Джеймс Монро - Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Ножницами он вырезал точки из пленки и убрал их в конверт.
Звонок телефона в прихожей прервал работу. Он выскочил из темного чулана и дрожащей рукой схватил трубку, не отважившись назвать себя.
— Хелло, Боуман, — произнес мрачный голос. — Когда я получу материалы?
— Откуда вы знаете, что они у меня, Хоскинс?
— Я знаю это точно. Или вы полагаете, что я хоть на мгновение выпустил вас из вида? Жду в одиннадцать утра в небольшом отеле под названием «Герцог», это неподалеку от 126-й Западной улицы.
Разговор был окончен.
Занимался рассвет. Возвращаясь назад в темный чулан, Боуман увидел серый свет над влажными от тумана крышами на другой стороне улицы. Он смертельно устал, но достал из плоского футляра пишущую машинку и отпечатал письмо самому себе от имени кузины, которой не существовало. Наверное, раз десять он в бешенстве выдергивал листы из машинки, так как из-за перевозбужденного состояния его пальцы нажимали не на те клавиши. Взяв себя в руки, вклеил в письмо точки со снимками материалов проекта. Все это время он тихонько ругался про себя и раскаивался, что вообще связался с этим делом.
Закончив работу, сунул фиктивное письмо в бумажник и швырнул тот на кушетку. Около восьми часов явился его шеф, мистер Хобарт. Бледный и невыспавшийся Боуман открыл дверь квартиры.
— Вы мне срочно нужны, — сказал тот Боуману, но, бросив короткий взгляд на сотрудника, добавил: — Впрочем, отдохните еще день! Вы, действительно, выглядите больным. Мне кажется, это не просто простуда! У вас есть хороший врач?
— Доктор Керр, — пролепетал Боуман. — Я знаю, как обстоит дело, но… — Он еще что-то пробормотал в свое оправдание.
— Ложитесь в постель и постарайтесь поскорее снова быть в форме, — сказал Хобарт, прощаясь. — Дайте мне знать, когда сможете приступить к работе, Боуман. Вы теперь моя единственная надежда. Нужно продолжать проект «С». Вы единственный, кто это сможет. Я предлагаю вам долю в прибылях, когда добьетесь результата. Но об этом мы успеем поговорить, когда вы поправитесь.
Боуман уставился на него, разинув рот. Хобарт надел шляпу, повернулся и пошел к лифту. Молодой человек закрыл дверь.
У него еще был шанс. Может быть, Хоскинса, несмотря на всю его хитрость, удастся провести…
Телефон в прихожей снова заявил о себе. Боуман несколько секунд колебался, прежде чем взять трубку. Он был зол на себя за то, что испугался звонка. Однако звонил не Хоскинс. Просто Соня Лопеску, его подруга, захотела узнать, как его здоровье, и при этом хихикнула.
— Хуже, совсем плохо! Слушай, Соня: я действительно болен. И я буду тебе благодарен, если ты на несколько дней оставишь меня в покое. Позвоню, как только смогу!
Он прервал разговор, пока она не засыпала его вопросами. Соне он не мог ничего рассказать о дурацком положении, в которое попал.
Но когда вернулся в комнату, ему пришло в голову, что девушка могла найти странным его поведение. Могла подумать, что надоела ему. Только все это было ему сейчас безразлично. Прежде нужно решить дело с Хоскинсом.
Мысль обратиться в полицию он сразу отбросил. Слишком страшно было нести ответ за собственную слабость. Предстать перед Хобартом и исповедаться в своем проступке было просто невозможно.
В темном чулане он собрал фотопленки в пустую банку из-под проявителя и поднес спичку, с удовлетворением наблюдая, как огонь, шипя, охватил целлулоид. Пепел высыпал в корзину для бумаг.
В четверть одиннадцатого он вышел из дома — больше просто не мог находиться в четырех стенах. Проехал Парк-авеню и свернул налево к Маунт-Моррис-парк. Вблизи авеню св. Николая на 126-й улице была открытая стоянка. Там он оставил свою машину.
«Герцог» оказался отелем самого низкого сорта. Вход был со двора, куда можно было попасть через мрачную подворотню. Ни одно окно не выходило на улицу — все рамы с облупившейся краской открывались во двор.
Боуману пришлось долго искать, прежде чем он заметил выцветшую дощечку, указавшую дорогу. Очевидно, хозяин отеля с высокопарным названием не тратил лишних средств на рекламу. Или дело настолько процветало, что он мог на нее наплевать, или у него имелись другие основания не рекламировать свои номера.
В вестибюле молодой человек сел в потрепанное кожаное кресло, на котором лежала газета. Он ее было взял, но понял, что лежала она там только чтобы замаскировать пружины, торчащие сквозь протертую кожаную обивку.
За регистрационной стойкой сидел негр с седой курчавой шевелюрой, равнодушно читая журнал. Рядом с ним — белобрысый парень верхом на стуле. Руки он положил на спинку, опершись на них грубо вытесанным подбородком. Выжидательно посмотрев на Боумана раз, другой, он наконец выронил сигарету из угла рта и тяжелой угрожающей походкой направился к нему, сунув большие пальцы в карманы пиджака.
— Ты кого-нибудь ищешь, сынок? — процедил он.
Боуман хотел встать, но парень подошел так близко, что подняться не удалось.
Негр-портье положил журнал на стойку и подошел ближе.
— Спокойно, Дик, — протянул он нараспев и оттащил парня за рукав. — Мистер будет ждать. Если ты будешь шуметь без причины, то лишишься места.
В результате вмешательства портье человек, названный Диком, все-таки отступил на шаг. Но его недоверие еще не улеглось.
— Он не похож на здешнего, — проворчал он. — Может быть, он шпик.
Негр и глазом не моргнул.
— Я должен подняться и доложить, что ты собираешься затеять ссору без причины?
— Ну ладно, — проворчал Дик и вернулся к своему стулу. Но он не спускал глаз с Боумана, время от времени искоса поглядывая на него.
Дело принимало неприятный оборот. Боуман посмотрел на часы, но до согласованного с Хоскинсом времени все еще не хватало нескольких минут. Дик закурил сигарету и, провоцируя, бросил спичку Боуману под ноги. Негр заметил это и снял ключ с доски позади себя.
— Пойдемте со мной, мистер, — пригласил он Боумана, осуждающе покосившись в сторону Дика. — Вы можете подождать и наверху в номере.
Боуману все это показалось очень подозрительным, но он последовал за негром, опасаясь, что дело может кончиться дракой. Объяснить себе странное поведение парня он не мог и проклинал Хоскинса, который заманил его в этот жалкий приют для всякого сброда.
— У меня здесь назначена встреча, — сообщил он негру, поднимаясь по лестнице.
— Я знаю, — ответил портье. Боуман удивился естественности, с которой тот произнес это, однако побоялся задавать другие вопросы.
Негр привел его в узкий номер, похожий на часть коридора, и оставил одного. Боуман огляделся. По одну сторону — диван-кровать, рядом шкаф. По другую — низкое кресло и стол с пепельницей.
Из соседнего номера доносились звуки голосов. Хлопнула дверь, мужчина и женщина спорили, спускаясь по лестнице.
Боуман беспокойно ходил по комнате. Он достал письмо и поднес его поближе к глазам. Нет, кто не в курсе, не придаст ему никакого значения.
Когда тихо постучали в дверь, он ощутил страх и облегчение одновременно. Медленно подойдя, повернул ключ, которым раньше запер дверь…
3
На следующее утро Фил и я поехали к букмекеру Бену Моррису, которому Лири был должен три тысячи долларов.
— Вы хорошо знали Лири? — спросил я Морриса.
— Нет. Он был для меня лишь клиентом. У меня много клиентов.
— Несмотря на это вы предоставили ему кредит свыше трех тысяч долларов?
— Почему бы нет?
— Никогда при обычных обстоятельствах вы бы не позволили Лири такого долга, — перебил я. — Кто за него поручился?
— Я получал иногда чеки, подписанные Боуманом, — пояснил Моррис. — Первый раз я не хотел с ними связываться. У нас слишком часто пытаются расплачиваться необеспеченными чеками. Но эти были в порядке, их немедленно оплачивали. Меня никогда не интересовало, кто такой этот Боуман. Я получал свои деньги, и на этом дело для меня заканчивалось.
— Благодарю, — кивнул я, — на сегодня это все. Приходите завтра в управление, оформим ваши показания протоколом.
Пришлось сделать вид, что ничего неожиданного мы не услышали.
— Когда вы получили последний чек? — спросил мой друг.
— В ноябре, кажется. Точно не могу сказать. Он пришел из Чейз Манхэттен Бэнк. Но я могу проверить по своим книгам…
Объяснение, почему он предоставил Лири такой большой кредит, все еще оставалось за Моррисом, потому что счет Лири мог так круто возрасти лишь в последние полгода, а к этому времени Боуман больше не давал чеков.
Разумеется, до завтрашнего дня Моррис может сочинить основательное объяснение, почему он позволил самоубийце таким образом покрывать свой счет. Но из опыта я знал, что истинную причину мы все равно выясним.
Чем неправдоподобнее будет выглядеть такая история, тем скорее она развалится при допросе.
