Роберт Дугони - Властелин суда
— Круг?
— Местом, где мы нашли тело Джо Браника.
— А мы далеко оттуда? — спросил Дженкинс.
— Боюсь, что слишком далеко, — ответил Молья.
81
Слоун стоял, глядя на лунный серп, перечеркнутый инверсионным следом реактивного самолета. Вечернее небо буравили звезды, и это было похоже на задник декорации в детском театре, но света эти звезды давали немного. Глухо шумела река, и ей вторил хор насекомых, воздух был тяжелым, насыщенным дневной сыростью. Густой кустарник и высокие гибкие стволы деревьев стояли по краю поляны, как солдаты на часах, ожидая событий, свидетелями которых они должны были стать. Из газетных статей Слоун знал, что парк этот был местом, где обнаружили тело Джо Браника, однако он не думал, что Паркер Медсен назначил их встречу именно здесь из сентиментальных соображений. Нет, место это он выбрал сейчас по той же причине, что и раньше, для того чтобы прикончить Браника: место было отдаленным, глухим, лесистым, что вносило элемент неожиданности, а звук выстрела в окружающей тишине должен был разнестись далеко и во все стороны, так что будет невозможно точно определить, откуда он исходит.
Второй звонок Медсена застал Слоуна торопливо сбегавшим с крыльца Тома Мольи, ровно через две минуты после первого. Генерал велел ему ехать к муниципальной автозаправке, где из темноты вынырнул человек и, приблизившись к машине, бегло осмотрел салон, дабы убедиться, что Слоун едет один и что конверт при нем. Человек не взял у него конверта, лишний раз подтвердив то, что уже и раньше успел понять Слоун: они перешли на личности. Слоун, видимо, помешал генералу. И тот хотел взять дело в свои руки — закончить противостояние, поставив все точки над i, и не желал ни с кем делиться победой. Во время их короткой встречи в Овальном кабинете Слоун раскусил характер Медсена. Этот коротконогий питбуль, чье высокомерие не позволило Слоуну проникнуть за темные и пустые, как дырки от булавочных уколов, кружки его зрачков, не остался для него тайной. Люди, подобные Паркеру Медсену, не допускают даже возможности неудачи. Самомнение их настолько велико, что для них совершенно непостижима даже вероятность иного исхода того или другого предприятия, чем подготовленный и ожидаемый ими. Гордость возносит их на вершины могущества и власти, но иногда она же становится причиной их крушения и гибели. Слоун встречал таких людей в армии, а американцам примеры такой гордости наглядно демонстрирует Белый дом. На ум немедленно приходят Ричард Никсон и Билл Клинтон.
А вдобавок Слоун чувствовал и другое — он чувствовал страх: при мысли о близком поединке с Паркером Медсеном у него слабели ноги и сводило желудок. И к страху смерти это не имело отношения. Тут было нечто другое — твердое знание, что этот хищник Медсен крался за ним и выследил его, и поединок, от которого он старался уйти, теперь неизбежен. Они с Медсеном были как бы двумя линиями, издалека устремившимися друг к другу, чтобы теперь пересечься, пересечься здесь, в том самом месте, где протекли последние мгновения жизни Джо Браника.
После начальной проверки Слоун получил ряд указаний, видимая цель которых состояла в том, чтобы убедиться, что за ним нет хвоста, указаний, в конечном итоге и приведших его на эту поляну. Прошло уже двадцать минут, и можно было заключить, что Медсену приятно заставлять его ждать, получая тем самым некое психологическое преимущество и следя за ним откуда-то из темноты.
— Вас хорошо вышколили, и учение пошло вам на пользу.
До того как прозвучали эти отрывочные слова, разорвав мирную красоту пейзажа, Слоун не слышал ни звука. Он поворачивался то туда, то сюда, просеивая взглядом тьму направо-налево, сзади и снова прямо перед собой. Никого не было. Потом постепенно на фоне темных стволов и кустарника глаза различили туманный силуэт фигуры. Паркер Медсен вышел из зарослей, как бенгальский тигр из джунглей. Он стоял на краю поляны шагах в пятнадцати от Слоуна, одетый в камуфляж, какой носят в тропиках, и словно парил над землей, видимо, потому что форменные его брюки были заправлены в черные сапоги наподобие пехотных. Черты лица были четко очерчены, будто нарисованные углем — черные на белом.
В мозгу Слоуна ярко вспыхнул свет, сопровождаемый громовым ударом. Он услышал, как протопали в комнату тяжелые сапоги, и ощутил дрожь во всем теле. Всеми силами он боролся за то, чтобы остаться в настоящем — жизнь Тины зависела от этого.
— Вы ведь были в морской пехоте, не так ли?
Слоун открыл глаза. Он избег падения в черную пропасть, но, в отличие от прошлого, сейчас его властно тянуло в эту пропасть, он чувствовал настоятельную потребность в ней очутиться.
— Зачем вы задаете вопросы, генерал, ответы на которые вам известны? — Он догадывался о том, что Медсен знает гораздо больше, чем род войск, в которых он служил. — Я приехал сюда не беседовать с вами о моем прошлом. Где она?
Медсен двинулся вперед и остановился шагах в десяти от Слоуна. В темноте трудно было что-нибудь разглядеть, но генерала, судя по всему, и не заботило, имеет ли Слоун при себе оружие — какую бы хитрую игру Медсен ни задумал, это входило в замысел: так гангстер кружит по пыльным улочкам старого города, дразня противника, вынуждая его сделать первый шаг.
— Вы поступили на военную службу в семнадцать лет, не имея на то согласия родителей, но при этом верно указав свой возраст.
— Я купился на рекламу, на призывы типа «Для немногих избранных... лишь настоящие мужчины»... и все такое... Ну, вам это знакомо.
— Вы каким-то образом обломали вербовщика. А к тому времени как был выяснен ваш возраст, вы уже успели получить высший балл на ежегодных испытаниях частей морской пехоты, что и неудивительно, учитывая ваш ай-кью. Командование повысило вас в звании, назначив взводным радиолокационной роты второго батальона Первой дивизии морской пехоты. Вы удостаивались благодарностей за меткую стрельбу, принимали участие в операции в Гренаде, получили Серебряную звезду за храбрость, а также рану в плечо от кубинской пули — по причине, для меня весьма загадочной.
Слоун знал, что причина, которую он указал, после того как в бою снял тогда бронежилет, должна интриговать Медсена как человека военного, и столь же непостижимым покажется ему и заключение армейского врача-психиатра, к которому Слоун был направлен на освидетельствование.
— Я был молод и глуп, — сказал он, все еще пытаясь удержаться в настоящем. Его мозг и тело, словно окутанные тяжелой цепью, влеклись в бездну. Цепь тянула его туда, где находились Джо Браник, Чарльз Дженкинс и женщина, которая, как он теперь узнал, была его матерью. Но, в отличие от прошлого, желание броситься в эту бездну было сопряжено не с опасностью, а с врожденным стремлением к самосохранению.
— Вы скромничаете, мистер Слоун. Но мне всегда любопытны случаи, когда солдат отбрасывает то, чему его учили, как это произошло с вами. Вы сняли бронежилет во время боя. Что толкнуло вас на это?
— Подозреваю, что и этот ответ вы уже знаете, генерал.
Слоун напрягал мускулы ног, потому что чувствовал: не делай он этого, и вот сейчас его потащит в темную глубь. Но он не мог погрузиться туда. Он должен был спасти Тину. Он не мог позволить ей умереть.
— Мне известно и то, что вы говорили военному врачу на освидетельствовании, и сделанный им вывод, что поступок этот изобличает в вас человека с суицидальными наклонностями, — такая характеристика, конечно, вам подходит: сирота, который ищет свое место в мире и испытывает разочарование, не находя его. Ведь именно так он это сформулировал?
— Вам лучше знать, генерал.
— Но при этом вы смогли ускользнуть от прекрасно подготовленных солдат, лучших в нашем отечестве. Я говорю со знанием дела — ведь готовил их я. — Казалось, Медсен искренне удивлялся этому. — Зачем человеку, видимо, лишенному стремления жить, избегать смерти? За что вы яростно сражаетесь, солдат?
— Я не солдат, генерал, и не хочу вновь им стать. И сюда я приехал не для философского диспута на тему странностей человеческой психики.
— Тогда ответьте на вопрос более существенный: как могло случиться, что вы пересеклись с Джо Браником? Признаюсь, я не могу обнаружить между вами связи, благодаря которой он послал вам конверт, о котором вы ничего не знали.
— Вам стоило бы спросить его самого до того, как вы его убили.
— О, я спрашивал, но он, как и вы, проявил упорство. — Медсен вздохнул. — Оставим это. Полагаю, что мы очень скоро доберемся до корней всей этой истории. Конверт у вас?
— Где она?
— Если меня удовлетворит его содержание...
— Нет. Я покажу вам конверт только после того, как мне будет показана Тина. Тогда мы детально обсудим с вами процедуру обмена. Я доверяю вам не больше, чем вы доверяете мне.
