Айра Левин - Мальчики Из Бразилии
- Мы найдем его, - сказал человек в белом. - Он одиночка; группы активно действуют лишь в Рио и Буэнос-Айресе. И он любитель, причем не только в силу возраста - ему года двадцать два, двадцать три - но и потому, что назвался Хантером, что, как известно, в переводе значит «охотник»; ни один более-менее опытный человек не позволит себе таких шуточек. И он глуп, в противном случае, он бы не обмолвился этой суке, что остановился в гостинице.
- Разве что, - сказал Швиммер, - его нет ни в одной из них.
- В таком случае он чрезмерно умен, - сказал человек в белом, - и утром мне остается только повеситься. Давайте-ка приступим к поискам. Поскольку Гессен - обитатель Сан-Пауло, он поможет найти нашего «охотника»-любителя: он на память назовет нам все отели. - Он посмотрел на Гессена, который, оторвавшись от разглядывания своей шляпы, встретил его взгляд. - Отель должен быть достаточно респектабельный, чтобы ночью там можно было заказать поесть, - сказал ему человек в белом, - но не настолько изысканный, чтобы в нем нельзя было ходить в джинсах. Поставьте себя на его место: вы мальчишка из Штатов, который явился в Сан-Пауло, чтобы выследить Хорста Гессена или, может, даже Менгеле; в каком отеле вы предпочтете остановиться? У вас хватает денег чтобы подкупить официантку - не думаю, что эта сучка соврала мне относительно суммы - но вы полны романтики: вы хотите почувствовать себя этаким новым Яковом Либерманом, а не праздным туристом. Назовите, пожалуйста, пять отелей, Гессен, в порядке возможности.
Он посмотрел на остальных.
- Когда Гессен назовет ваш отель, - сказал он, - вы возьмете фирменную коробку спичек данного ресторана и сразу же направитесь по названному адресу. Оказавшись в гостинице, вы выясните, видели ли они или нет высокого молодого американца, шатена, с кудряшками, который не так давно явился в синих джинсах, в короткой синей джинсовой куртке и с сумкой бело-синей раскраски. Затем позвоните по номеру, который имеется на спичечной коробке. Я буду на месте. Если вы его найдете, то скажете «да», и мы с Руди и Тин-Тином тут же будет на месте; если вы скажете «нет», Гессен назовет вам другой отель. Все ясно? Отлично. Мы накроем его через полчаса и он не успеет даже прослушать эту чертову запись. Гессен?
Гессен сказал Мундту:
- «Националь», - и Мундт повторил название, после чего сунул себе в карман коробок спичек.
- «Дель Рей», - сказал Гессен Швиммеру.
Траунштейнеру:
- «Коммодора».
Фарнбаху:
- «Мараба».
Клейсту:
- «Савой».
***
Он послушал запись минут пять, затем остановил ее, перемотал и начал снова с того места, где они кончили восхищаться тем, чем они там, черт возьми, восхищались, пока наконец «Аспьяцу» не сказал: «Lasst uns jetzt geshaft reden, meine Jungen», то есть, скорее всего, предложил им перейти к делу. К делу! Иисусе!
Он прослушал ее с начала до конца, только временами восклицая «Иисусе» и «Боже всемогущий!» или «Ну, суки, все вы суки!» и после звяканья крышки, которой официантка накрыла чашу, относя ее вниз, он остановил вращение катушек и несколько отмотав запись назад, стал слушать уже только отдельные куски и реплики, дабы убедиться, что все это на самом деле и он рехнулся от голода и усталости.
Затем он стал мерить шагами узкое пространство номера, потряхивая головой и почесывая в затылке, пытаясь понять, что же ему, черт побери, сейчас делать, когда земля горит у него под ногами, а он не знает ничего - ни кто-есть-кто или хотя-бы-кто-им-платит.
Остается лишь единственное, наконец решил он, и чем скорее, тем лучше - и плевать на разницу времени. Он положил диктофон на ночной столик и подтянул к себе телефон; вытащив бумажник, он расположился на кровати. Найдя визитную карточку с именем и номером телефона на ней, он подсунул ее под аппарат и, спрятав бумажник, стал набирать номер. Ему был нужен оператор на линии международной связи.
У нее оказался воркующий сексуальный голос:
- Я позвоню вам, когда установится связь.
- Буду ждать у телефона, - предупредил он ее, подозревая, что она может забыть о его заказе и отправиться куда-нибудь танцевать самбу. - И побыстрее, пожалуйста.
- Это займет пять - десять минут, сеньор.
Он слышал, как она диктовала номер оператору за морем и прокручивал в голове слова, которые ему необходимо сказать. Исходя, конечно, из того, что Либерман на месте и не беседует с кем-то вне дома. Будьте, пожалуйста, дома, мистер Либерман!
Кто-то легонько постучал в двери.
- Как нельзя кстати, - пробурчал по-английски он и, держа в руке телефонную трубку, дотянулся до ручки двери и потянул ее. Дверь подалась, и в проеме показался официант с роскошными усами, доставив накрытый салфеткой поднос с бутылкой «Брахмы» на нем, но без стаканов.
- Простите за задержку, - сказал он. - К одиннадцати часам почти никого нет на месте. Мне пришлось самому все готовить.
- Все в порядке, - сказал он по-португальски. - Поставьте, пожалуйста, поднос на постель.
- Я забыл стакан.
- Все в порядке, - повторил он. - Стакана не нужно. Дайте мне счет и карандаш.
Он подписал счет, прижав его к стене и придерживая рукой, в которой продолжал держать телефонную трубку; возвращая чек, он прибавил чаевые.
Официант, не поблагодарив его, вышел и, закрывая дверь, только хмыкнул.
Ему не стоило останавливаться в «Дель Рее».
Он снова сел на кровать; трубка продолжала бормотать и посвистывать у его уха. Повернувшись, он подтянул к себе поднос и не без удивления посмотрел на большую желтую салфетку с большими черными буквами на углу ее «Мирамар». Покрутив ее в руках, он отложил салфетку в сторону: сандвичи были толстыми и аппетитными, одно куриное мясо, без лука и прочей шелухи. Забыв об официанте, он залюбовался едой и, склонив голову, впился зубами в толстый ломоть. Господи, как он проголодался!
- Ich mochte Wier, - сказала оператор. - Wier!
Он подумал о ленте с записью, и что он скажет Якову
Либерману, когда у него полный рот и он не может прожевать; яростно работая челюстями, он наконец справился с хлебом. Положив сандвич, он запил его пивом. Оно в самом деле было великолепным.
- Вот-вот будет связь, - сказала Сексуальная операторша.
- Надеюсь. Благодарю вас.
- Будьте на линии, сеньор.
Телефон звякнул.
Он торопливо проглотил очередную порцию пива и поставил бутылку, вытер руку о колено, обтянутое джинсовой тканью, и приник к телефону.
Где-то далеко, на том конце, непрерывно звонил телефон и наконец там сняли трубку.
- Ja?[1] услышал он так четко, словно из другой комнаты.
- Мистер Либерман?
- Ja. Wer ist da.[2]
Это Барри Кохлер. Вы меня помните, мистер Либерман? Я приезжал повидаться с вами в начале августа, я хотел работать с вами? Барри Кохлер из Эванстоуна, Иллинойс?
Молчание.
- Мистер Либерман?
- Барри Кохлер, я не знаю, сколько сейчас времени в Иллинойсе, но в Вене так темно, что я даже часов не различаю.
- Я не в Иллинойсе, я в Сан-Пауло, в Бразилии.
- От этого в Вене не становится светлее.
- Прошу прощения, мистер Либерман, но у меня были веские основания звонить вам. Подождите, пока я вам все расскажу.
- Можете не говорить мне, я и так знаю: вы видели Мартина Бормана. На автобусной остановке.
- Нет, не Бормана. Менгеле. И я не видел его, но у меня есть запись его разговора. В ресторане.
Молчание.
- Доктора Менгеле, - напомнил он. - Помните человека из Освенцима? Ангел Смерти?
- Благодарю вас. А я, было, подумал, что вы имеете в виду какого-то другого Менгеле. Ангела Жизни.
- Прошу прощения, - сказал Барри. - Вы были так...
- Я загнал его в джунгли; уж я-то знаю Йозефа Менгеле.
- Вы так спокойно восприняли это... но я должен вам кое-что сообщить. Он уже не в джунглях, мистер Либерман, сегодня вечером он был в японском ресторане. Не использует ли он фамилию Аспьяцу?
- Он использует кучу имен: Грегори, Фишер, Брейтенбах, Риндон...
- И Аспьяцу, верно?
Молчание.
- Ja. Но, думаю, она может принадлежать и настоящему обладателю такой фамилии.
- Это он, - продолжал настаивать Барри. - И половина тех, кто были с ним, были из СС. И он послал их убивать девяносто четырех человек. Там был Гессен и Клейст. Траунштейнер. Мундт.
- Послушайте, я не уверен, что полностью проснулся. А вы? Вы хоть понимаете, о чем ведете речь?
- Да! И я прокручу вам запись! Она тут, рядом со мной.
- Минутку. Начните все с самого начала.
- Хорошо, - взяв бутылку, он отпил несколько глотков; пусть теперь он для разнообразия послушает молчание.
- Барри?
Хо-хо!
- Я здесь. Я только пропустил немного пива.
- Ах, вот как.
- Всего глоточек, мистер Либерман, я просто умираю от жажды. Я еще ничего не ел, и мне стало так муторно от этой записи, что я прямо не мог есть. У меня тут прекрасный бутерброд с цыпленком, и я прямо не могу проглотить его.
