Миклош Сабо - Тихая война
— Фери звонил мне из Базеля и сказал, когда он приезжает. Тебе я об этом не говорил, поскольку ты с ним в ссоре.
На самом деле, после конференции в Страсбурге я не разговаривал с Ференцем Надем и не общался с ним. Правда, причиной тому были не столько личные, сколько, так сказать, тактические мотивы, ведь мой гнев против него давным-давно прошел. Бела Варга и Золтан Пфейфер очень старались как-то восстановить наши отношения, считая, что могут называть себя советниками Ференца Надя. Мои отношения с социалистами по-прежнему были безоблачными, тем более что я был хорошо осведомлен относительно того, чем они занимались.
Ранее я уже говорил о том, что со времени конференции в Страсбурге сторонники Пфейфера активно пытались переманить меня на свою сторону, что давало мне возможность знакомиться с большим количеством секретной информации. Видимо, отнюдь нелишне привести несколько примеров по этому поводу.
«Нью-Йорк, 24 января 1957 года.
Дорогой друг!
Направляю тебе то, что ты просил; если хочешь, могу прислать тебе и ленту с магнитофонной записью. (Речь шла об одном важном протоколе заседания исполкома «Национального комитета». — М. С.) Жду обещанного тобой сообщения относительно описания той платформы, на которой мы могли бы откровенно сотрудничать.
С сердечным приветом.
Золтан Пфейфер».«Нью-Йорк, 8 мая 1957 года.
Дорогой Миклош!
Находясь в эмиграции, необходимо считаться с фактами и теми личностями, которые в столь сложной ситуации могут сделать много хорошего, но и много плохого. К их числу я причисляю и тебя. И хотя твои действия сильно ограничены и стеснены теми точками зрения, которым я подчинялся как на родине, так и в эмиграции, я все же убежден в твоем благонамерении и неизменно надеюсь, что мне удастся направить твою активность в нужном направлении. События последних месяцев, как мне кажется, убедили тебя в том, что все вопросы эмиграции можно было бы решать более умно и эффективно. А представители новой политической эмиграции своим весом и порывом не только не помогли нашему общему делу, но скорее способствовали его развалу…
…К сожалению, не кто иной, как ты, вложил в руки Ференца Надя самый большой «воздушный шар» для его беспричинного вознесения, и теперь все ругаются, а мы вынуждены, сами того не желая, а, так сказать, по принуждению проколоть тот «воздушный шар», чтобы тем самым принудить его спуститься на грешную землю.
Как показывает современное положение, сейчас речь может идти лишь о том, чтобы общее руководство попало в руки Анны Кетли или же Белы Кирая, если мы и впредь будем смотреть на дело сквозь пальцы…
С братским приветом.
Золтан Пфейфер».Прежде чем читатель убедится в значении Золтана Пфейфера, я хочу, забегая несколько вперед, привести несколько отрывков из его последнего присланного мне письма.
«Как известно, на назначенную на 7 или 9 сентября 1957 года чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи ООН будут приглашены для участия в разбирательстве венгерского вопроса члены специального комитета.
Согласно мнению большинства лиц, заинтересованных в решении венгерского вопроса, во время обсуждения его в Генеральной Ассамблее ООН наверняка имело бы большое значение, если бы специальному комитету были представлены лишь донесения, имеющие отношение к революционному периоду, дополненные донесениями, содержащими доказательства продолжающегося советского вмешательства за период с января по июль 1957 года…
…К настоящему письму прилагаю список вопросов, с помощью которого комитет мог бы воспользоваться доказательствами.
СПИСОК ВОПРОСОВ1. Наличие советских войск в Венгрии начиная с 1 января 1957 года:
а) их состав;
б) наименование частей и место их расположения;
в) передвижение частей по территории Венгрии, а также ввод новых частей в Венгрию или их вывод из нее;
г) строительство бараков или строительство других объектов, сооружаемых с помощью советской техники;
д) расположение советских войск (казармы, аэродромы, железнодорожные станции и т. п.) на территории Венгрии, их охрана;
е) перемещения советских войск вдоль границ Венгрии (главным образом в Румынии)».
Летом 1957 года в Вене под знаком строжайшей секретности подготавливалась эмигрантская встреча в верхах.
Обо всем этом я сообщил в Центр по каналу, которым мне разрешалось пользоваться только в исключительных случаях. Из ответа Центра мне стало ясно, что моему донесению придается очень большое значение. Все свидетельствовало о том, что эти приготовления были тесно связаны с общим наступлением против нас, вернее говоря, с созывом чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
«Любой ценой узнать как можно больше» — такое указание я получил из Центра.
Со времени вживания в обстановку это был первый случай, когда я особенно остро ощущал свою беспомощность. Я понимал, что судя по всему, мне не светит участвовать в этом совещании в верхах, а придется довольствоваться получением информации из вторых рук. Это отнюдь не означало, что я недооценивал ценности такой информации, так как очень часто было так, что именно она-то и наводила меня на верный след или привлекала мое внимание к самому важному.
Однако совещание в верхах в июле 1957 года обещало многое. Я инстинктивно чувствовал, что Вена превратится для меня в этакую страшную кухню ведьмы.
Вот когда я по-настоящему оценил занимаемую мною позицию в делах эмиграции. Не могло быть и речи о том, чтобы меня обошли стороной. Нельзя было не учитывать мой авторитет, завоеванный с таким трудом.
Первым со мной связался Кеваго и попросил встретиться с ним. Костюм, который он получил в качестве оказания помощи, сидел на нем безукоризненно, а признание его народной партией придавало ему уверенность даже тогда, когда он воспринимал оказанное ему гостеприимство в некоторой степени как своего рода заточение. С моей же помощью ему удалось выхлопотать небольшую пенсию, получая которую, он почувствовал себя полностью независимым.
Однако тот Кеваго, с которым я встретился в кафе «Кремшер», во многом отличался от того, которого я знал до сих нор.
Лицо у него было загорелым и, хотя оставалось худым, все же выглядело более округленным, чем раньше. Одет он был элегантно и со вкусом. Однако в глаза бросались не столько внешние изменения, происшедшие с ним, сколько то, как он держался. Он по-прежнему был уверен в себе, но теперь как бы чувствовал свое превосходство, не терпел никаких возражений и мнил себя личностью незаурядной.
— Я как следует проучил твоего друга! — Такими словами встретил он меня, когда я подошел к нему. — Ты опоздал!
Мысленно я решил не уступать ему и ответил не менее резким тоном:
— Я был связан данными ранее обещаниями. В Австрии я нахожусь не для развлечений.
Мой ответ изумил его. В последнее время обстоятельства складывались так, что все его планы выполнялись, его повсюду принимали с большими почестями, и от возражений он совершенно отвык. Как ни странно, своей резкостью я достиг цели. Он заговорил более спокойно:
— Я имею в виду Фери Надя. Я думал, ты будешь рад этому известию.
— Не понимаю, о чем речь.
— Представь себе, что в Америке состоялось совещание представителей партии мелких сельских хозяев. И у него хватило смелости подписать приглашения!
— Выходит, вы поругались?
— А разве вы не поругались? — И он снова стал колючим.
— Но не из-за власти, — ответил я.
Он ехидно рассмеялся:
— Из-за твоей роли! В Страсбурге я считал, что прав ты…
В какой-то миг у меня мелькнула мысль о том, что пока наш разговор есть не что иное, как прелюдия.
— Я не просил тебя становиться на мою сторону, хотя это и было бы мне приятно. — Я дал ему понять, что не являюсь его сторонником, тем более что пока я не имел ни малейшего представления о том, для чего нужен ему.
— Говорят, ты примкнул к социалистам?.. — продолжал он.
— Я имею на это право, хотя… это не совсем так!
— Говорят, что вы тесно сотрудничаете…
— Это верно. Во многом мы добились согласия.
Мы выпили по чашечке кофе, затем Кеваго, понизив голос, сказал:
— Нам необходима твоя помощь. Тебе нужно знать, что американцы довольны разногласиями. Они направили ультиматум «Национальному комитету» и «Революционному совету». Суть заключается в том, что они никому и ни под каким предлогом не дадут больше ни цента до тех пор, пока не будет создана сильная единая эмигрантская организация.
— Наконец-то сделан мудрый шаг! — воскликнул я.
— Но гладко это не пройдет; сторонники Анны Кетли не очень-то нуждаются в американских деньгах. О них позаботятся социал-демократы. Зная о нашем трудном положении, они намереваются жарить собственное мясо. Судьба же нации их нисколько не волнует!
