался как сын Брокера, он был просто Бэкманом, одним из многих адвокатов маленького южного городка.
Некий судья после заседания отвел его в сторонку и спросил:
– Интересно, где прячут вашего старика?
На что Нил со всем почтением ответил:
– Эта тема не принадлежит к числу моих любимых, ваша честь.
На том разговор и кончился.
Казалось бы, в Калпепере ничего не изменилось. Нил занимался своими делами в фирме, словно помилован был человек, к которому он не имел никакого отношения. Он ждал телефонного звонка: отец рано или поздно окажется около телефона-автомата и позвонит.
* * *Откликнувшись на неоднократные настойчивые просьбы, старшая сестра пустила шапку по кругу и собрала около трех долларов мелочью. Деньги отдали пациенту, по-прежнему именовавшемуся «майор Эрцог», человеку упрямому и раздражительному, чье состояние явно становилось все хуже по причине голодания. Майор Эрцог взял деньги и направился прямиком к автомату, обнаруженному им на втором этаже, где купил три небольшие упаковки кукурузных хлопьев и две баночки томатного соуса. Все это он проглотил за считанные минуты и час спустя побежал в туалет с острым расстройством желудка.
Но зато пропало острое чувство голода и его не напичкали лекарствами, под воздействием которых он наговорил бы массу лишнего.
Формально он был свободным человеком, получившим помилование, но по-прежнему находился на объекте, принадлежавшем американскому правительству, и обитал в комнатке, ненамного больше, чем его камера в Радли. Там еда была отвратительная, но он хотя бы мог ее есть, не опасаясь, что в нее подмешано снотворное. Теперь он жил на кукурузных хлопьях и содовой. Медсестры были лишь чуточку добрее тюремных охранников, от которых он вдоволь натерпелся. А что касается врачей, то у них на уме была одна только мысль – вырубить по приказу начальства сознание Бэкмана, в чем он не сомневался ни минуты. Где-то поблизости наверняка есть камера пыток, куда его запихнут, как только снотворное сделает свое дело.
Он жаждал выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и подставить лицо солнцу, жаждал нормального человеческого общения с кем угодно, лишь бы на нем не было военной формы. И через два нескончаемых дня он своего добился.
Молодой человек с непроницаемым лицом появился в его комнате на третий день и мило представился:
– Ну ладно, Бэкман. Хочу вам кое-что предложить. Меня зовут Стеннет.
Он швырнул папку прямо на ноги Бэкману, который лежал на койке и по третьему разу перечитывал какой-то растрепанный журнал. Бэкман раскрыл папку.
– Марко Лаццери?
– Это вы, приятель. Стопроцентный итальянец. Вот свидетельство о рождении и удостоверение личности. И поскорее запомните все, что там написано.
– Запомнить? Я это и прочитать-то не в состоянии.
– Тогда зазубрите. Мы отбываем через три часа. Вас отвезут в город неподалеку, там вас встретит ваш новый лучший друг, который несколько дней поводит вас за ручку.
– Несколько дней?
– Может, и месяц. Все зависит от того, насколько быстро вы освоитесь.
Джоэл отложил папку и посмотрел на Стеннета.
– На кого вы работаете?
– Если скажу, мне придется вас убить.
– Очень смешно. На ЦРУ?
– На США. Это все, что я могу сказать, а больше вам ничего и не надо знать.
Джоэл взглянул на металлическую оконную раму, наглухо запертую.
– В этой папке я не увидел паспорта.
– Верно. Это потому, что вы никуда не уезжаете, Марко. Вам предстоит тихая, спокойная жизнь. Соседи будут убеждены, что вы родом из Милана и выросли в Канаде, поэтому плохо говорите по-итальянски. Язык придется учить. А если возникнет непреодолимое желание уехать, то знайте: это сопряжено для вас с большими опасностями.
– Опасностями?
– Да будет вам, Марко. Не валяйте дурака. По миру разгуливает немало отвратительных типов, которые очень хотят вас найти. Делайте, что вам говорят, и вас не найдут.
– Я не знаю ни слова по-итальянски.
– Бросьте, конечно, знаете – спагетти, пицца, кафе-латте, браво, опера, мама миа. Научитесь. Чем быстрее и лучше будете учиться, тем в большей безопасности окажетесь. Вам дадут учителя.
– У меня за душой ни цента.
– Слышал. Говорят, ваши деньги искали, но не нашли. – Стеннет вынул из кармана несколько банкнот и положил поверх папки. – Пока вы пребывали в местах не столь отдаленных, Италия отменила лиру и перешла на евро. Тут сотня. Один евро примерно равен доллару. Через час принесу вам одежду. В папке маленький словарик, две сотни самых необходимых итальянских слов. Беритесь-ка за дело.
Спустя час Стеннет принес рубашку, брюки, пиджак, ботинки и носки – все итальянского производства.
– Буон джорно, – сказал он.
– Подите к черту, – огрызнулся Бэкман.
– Как будет автомобиль?
– Машина.
– Браво, Марко. Пора, нас ждет машина.
За рулем компактного, ничем не примечательного «фиата» сидел неразговорчивый джентльмен. Джоэл кое-как протиснулся на заднее сиденье с холщовой сумкой в руках, где уместилось все его имущество. Стеннет сел впереди. Воздух был сырой и прохладный, землю едва покрывал тонюсенький слой снега. Когда они выехали за ворота военно-воздушной базы «Авиано», Бэкман ощутил первый ветерок свободы, хотя к радостному волнению примешивалось неприятное чувство беспокойства.
Он внимательно следил за дорожными знаками. На переднем сиденье как воды в рот набрали. Они двигались по маршруту 251, двухполосному шоссе, ведущему к югу. По мере приближения к городку Порденоне движение становилось все интенсивнее.
– Сколько жителей в Порденоне? – спросил Бэкман, просто так, чтобы прервать гнетущее молчание.
– Пятьдесят тысяч, – сказал Стеннет.
– Это северная Италия, верно?
– Северо-восточная.
– Альпы далеко?
Стеннет мотнул головой куда-то вправо.
– Миль сорок в сторону. В ясный день видны горы.
– Нельзя ли остановиться и выпить по чашечке кофе? – попросил Бэкман.
– Нет, нам не велено останавливаться.
Водитель все это время оставался глух и нем.
Они обогнули городок по северной окраине и вскоре выехали на дорогу А-28, четырехрядное шоссе, где все, кроме большегрузных трейлеров, похоже, куда-то опаздывали. Маленькие машинки со свистом обгоняли их, тащившихся с жалкой скоростью сто километров в час. Стеннет раскрыл итальянскую газету «Репубблика» и заслонил чуть не половину ветрового стекла.
