Адриан Д'Аже - Судный день
— Хотя это не единственная причина, по которой Ватикан так интересуется этим уголком мира. Кодекс майя несет в себе угрозу уникальности послания Христа, — сказала Алета.
— От которого зависит само существование Ватикана. Мне следует самому взглянуть, как там устроился монсеньор Дженнингс. Есть какой-нибудь способ переправиться в Сан-Педро в это время ночи? — спросил О’Коннор.
— Фидель ждет вас на пристани. Обычно монсеньор Дженнингс выпивает в баре «Будда». Это на набережной Сан-Педро, недалеко от основной туристской зоны.
— Прошу тебя, будь осторожен, — сказала Алета.
— Все-таки он для тебя кое-что значит, — с легкой улыбкой заметил Арана, когда О’Коннор вышел.
— Даже больше, чем я думала, хоть это и очень напоминает жизнь на бегу с Индианой Джонсом. Но вы сами сказали тогда, что я должна доверить ему свою жизнь.
— И теперь пришло время еще раз поверить мне. Помнишь, я говорил тебе о необходимости укрепить твой дух?
Алета кивнула.
— Сегодня ночью мы очистим твой дух, и это также снимет твою депрессию. Я хочу, чтобы ты легла вот здесь, — сказал Арана, показывая на садовую скамейку, накрытую большими и мягкими подушками. — Тебя когда-нибудь гипнотизировали?
— Нет. А это не опасно?
— Я же сказал, что ты должна довериться мне. У сознания есть различные состояния, Алета. Когда мы бодрствуем, то находимся в так называемой бета-фазе, когда мы начеку: мы думаем, и волны, излучаемые нашим мозгом, пульсируют с частотой от пятнадцати до тридцати колебаний в секунду. При частоте от восьми до пятнадцати колебаний мы впадаем в более расслабленную альфа-фазу; это состояние характерно для моментов, когда мы засыпаем или просыпаемся, а также когда, например, мы захвачены интересным фильмом.
Он замолчал, давая Алете возможность устроиться поудобнее.
— Сейчас ты расслабляешься, — мягко сказал Арана, проводя рукой перед веками Алеты. — Закрой глаза, и мы с тобой двинемся в тета-фазу, когда волны твоего мозга замедляются… замедляются… еще более замедляются… до частоты примерно четыре-пять колебаний в секунду. Это состояние, в которое мы попадаем во время глубокого сна, состояние, в которое ты переходишь легко и спокойно. А в конце всего этого, — еще тише добавил шаман, — я сосчитаю до трех, и ты мягко проснешься.
Алета чувствовала, как ее куда-то уносит, частично из-за того, что она очень устала, а частично — потому что снова оказалась в своей родной деревне под присмотром человека, которому полностью доверяла. Подушки были мягкими и удобными, и она провалилась в сон еще глубже. Веки стали тяжелыми, и у нее не было ни сил, ни желания открывать глаза.
— Сейчас ты уходишь в глубокий туннель. Ты спускаешься по ступеням каменной лестницы, которая уводит тебя в этот туннель все глубже и глубже. Глубже… и глубже… и глубже… Ступеньки уходят вниз… вниз… и вниз. Ты дошла до слабо освещенного каменного коридора. Здесь пахнет сыростью и плесенью.
Арана помахал перед лицом Алеты цветком дикой орхидеи, но она недовольно скривила нос. Чувствительность к запахам была знаком того, что его пациентка находится в состоянии глубокого транса. Сейчас Алета была открыта для власти внушения. Чтобы очистить ее дух, Арана должен был перенести ее назад во времени. Это был метод, который древние применяли столетиями, метод, который современная психиатрия и гипнотерапия объяснили совсем недавно, выдумав новый термин — «регрессивная терапия возвращением в прошлые жизни». Хотя все личности индивидуальны, шаман знал, что каждое человеческое существо прошло в прошлом через много жизней; просто воспоминания о них недоступны нам в настоящем. Арана также знал, что гипноз может снять эти барьеры.
— Когда ты идешь по этому туннелю, Алета, справа и слева от себя ты видишь двери, — продолжал он мягким и ровным голосом. — Я хочу, чтобы ты выбрала одну из этих дверей и вошла в нее.
— Слева от меня есть одна ярко раскрашенная дверь… Я открываю ее сейчас.
Алета принялась раскачиваться в ритме боя барабанов.
— Где ты сейчас?
— Я в Тикале. Меня зовут принцесса Акхуштал.
Алета вернулась в 850 год нашей эры, в великий город-государство Тикаль, один из нескольких могущественных городов в джунглях полуострова Юкатан. Дальше к северу находились Калакмуль и Нараньо, которыми правила царица-воительница, известная как Госпожа Шестого Неба. Мир между городами был очень хрупким.
— Что ты сейчас видишь?
— В Тикале сегодня очень многолюдно, — с волнением ответила принцесса Акхуштал. — Завтра день зимнего солнцестояния, и на рассвете Верховный жрец проведет церемонию с нефритовыми статуэтками, чтобы определить место, куда поместить Кодекс майя. Но Верховный жрец очень озабочен.
Со смотровой площадки, где рядом с принцессой Акхуштал сидел ее отец, царь Яш-Айин II, открывался вид на расположенную внизу большую площадку для игры в мяч. Мускулистые воины носили толстые защитные обмотки, защищавшие их ребра от большого черного кожаного мяча диаметром более метра, когда они боролись за выигрышную позицию. По правилам, мяч нельзя было пинать ногой или касаться его пальцами рук; вместо этого игроки отбивали его тщательно перевязанными предплечьями, а иногда и своими лбами. Игроков разных команд различали по головным уборам из перьев попугая ара и священной птицы кетцаль, а также рогов.
Принцесса Акхуштал перевела взгляд с площадки для игры в мяч на две оранжево-розовые пирамиды, возвышавшиеся по обеим сторонам Главной площади, — Храм Великого Ягуара и Храм Маски. В этих высоких сооружениях, построенных пятьдесят лет назад, находились гробницы членов царственной семьи великого клана Ягуара: царя Хасава-Чан-Кавиля и его жены. Дальше, к востоку от площади, шумели рынки Тикаля. Лавки торговцев были укрыты тентами из мешковины, под которыми были развешены искусно сотканные ткани. На оживленных улицах продавались ковры, глиняная посуда, стояли корзины со специями, орехами и фруктами. Женщины, одетые в разноцветные рубашки, несли на головах корзинки из ивовых прутьев со своими покупками. Знатные люди в головных уборах из перьев возлежали на плетенных из прутьев носилках, которые несли через толпу их слуги. За рынками Акхуштал увидела часовых, стоявших на вершинах Храма IV и Храма V — «пирамид-небоскребов», самых высоких сооружений Мезоамерики. Под ними на мощеных дорогах, соединявших Тикаль с джунглями, находились городские ворота, тщательно охраняемые царской стражей.
— Теперь барабаны бьют еще громче, и игра приближается к концу. Мой отец встает на ноги, все игроки поворачиваются в нашу сторону и кланяются.
Алета беспокойно заерзала на подушках, но Арана не произнес ни слова — он ждал.
— Сейчас мой отец встречается с Верховным жрецом. Верховный жрец предупреждает об ужасной катастрофе, ожидающей майя, если мы не изменим свой курс.
— Ты должен найти способ заключить мир с Калакмулем и Нараньо, — мрачным голосом сказал царю Верховный жрец.
Уважаемый старейшина племени майя, одетый в холщовую мантию с капюшоном, был очень высок, и его смуглое обветренное лицо несло на себе печать мудрости. Он сохранял величественную осанку даже в обществе царя Яш-Айина II.
— Если войны будут продолжаться, это приведет не только к многочисленным жертвам с обеих сторон, но и поставит под угрозу всю цивилизацию майя. Войны разрушают окружающую среду, от которой зависит само существование твоего народа.
— Люди Калакмуля и Нараньо очень упрямы, — возразил царь. — И мой долг — поддерживать наш образ жизни. Наш город превосходит их, и они должны приспособиться к нашим обычаям и традициям. Если это будет необходимо, мы заставим их следовать за нами.
Мускулистый и хорошо сложенный царь-воин сидел на низкой скамейке; на голове у него был головной убор из красных, синих и зеленых перьев священной птицы кетцаль, а защитное боевое облачение из кожи было застегнуто на поясе большим нефритовым талисманом.
— Наше общество и культура действительно занимают ведущее положение, но это не означает, что мы не должны принимать их культуру, — настаивал Верховный жрец. — Сесть и договориться — это не признак слабости. Это признак силы.
— Но воспринято это будет как слабость, особенно советом старейшин, — прорычал царь.
— Мы приближаемся к концу десятого бактуна. Это будет время великих беспорядков и потерь, — предупредил Верховный жрец, напомнив царю Яш-Айину II об окончании очередного цикла из 394 лет. — Лишения, которые наш народ пережил в конце предыдущего бактуна, повторятся и на этот раз.
Царь, казалось, задумался.
— Знамения будут продолжаться, пока мы не прислушаемся к предостережениям… или пока не посеем семена нашего собственного уничтожения, а со временем — и уничтожения всей планеты.
