Никита Филатов - Капитан Виноградов
Владимир Александрович в очередной раз посмотрел, как по золотистому циферблату «ориента» торопится тонкая красная стрелка: пора и честь знать!
— Заждался?
— Есть немного.
— Шиповку на зиму ставить будешь? — ни с того ни с сего поинтересовался хозяин, отодвинув от себя остывшее мясо, он одним глотком прикончил остаток водки в стакане.
— Так ведь нету! — развел руками капитан.
— Зря! Поверь, кататься в гололед на летней резине — все равно что ходить в босоножках по снегу: в принципе можно, но неудобно и вредит здоровью…
— Остроумно… Сам придумал?
— Народная мудрость.
— Ты, кажется, что-то хотел? Или мне показалось?
— Понял! Продолжаю… Покойник занимался непосредственно финским направлением.
— Какой из них? Последнее время я что-то немного запутался.
— Петров. Витька… Все, в общем, без срывов было — схема отработанная, не дураками придумана! Но как-то летом не прошло подтверждение по очередной партии… потом по другой…
— Откуда подтверждение?
— Из конечного пункта. Есть такой городок на западном побережье… страны Суоми. Считай — ворота в Европу! Но это тебе неважно… Главное, что перед транспортировкой мы получали аванс — примерно половину. Потом переправляли бедолаг в Финляндию, откуда те сообщали на родину — о’кей! После чего выплачивался остаток.
— Доверяй, но проверяй! Гуманисты…
— Нормальная система. Румынские партнеры тогда встревожились, начали Тамарина теребить…
— Это что — румынские беженцы были?
— Да. В этом случае — оттуда… В июле, правда, четверо суданцев не доехали, но как-то без шума обошлось: может, их друзей на родине успели шлепнуть, может, еще чего… Так что это списали — на естественную убыль.
— Как на овощебазе… А из-за наших бывших социалистических братьев скандал поднялся? Сколько их пропало?
— Двадцать семь в общей сложности.
— Некисло!
— Конечно… Естественно, вопрос о престиже фирмы — шеф всех на уши поставил, пошли по цепочке. Своих ребят подключили в органах: у тебя, в комитете… Ноль! Кого только не задействовали, Саныч! Ты удивишься…
— Гутмана тоже?
— В том-то и дело. Даже командировку ему оформили, якобы как спонсорские от турфирмы…
— С чего бы? Такой уж он прямо талантливый?
— Да нет… Во-первых — репутация: разоблачитель, борец с коррупцией! Многие клюют, как на живца. Если бы ты знал, сколько потенциальных утечек информации он нам предотвратил!
Виноградова передернуло — слыхал, как это бывает… Человек не решается идти в Большой дом: боится, не доверяет людишкам в погонах, а может быть, просто заработать хочет? На сенсации. Но ведь есть же некто Гутман! Отважный разгребатель грязи, автор сенсационных репортажей… Самый высокооплачиваемый репортер криминальной хроники! И наивный дурачок звонит ему, конспирируется, назначает встречу… Потом рассказывает все, обещая до поры до времени больше никому ни слова… А потом погибает — легко, от несчастного случая, если повезет. А если не повезет…
Синицын заметил реакцию собеседника, но продолжил:
— Во-вторых, последнее время в Питере его охраняли бойцы из Отряда. Кто-то перестарался, ну и… А в Хельсинки все-таки посвободнее — и наши люди с ним могли встречаться, и те, у кого было что сказать.
— Логично.
— Тем более что концы обрывались как раз между Выборгом и Лаппенрантой.
Концы в воду, подумал Владимир Александрович и представил себе тех утопленников в бухте…
— Где-то за неделю до смерти Гутман сообщил, что на него вышел интереснейший человечек… Слушаешь?
— Меня это не интересует.
— Ты в любой момент можешь уехать! Никаких проблем.
— И живым до дому доберусь?
— Может, тебе еще роту автоматчиков дать? И балдахин с носилками?
— Не ори! Допустим, я тебе верю… Иначе не приехал бы. Ну?
— Расскажи про Лукенича.
— Про кого?
— С самого начала — о чем просил, чем интересовался… что предлагал? Ведь нашел же тебя — негласно? Без свидетелей?
— Синицын… — Владимир Александрович протяжно вздохнул и с оттенком сожаления посмотрел на собеседника — Синицын, ты всерьез думаешь, что я тебе отвечу?
— Надеюсь.
— Хм-м… Убеди!
За окном постепенно, но неотвратимо густели сумерки. В Питер въехать засветло уже не удавалось…
— Петров не работал на госбезопасность. Он состоял на связи у Лукенича!
— Ну и что?
— Тамарин знал об этом. Считалось, что покойник «сливал» погранцам всякую шушеру: мелких контрабандистов, побирушек из таможни, поддельные паспорта… Взамен те ребята должны были смотреть сквозь пальцы на настоящую, серьезную деятельность.
— И что же?..
— У Лукенича было отличное оперативное прикрытие — агентура среди местных жителей, в туристических фирмах, поездных бригадах…
— Почему я должен тебе верить?
— А ты и не должен. Просто я расскажу тебе, как все, видимо, было, а ты попробуешь опровергнуть…
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем лично мне это нужно?
— Элементарно! В целях собственной безопасности… Если то, что я тебе сейчас расскажу, — верно, то ребята, с которыми ты сегодня встретился на трассе, не остановятся: в этих веселых компаниях осечек не прощают… И надеяться тебе остается только на нас, потому что именно мы вычислили инициатора и предъявим ему свои претензии раньше, чем он тебе — свои.
— Та-ак… — Все то выглядело вполне в рамках правил, тех извращенно логичных правил игры, по которым существует наше больное общество. — Допустим!
— Тогда слушай! — Синицын поднял, наклонил и с сожалением поставил на место опустевший кувшинчик. — Ч-черт! Ладно… Первое время этот погранец, видимо, принюхивался: долю получал от Петрова, прямо скажем, копеечную, хамство его терпел. А потом в какой-то момент Витьку под себя и подмял!
— Как?
— Знать бы! Ты же Лукенича видел — волкодав! Хитрый, умный, злой… И сильный — не чета братве нынешней.
— Боевой офицер! Спецназ…
— …которому государство, кроме дюжины жестянок на грудь да пенсии в сотню долларов, ни шиша больше предложить не может.
— Да, — вынужден был согласиться Виноградов. — Если такому не дать — он сам возьмет…
— Скорее всего было так… Клиентов вывозили в безлюдное место, в погранзону. Там грабили. Убивали. Трупы уничтожали.
— Смысл?
Все виденное и слышанное за последнее время работало на эту версию. Непонятен Виноградову был только мотив.
— Выгода есть. Во-первых, та половина оплаты, которую должны были получить по прибытии. Затем, у каждого с собой хоть какие-нибудь, но сбережения есть, не обязательно в валюте, это может быть золотишко фамильное, камни… Люди же дома продают, скотину, всякое прочее… Совсем уж пустым мало кто срывается!
— Пожалуй.
— В-третьих, экономия на накладных расходах: нет необходимости платить тем, кто задействован на переправку и прием «партии» на том берегу залива, в Финляндии.
— Да-а… Изрядные суммы!
— Гутман из Хельсинки связался с шефом, сообщил, что на него вышел человек, который якобы знает, когда и где русские пограничники захватили и утопили катер, полный людей.
— Пограничники?
— Ну, я подробностей не знаю, но что-то в этом роде… Тамарин сразу же решил Петрова послать — его епархия, пусть расхлебывает. Тот, видимо, запаниковал, доложил Лукеничу.
— Дальнейшее я видел.
— Скорее всего ликвидация Петрова не планировалась. Но после твоего непонятного появления на пароме, да еще суеты Коротких при этом… Майор, очевидно, решил, что писака успел подстраховаться, стуканул финнам или нашим чекистам насчет предстоящей встречи, что раб Божий Витька засветился и возьмут его теперь в оборот…
— Логично, вполне. А фактически?
— Я не думаю, что в Хельсинки Петрова ждали — отработать его можно было и дома, даже проще намного. Другое дело, что на встречу в порту Гутман с собой никаких бумаг не принес. Хотел, видно, поторговаться.
— А были какие-то бумаги?
Синицын непонимающе посмотрел на Владимира Александровича, потом, сообразив, кивнул:
— Ах да! Ты же не в курсе… Это финские сведения.
Оставалось только позавидовать — тамаринская разведка имела возможность контролировать обмен самой доверительной информацией между коллегами по обе стороны границы. Свой агент в качестве переводчика! Мечта любой спецслужбы.
— А что известно о том человеке, который на журналиста клюнул? Что есть о нем?
— Никаких данных… Мы считали сначала, что это ты, но…
— Польщен! Не вы одни… Кстати, ташкентское землетрясение и смерть Улофа Пальме — это тоже не моих рук дело. И попугаев в ЦПКиО я не насиловал…
— Ой, только не заводись!
— Да ладно… Надоело просто. Домой хочу.
