Андрей Добрынин - Кольцевой разлом
Через некоторое время в надстройке на крыше с лязгом распахнулась пробитая осколками ракет железная дверца, и на крышу, пригибаясь и щурясь, вышел кряжистый человек лет сорока с погонами полковника на камуфляжной форме. Он обвел взглядом нагромождения из поваленных при ракетном обстреле вентиляционных труб и антенн, сквозные пробоины в покрытии, края которых словно подверглись действию гигантских клыков, бруствер из мешков с песком, непрерывно вытекавшим в прорехи. Заметил полковник, как показалось Корсакову, и цепочку пятен уже запекшейся крови, протянувшуюся от наблюдательного пункта и дверце на чердак,- правда, раненых уже унесли. Усмехнувшись и произнеся "Здравия желаю!", полковник спокойно заметил:
- А вам, похоже, тоже досталось?
- Само собой,- так же спокойно ответил Корсаков и протянул гостю бинокль: - Смотрите. Убедитесь, что я не обманываю.
Полковник сделал шаг вперед, поскольку Корсаков стоял в проеме бруствера наблюдательного пункта, под козырьком из бетонных плит. В результате гость вышел из-под прикрытия надстройки. Корсаков не успел предупредить его о необходимости соблюдать осторожность - внезапно полковник дернулся и покатился по крыше, зажимая руками бок. Надоевший бронежилет он снял, и теперь камуфляжная форма у него на боку быстро потемнела от крови.
- Вот черт!- со злобой прохрипел он. - Кто стрелял?
Корсаков и другой боец быстро втянули раненого за бруствер.
- Снайпер бьет откуда-то с холма,- объяснил Корсаков. - Он уже ранил здесь одного человека - попал в позвоночник. Теперь если парень и выживет, то ходить не сможет уже никогда.
- Слава Богу, меня зацепил только по касательной,- сняв рубашку, так что обнажился могучий торс, и сноровисто ощупав толстыми пальцами рану, пробормотал полковник. - Интересно, разве он не видел, что я свой?
- А может, он потому и стрелял?- предположил Корсаков. - До вашего появления здесь он молчал целый час.
Гостю помогли сделать перевязку,после чего он взял бинокль и принялся осматривать окрестности. Он увидел кучку десантников, спускавшихся со ступеней синагоги под белым платком и с поднятыми руками; увидел последних десантников, перебегавших через Солянку по направлению к реке; увидел танки, неторопливо двигающиеся через мост от высотного здания к месту недавнего боя. Наконец, совсем близко послышался рев двигателя, и из-за угла дома со стороны площади Ногина показался танк. Он по-хозяйски сдвинул обгорелые каркасы пожарных машин, нагромоздив их в дымящуюся кучу, затем развернулся к командному пункту своей практически неуязвимой лобовой броней и угрожающе нацелил орудие на первый этаж. Полковник крякнул и произнес:
- Н-да... Все ясно. А если мы сдадимся, как с нами поступят?
- Да никак,- пожал плечами Корсаков. - Подержат некоторое время в надежном месте на приличном довольствии, а потом отпустят. Так что выводите своих людей во двор без оружия, и не будем терять времени. Надо ведь раненых отправить в больницу, убрать убитых, пожары потушить, снайперов выловить...
- Ладно, делать нечего,- произнес полковник и поднялся на ноги, скрипнув зубами от боли в раненом боку. Согнувшись, так как выпрямиться при его немалом росте не позволяла крыша из бетонных плит, он подошел к проему в бруствере. Корсаков напомнил:
- Осторожно, снайпер! Пригнитесь, и перебежкой до двери.
- Засечь бы этого козла - разорвал бы своими руками,- проворчал полковник. Расстояние до двери он покрыл в два прыжка, Корсаков последовал за ним. На чердаке их встретили бойцы Корсакова. Они помогли раненому полковнику безболезненно спуститься по железной лесенке на площадку верхнего этажа и затопали вслед за ним вниз по ступенькам. Корсаков прошел на этаж и посмотрел в окно. Он увидел во дворе сцену стихийного братания: спецназовцы и повстанцы, подтащив лестницы к дереву, в ветвях которого застрял капитан Ищенко, пытались его освободить. Капитан непрерывно давал им указания, уснащенные такой витиеватой матерщиной, что двор то и дело оглашался взрывами могучего хохота, а спасатели от смеха с трудом удерживались на лестницах. Наконец капитана рывком приподняли с двух сторон, после чего повстанцы, приподнимавшие его со стороны головы, спихнули его на руки дюжих спецназовцев. Капитан истошно выкрикнул:"Уй, бля!" и безвольно обмяк в объятиях своих недавних противников, которые принялись осторожно спускать его по лестнице на землю. Вся картина разительно напоминала "Снятие с креста" кисти Мурильо. В результате спасательных работ во дворе, усыпанном битым кирпичом, стреляными гильзами, сорванными с крыши кусками жести, создалась мирная и даже благодушная атмосфера. Полковник приказал своим людям выйти во двор, а бойцы Корсакова пошли по первому этажу, собирая их оружие, подсчитывая убитых и раненых. Спустившись во двор, Корсаков подошел к полковнику и негромко спросил, кивком указывая на шеренгу его людей, закопченных и окровавленных:
- И вы с этим хотели держаться?
- А почему бы и нет?- спокойно возразил полковник. - Ребятам нелегко пришлось, конечно, но их все равно голыми руками не возьмешь. Но теперь-то что держаться - просто смысла нет.
- Это точно,- согласился Корсаков. - Придется вам с вашими людьми помочь нам тут все прибрать, отправить раненых в больницу, убитых в морг, обломки выкинуть... Потом вас препроводят на место, так сказать, временной дислокации.
- Слушаюсь,- кивнул полковник и направился к своим людям. Корсаков сказал ему в спину:
- Я слыхал, полковник, что ваше подразделение сформировано на контрактной основе - за деньги, проще говоря. Интересно, правда это или нет? Если не хотите, можете не отвечать.
- А мне стесняться нечего,- стоя вполоборота, ответил полковник, и Корсаков заметил, как у него дергается веко. - Так точно, за деньги. Это моя работа, между прочим. А вы пробовали посидеть год без зарплаты? А двери в кабаке буржуям открывать?
- Но вас те же буржуи, в сущности, и наняли,- заметил Корсаков.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок,- бросил полковник, повернулся и зашагал дальше. Когда он подошел к шеренге своих людей, послышались раскаты его командного голоса. Спецназовцы повернулись по команде "нале-во!" и вереницей затрусили на первый этаж - выносить во двор своих раненых. Корсаков направился туда же. Чтобы не тесниться в дверях, он вскочил в окно и обнаружил в комнате, где все было поставлено вверх дном во время боя, а под слоем пыли в углу угадывались очертания человеческого тела, целехонькое кожаное кресло, в котором с удобством расположился капитан Ищенко, положив ноги на трубу поврежденного взрывом станкового гранатомета. Капитан потягивал из банки пиво, которое ему уже успели принести с верхнего этажа какие-то доброжелатели, на которых его полет произвел неизгладимое впечатление.
- Получилось как в кино - "гранаты у него не той системы",- весело произнес капитан. - А я и вправду раньше никогда не видел этой бандуры - огнемета. Смотрю - вроде на гранатомет похоже. А оказывается, что эта штука может человека на Луну забросить. Но зато попал я из него четко. Ребята говорят, что в той комнате, куда я пальнул, они четырех жмуриков нашли. По-моему, неплохо,- скажи, Федорыч?
- Что-то кровожаден ты стал, капитан,- заметил Корсаков. - Это меня серьезно беспокоит. Одних жмуриков оставляешь на своем пути, да еще и хвалишься этим.
- На войне как на войне,- парировал Ищенко. - На гражданке-то я мухи не обижу, сам знаешь. Ну что, наш план насчет Пистона остается в силе?
- Да вот я тебя о том же хотел спросить,- сказал Корсаков. - Не я же навернулся с пятого этажа.
- Это все херня,- самоуверенно заявил Ищенко. - Главное, я жив и Борис с Костей тоже, а значит, Пистончик может смело гроб заказывать. Синяков я, конечно, много себе наставил, но кости вроде целы, если не считать двух-трех ребер...
- А ребра что, не в счет?- спросил Корсаков. - Теперь понятно, почему ты так взвыл, когда тебя снимали с дерева. Оставайся и лечись, я и без тебя как-нибудь решу эту проблему.
- Из-за ребер оставаться?- фыркнул Ищенко. - Да ты что, Федорыч? Мне их в жизни столько раз ломали,- я просто со счета сбился. На работе я из-за таких вещей даже бюллетень не брал. И потом: мое дело - гасить бандитов, а тут как раз такой случай... Если я его упущу, то до конца своих дней буду переживать. Конечно, всех бандитов я истребить не могу, но страху могу на них нагнать, за этим и живу. Такие, как Пистон, моей жизни смысл придают, понимаешь?
Капитан умолк, запрокинул голову, и в глотке у него звучно забулькало пиво. Глядя на него, Корсаков ощутил прилив братских чувств. Они с капитаном явно были одной породы: начав когда-то свою собственную войну, они уже не могли остановиться, невзирая на естественную тягу к покою, к личному счастью и к теплу домашнего очага. Капитан просто-напросто был помоложе и не успел дать себе ясный отчет в том, что все эти бесценные блага - не для него.
