Брайан Моррисон - Расплата
— Бедная мама, — проговорила она. Ее губы были прижаты к его груди, поэтому слова звучали глухо. Когда она подняла голову, Билл заглянул в ее блестящие, измученные глаза. — Это невыносимо для нее — оставаться там одной. Я должна найти выход из этого… этого кошмара! Слишком много на нее всего навалилось.
— Знаю, — вздохнул Билл, — но нет никакого выхода. До тех пор пока мы не увидимся с Лантье. А после этой встречи по крайней мере вы, возможно, сможете вернуться домой. — Он нежно высвободился из ее объятий и теперь держал в руках только кончики ее пальцев. — Еще несколько часов, а? Пожалуйста!
Она кивнула, смахнула с лица последние слезы и прошептала:
— Хорошо. Я пойду и послушаю, что он скажет. — Кельтум опустилась на измятую постель. — Мне так неудобно, — еле слышно прошептала она. — Я ужасно устала. — Голова ее упала на грудь, и девушка соскользнула бы на пол, если бы Билл не подхватил ее. — Голова кружится. Я так… — глухо бормотала она. Наконец шепот затих, и она уснула.
Билл уложил ее на кровать, укрыл до пояса одеялом, постоял над ней несколько минут и, убедившись, что она крепко спит, подошел к двери, тихонько открыл ее, ступил на рваный линолеум и направился к верхней площадке лестницы. Там он постоял, прислушиваясь, и спустился на неосвещенную промежуточную площадку. Пока администратор грозно предупреждал Кельтум, он успел внимательно изучить доску, на которой висели ключи. Ключа от комнаты Кхури там не было, значит, бандит дома. Билл так и думал. День у Кхури начинался только после полудня и заканчивался в пять-шесть утра, когда он выходил из последнего кабака. Билл взглянул на часы, сел на потертый ковер и стал ждать, тревожно вслушиваясь в приближающиеся шаги.
Первое заграждение было установлено на проспекте Великой Армии — беспорядочно наваленные железобетонные блоки. Перед ними стояли в характерных ленивых и в то же время настороженных позах солдаты ОРБ, из-под переливавшихся на солнце дождевиков высовывались дула автоматов. Один из них, мужчина с суровым лицом, направился к машине Вадона. Министр опустил оконное стекло, снял непромокаемую широкополую шляпу, затенявшую верхнюю половину лица. Офицер уныло улыбнулся, отдал честь и отступил назад.
Не слыша ничего, кроме оглушительного биения собственного сердца, Вадон осторожно объехал заграждение, небрежно помахал офицеру рукой и поехал по пустынному проспекту. Шины шуршали по асфальту, еще не просохшему после утреннего ливня. Нервы были напряжены до предела, и все же это не помешало ему залюбоваться открывшейся панорамой. Дорожное движение не отвлекало внимания, и он, словно впервые в жизни, увидел стоявшую на холме Триумфальную арку. Она, казалось, парила в воздухе, на фоне неба вырисовывался ее величественный силуэт, а свинцовые облака придали удивительную яркость украшавшим ее флагам.
Он приближался к площади Звезды, самому центру Парижа, и сердце его забилось еще чаще. В обычные дни проспекты, эти гигантские городские артерии, вливают в нее потоки транспорта, и там всегда бурлит водоворот. Сейчас же она была неестественно пуста, словно какая-то паника или эпидемия чумы вымела все население из города. Маленький отряд солдат, маршировавших в направлении к арке, только еще больше усиливал ощущение пустынности.
Там, где проспект Великой Армии соединяется с площадью Звезды, стоял еще один пост ОРБ. От группы охранников отделился офицер и взмахом руки приказал «ягуару» остановиться. Вадон послушно остановил машину и с дружеской улыбкой выглянул из окна. Он меньше всего был расположен сейчас улыбаться, и улыбка эта, словно маска, скрывала страх.
— Добрый день, офицер, — добродушно-снисходительно произнес он. Интонация, позволяющая, по его мнению, поставить человека на место и в то же время завоевать его расположение. — Решил вот лично все проверить. Убедиться, что все идет как надо. Понимаете?
Офицер ОРБ, молодой парень, с приплюснутым, как у боксера, носом, и виду не подал, что узнал его.
— Ваши документы, — резко сказал он.
— Вы это серьезно, молодой человек? — Министр засмеялся, чуть более пронзительно, чем хотелось. — Вы ведь знаете, кто я, верно? — и, глуповато ухмыляясь, взглянул на офицера.
Ни один мускул не дрогнул на лице офицера.
— Ваши документы, пожалуйста.
Ухмылка сошла с лица Вадона, на скулах сквозь загар выступили белые пятна. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, и снова закрыл его, поджал губы, достал из кармана карточку и протянул ее офицеру. Тот внимательно изучил документ. Лицо его было все так же непроницаемо. Посмотрел обратную сторону карточки, потом потер пальцем пластик, которым она была покрыта, взглянул на фотографию, потом на лицо Вадона. Не спуская глаз с министра, достал из-под накидки радиотелефон, переговорил с кем-то, считал с карточки фамилию министра, обошел машину спереди, сверил ее регистрационный номер. Вадону казалось, что время остановилось, пока этот офицер с каменным лицом слушал ответ. Наконец он что-то пробормотал и неохотно вернул Вадону карточку.
— Прошу прощения. Не ожидал, что министр может ездить в собственной машине.
— Не ожидали? — раздраженно переспросил министр. — Ну что ж, возможно, впредь будете умнее. Может быть, когда вы… — Не закончив фразу, Вадон выдавил из себя улыбку. Он сорвался и теперь злился на себя за это. — Вы знаете, многие так делают, чтобы не привлекать внимания. У министров ведь тоже есть личная жизнь, — прибавил он с вкрадчивой улыбкой.
Офицер помолчал и еле заметно махнул рукой.
Вадон с каменным лицом нажал кнопку подъема стекла и погнал машину во весь опор, злясь на собственную бестактность. Офицер едва успел увернуться от фонтана брызг, ударившего из-под колес.
Вадон с трудом притормозил, обогнул арку и поехал в сторону Елисейских полей. Рубашка его взмокла, пот стекал по лицу, на кончике носа образовалась большая капля. Он со злостью провел рукой по лицу и смахнул ее.
— Держи себя в руках, идиот, — вслух выругался министр, снова провел рукой по лицу, от волос до подбородка, и крепко сжал руль. — Ведешь себя как ребенок.
Развернувшаяся впереди перспектива с аркой перед Лувром и стеклянной пирамидой за ним казалась такой же гнетуще нереальной: никаких автомобилей, кроме небрежно припаркованных там и сям автобусов ОРБ и военных грузовиков, а вместо гуляющей публики — лишь солдаты в темной форме, выстроившиеся по обеим сторонам улицы с десятиметровым интервалом прямо перед трибунами для зрителей.
Однако наслаждаться поэтичностью этой картины было некогда: его снова остановили. На этот раз за спиной офицера ОРБ, проверявшего его документы, стояли парашютисты-десантники, ребята с короткими стрижками и мощными мускулами, перекатывавшимися под короткими рукавами полевых комбинезонов. Прежде чем вернуть Вадону его удостоверение личности, офицер что-то сказал в микрофон радиотелефона, а затем с холодной вежливостью спросил Вадона:
— Нужно ли вам сопровождение?
— Конечно, нет, идиот. Мне осталось всего сто метров.
Он поехал дальше, крепко вцепившись в руль, чтобы побороть охватившую все тело дрожь, обуреваемый странной смесью чувств оскорбленного самолюбия и жуткого страха.
Правительственные ложи располагались справа от него. От улицы их отделяла стена из армированного стекла высотой в два этажа, она была чуть выше с той стороны, где вдоль широкого тротуара высились здания банков и авиаагентств. Стена эта обеспечивала защиту от пуль снайперов в том случае, если бы тем удалось угнездиться на крышах. За ограждением суетились рабочие, заканчивавшие покраску трибуны для высокопоставленных гостей. Восточный конец стены переходил в крытый тентом тоннель длиной около пяти метров. Вадон знал, что этот тоннель, тоже огражденный армированным стеклом, был единственным входом в ложи. Перед самым тоннелем под полосатым навесом толпились люди в форме и в гражданской одежде, они о чем-то спорили, размахивая руками. В тоннель можно было проникнуть только через детектор металла, который обслуживали полицейские.
Вадон заметил, что двое рабочих вышли из тоннеля и сделали несколько шагов в направлении к своему грузовику, взяли из кузова два ящика и вернулись. Ни слова не говоря, они положили груз на стол детектора, прошли сами, взяли ящики, вошли в тоннель и скрылись из виду.
Он остановил машину в нескольких метрах от входа. От волнения во рту пересохло, язык словно покрылся наждачной коркой. Он с трудом глотнул, пытаясь смочить рот слюной, провел рукой по плащу, разглаживая складки, потом нервно пробежал пальцами по пуговицам плаща, убедился, что они застегнуты, и вылез из машины. Пригладив волосы на висках, он направился к людям, стоявшим у входа.
Волосы его взмокли, пот струился по лбу, скапливаясь в бровях, ноги были словно ватные. Один из военных сказал что-то своему приятелю в штатском, тот повернулся и подозрительно вглядывался в приближавшуюся фигуру. Но вот сомнение сбежало с его лица, он вполголоса извинился перед собеседниками и поспешил навстречу Вадону.
