Александр Кулешов - Сыскное агентство
Кар опустил стекло.
— Скорей, — задыхаясь, проговорила Ингрид. — Скорей же, они уже там! — Она показала на аэродром.
— Что ты тут делаешь? — спросил Кар. — Что с тобой?
— Да скорей же, — чуть не плача, повторяла Ингрид. Она открыла дверцу «мерседеса», своими сильными руками тащила его.
Кар вышел, еще не совсем понимая, что от него хочет Ингрид, но она уже запихивала его в свой маленький «форд». Завизжав на повороте, машина помчалась обратно в город.
Кар сидел неподвижно, устремив взгляд перед собой. Теперь он понял. Но при чем здесь Ингрид? Он не успел задать вопроса, она сама начала объяснять:
— У Эдуарда в типографии этой газеты друзья, они сообщили ему по телефону, а потом началась передача по телевидению. Он позвонил нам, и мы сразу начали действовать: Роберт поехал в порт, Эдуард — на вокзал, я — сюда. Боже, как я рада, Альберт, как я рада, что перехватила тебя! Если б они убили тебя, я б умерла, нет, я бы убила их! Но теперь мы тебя спасем, спрячем — мы уже знаем где, я туда тебя и везу. Как я рада! А потом мы тебя вывезем и так спрячем, что они тебя никогда не найдут. Мы с тобой уедем в Швецию, ко мне. Уж там я о тебе позабочусь. Ты увидишь…
Она не закрывала рта. Но Кар не слушал. Да, значит, все же есть у него настоящие друзья. Он не одинок. Но они сами не понимают, в какую историю, опасную историю ввязались. Это ведь не цветы сбрасывать с самолета и не демонстрировать у здания муниципалитета. Это смертельная схватка с убийцами, профессионалами высокого класса, не знающими слова «пощада». Он представлял себе директора, вице-директоров, в первую очередь Бьорна, сейчас. Как они сидят в своих кабинетах или в зале для заседаний, как отдают распоряжения, приказы, как заработал весь огромный, могучий механизм «Ока», как помчались агенты, его бывшие коллеги, его товарищи, с которыми он еще вчера работал вместе. Как они помчались на этот раз охотиться за его жизнью…
Гончие, гончие, идущие по следу! Какой еще вчера был он сам.
Как они все вместе радовались, обкладывая преступника, замыкая кольцо, зная, что теперь он никуда не уйдет, хлопали друг друга по плечам, смеялись…
Теперь обкладывали его.
И вот с этими десятками, а потребуется, сотнями тренированных, безжалостных людей, вооруженных до зубов, знающих все тонкости своего ремесла, тайно поддерживаемых полицией, секретными службами, имеющих в своем распоряжении любую технику, оружие, автомобили, вертолеты, — с ними собирается сразиться за него маленькая кучка неопытных, наивных юнцов.
Кар улыбнулся про себя. Бедные ребята, искренно верящие, что что-то можно изменить в этих джунглях, что есть на свете доброта, порядочность, честность…
Он не может позволить втянуть их в эту безнадежную схватку. Он очнулся от своих мыслей, когда маленький «форд» свернул на проселок и, проехав сотню метров, остановился возле заброшенной фермы.
Таких ферм было немало в округе. Их разорившиеся или перебравшиеся в город хозяева продавали свои запущенные владения богатым приезжим. Те превращали их в роскошные виллы. Внешне все оставалось нищим, внутри — наоборот. Эдакий вошедший в моду стиль.
Но та ферма, на которую они приехали, действительно находилась в состоянии упадка.
Ингрид вылезла из машины и, схватив Кара за руку, завела в дом.
— Здесь тебя никто не найдет. Это когда-то принадлежало родителям Мари. Сегодня на совещании мы решили, что тут самое надежное место. Сейчас все устроим. Завтра навезем еду. Ты останешься здесь, пока все утрясется, а потом мы вывезем тебя на машине, если надо, в багажнике. Пока поживешь здесь. Я буду готовить тебе, я останусь с тобой? — Она бросила на него неуверенный и вызывающий взгляд.
Он обнял ее и прижал к себе. Ингрид положила ему голову на плечо, плечи ее вздрагивали… А Кар стоял неподвижно, устремив взгляд далеко-далеко за эти стены, за деревья, за моря и горы, туда, где стреляли, и убивали, и взрывали, и умирали, но где все было ясно, не было сомнений и не надо было ломать голову, как уберечь эту девочку от гибели…
Они прошли по комнатам. Все носило следы запустения. Разбитые стекла, поломанные двери, мусор на полу.
Лишь одна комната более или менее подходила для жилья. Там и расположились.
— Никуда отсюда! Жди! — Ингрид вся светилась от счастья. Она боролась за любимого и ради него готова была уничтожить всех его врагов. — Не беспокойся. Мы их проведем за нос!
«Если бы», — внутренне усмехнулся Кар. За окном раздался звук заводимого мотора. Ингрид поехала за подкреплением.
Кар осмотрел дом, прикинул, откуда может последовать нападение, как и куда лучше отходить, где спрятаться. Он попросил Ингрид оставить ему автомобильный приемник и теперь включил его.
Материалы, отправленные им в газеты, вошедшие в специальные утренние выпуски, переданные по радио и телевидению, уже вызвали скандал.
К вечеру Ингрид вернулась с таким количеством продуктов, что их бы хватило Кару, останься он в своем убежище, еще года на два. С ней на своей машине приехал Эдуард.
— План такой, — приступил он сразу к делу, — отсидишься здесь неделю-две, хоть месяц, если надо, а потом мы тебя тихо вывезем, решим как — морским путем, может быть, или в машине. Сюда ездить будет только Ингрид. Нечего привлекать внимание. Я привез портативный телевизор, радиоприемник, вот сегодняшние газеты. Так что будешь в курсе дела.
Ни о каких других делах Кара он не говорил и вопросов не задавал. Они попрощались, Эдуард уехал. Ингрид загнала свою машину в бывшую конюшню и стала готовить ужин. Кар подумал, что она останется ночевать.
Она и осталась. И заснула, бесконечно счастливая, положив ему голову на грудь. А он лежал неподвижно, не засыпая, устремив взгляд в потолок и думая о Серэне, единственной женщине, с которой был счастлив, о своей вине перед ней и об Ингрид, тихо дышавшей возле него, и своей вине, если с ней что-нибудь случится, о жизни и смерти, о том, как хорошо было бы оказаться сейчас на другой планете… И еще он думал о том, что, пока он лежит здесь и размышляет, сотни людей бродят по округе, разыскивая его.
…Кар прожил на заброшенной ферме неделю.
Скандал разрастался. «Око» оказалось в трудном положении, оно неустанно оправдывалось, что-то отрицало, что-то объясняло… Все это было неубедительно. Ряд общественных организаций, в том числе «Очищение», затеяли процессы, обвиняя «Око» в разных грехах — провокациях, нарушении тайны переписки, подслушивании телефонных разговоров, подкупах и шантаже. К ним присоединились некоторые частные предприятия, считая, что по вине «Ока» стали достоянием гласности их коммерческие тайны. Против иных агентов начались уголовные процессы. Господин Бьорн был с шумом изгнан, как обманщик, творивший от имени «Ока» разные темные дела. Его сделали козлом отпущения. Полиция, муниципалитет выступали с опровержениями, они отрекались от «Ока». Но самое страшное — катастрофически упало число клиентов. Ну кто, скажите, захочет доверять свои тайны агентству, которое даже не в состоянии сохранить эти тайны в тайне? Нет уж, поищем другое!
Очищенцы радовались. Эдуард, Ингрид и другие считали, что скандал отвлек все силы «Ока» и ему не до Кара.
Но сам-то он придерживался другого мнения. Он понимал, что усилия по его розыску продолжаются. Он должен быть наказан за свое предательство. Для «Ока» это был важнейший принципиальный вопрос. Другие агенты (разумеется, только агенты, а не общественность!) должны знать, что предательство всегда карается смертью и никто этого не избежит!
Как и когда Кар почувствовал, что его нащупали? Вряд ли он и сам мог бы ответить на этот вопрос. Такое вот ощущение. Инстинкт хищника, почуявшего охотников. Он ничего не сказал Ингрид. Не хотел понапрасну беспокоить — вдруг ошибся?
Но ночью с превеликой осторожностью, чтоб не разбудить, выскользнул из ее объятий, бесшумно вылез из окна и так же бесшумно, прячась за кустами, за развалившейся оградой, стал обходить ферму…
Он обнаружил человека по тихому, хорошо знакомому мурлыканью кинокамеры. Человек снимал вход в дом, ворота, загнанную в конюшню машину, особенно ее номерной знак. Камера могла снимать в темноте.
Сначала Кар решил: достаточно одного удара и… Потом подумал: «Что дальше? Раз уж нащупали, не выпустят. Это как прожектор — поймал в свой луч самолет, так и будет вести, пока артиллеристы не собьют. Нет, это ничего не даст». Он стал соображать. Пока наблюдатель вернется, пока доложит, пока там решат, что да как, наступит день. Днем они ничего предпринимать не будут. Значит, следующей ночью. Но что? Пристрелить, прирезать — не могут. Это было бы уж слишком. Нет, на это не пойдут. Значит, надо инсценировать что-нибудь убедительное, например пожар. Ворвутся, оглушат, зальют в рот виски, а потом подожгут. Мол, напились с любовницей, во сне сбросили керосиновую лампу (тем более что на ферме давно не было электричества). И пожалуйста — спектакль готов, зовите публику.
