Фредерик Форсайт - Псы войны
Сердито сдвинутые брови отца расправились, когда он увидел, что в его кабинете не кто-нибудь, а любимая дочка. Он прошел по ковру и уселся за стол.
– И что это ты такое задумала? – с наигранной строгостью спросил он.
Вместо ответа она нежно обвила его руками за шею и чмокнула в щеку.
– Просто позвонила подружке в Лондон, папочка, – просюсюкала она тоненьким голоском. – Мама все время вертится в холле, поэтому я сюда перебралась.
– Хмм. У тебя есть собственный аппарат в комнате. Будь добра пользоваться им для частных бесед.
– Хорошо, папулечка. – Она посмотрела на бумаги, лежащие рядом с папкой на столе, но шрифт был слишком мелким, и в основном там были какие-то колонки цифр. Ей удалось разобрать только заголовки. Речь шла о ценах на горно-рудные разработки. Отец повернул к ней голову.
– Почему ты не бросишь эту противную глупую работу и не поможешь мне оседлать Тамерлана? – спросила она. – Скоро дождик кончится, и я хочу покататься верхом.
Он улыбнулся дочке, которая была его самой большой радостью в жизни.
– Потому что благодаря этой противной глупой работе мы сыты, одеты и обуты, – сказал он. – Но я тебе помогу. Подожди несколько минут, я подойду в конюшню.
Выйдя из кабинета, Джули Мэнсон остановилась и перевела дух. Куда там какой-нибудь Мата Хари!
Глава 14
Испанские власти относятся к туристам куда терпимее, чем многие думают. Учитывая, что миллионы скандинавов, французов и британцев каждую весну и лето наводняют Испанию, а по законам статистики некоторый процент из них должны представлять злоумышленники, властям приходится не сладко.
Незначительные нарушения правил, как, например, провоз двух блоков сигарет вместо положенного одного, что не прошло бы незамеченным в лондонском аэропорту, в Испании вызывает лишь ухмылку таможенника.
Позиция испанских властей всегда зиждилась на утверждении: туристу надо немало постараться, чтобы влипнуть в историю в Испании. Но если уж человек на это пошел, то испанцы сделают все, чтобы надолго отбить у него охоту. В списке фигурируют четыре наименования, против которых они резко возражают: оружие или взрывоопасные вещества, наркотики, порнография и коммунистическая пропаганда. В других странах скривят нос от двух бутылок необлагаемого налогом коньяка, но не обратят внимания на журнал «Пентхаус»14. Но только не в Испании.
У каждой страны свои ценности, но, как гордо заметит любой испанец, Испании другие – не указ.
Таможенник аэропорта в Малаге небрежно бросил взгляд на тысячу фунтов старыми двадцатифунтовыми банкнотами в дорожной сумке Шеннона и пожал плечами. Даже если он знал, что Шеннону пришлось тайком пронести эти деньги мимо таможенника в лондонском аэропорту, то вида не подал. В конце концов это проблемы Лондона. Не обнаружив экземпляров «Секси Герлз» или «Совьет Ньюс», он жестом пригласил пассажира пройти к выходу.
Курт Земмлер выглядел отдохнувшим и загорелым после трехнедельного мотания по средиземноморскому побережью в поисках подходящего корабля. Худой как жердь, он по обыкновению беспрестанно нервно курил, и только близкие люди знали, какое железное самообладание скрывается за этой привычкой. Но загар придавал ему свежести, ярко оттеняя коротко стриженные светлые волосы и холодно-голубые глаза.
По дороге из аэропорта в Малагу на такси, которое ждало Земмлера, он рассказал Шеннону, что побывал в Неаполе, Генуе, Валлете, Марселе, Барселоне и на Гибралтаре, разыскивая старые связи по корабельным делам, обращаясь к самым респектабельным брокерам и агентам по продаже судов и осматривая некоторые из предлагаемых объектов, стоящих на якоре. Видел он много, но ничего подходящего не обнаружил.
Ему сообщили еще с дюжину названий судов, стоящих в других портах, где он еще не успел побывать, но он отказался от них сразу. По фамилиям капитанов легко было предположить, что суда на подозрении у властей. В результате он составил список из семи наименований, где «Альбатрос» фигурировал третьим.
По поводу его внутренних качеств он мог судить только по внешнему виду. Вроде бы все нормально.
Он заказал Шеннону номер в «Малага Паласио», и Шеннон сначала направился туда. Было уже около четырех, когда они прошли через широкие южные ворота площади Асера де ля Марина и направились к докам.
«Альбатрос» был пришвартован к причалу в самом конце порта. На вид выглядел именно так, как говорил Земмлер, блестя под жарким солнцем выкрашенными в белый цвет бортами.
Они взошли на борт, и Земмлер представил Шеннона капитану Джорджу Аллену, который провел их по судну. Вскоре Шеннон понял, что корабль маловат для их целей. Одна каюта на двоих, две одиночных и салон, где можно было бросить на пол матрасы и спальные мешки.
Трюм на корме при необходимости можно приспособить в качестве каюты для оставшихся шестерых, но с четырьмя членами команды и пятеркой Шеннона будет очень тесно. Он корил себя, что не предупредил Земмлера о необходимости рассчитывать дополнительно еще на шестерых.
Шеннон проверил документы на корабль, которые оказались в порядке. Судно зарегистрировано в Британии, о чем свидетельствовало удостоверение. Целый час они с Алленом обсуждали способ оплаты, изучали чеки и счета за проведенные в последние месяцы ремонтные работы на «Альбатросе», смотрели бортовой журнал.
Они с Земмлером ушли около шести, и Шеннон направился к отелю в глубоком раздумье.
– В чем дело? – спросил Земмлер. – Все чисто.
– Да я не об этом, – сказал Шеннон. – Посудина маловата.
Зарегистрирована как частная яхта. Не приписана ни к какой судовой компании. Я сомневаюсь, что экспортная контора признает ее пригодной для транспортировки оружия.
Когда они очутились в гостинице, было уже поздно звонить куда-то, поэтому решили дождаться утра. В десятом часу на следующий день Шеннон позвонил в отдел регистрации судов в Лондон и попросил свериться со списком яхт. «Альбатрос» там фигурировал как двухмачтовое судно, водоизмещением 74 тонны.
Порт приписки – Милдфорд, место стоянки – Ху, и то и другое в Британии.
– Тогда какого черта они делают здесь? – удивился он, после чего вспомнил о способе оплаты, который они обсуждали. Второй звонок, в Гамбург, поставил точки над i.
– Nein15, только не частная яхта, прошу вас, – сказал в трубку Йоханн Шлинкер. – Слишком велика вероятность, что ей не разрешат брать груз для коммерческих перевозок.
– О'кей. Когда вам нужно знать название судна? – спросил Шеннон.
– Как можно скорее. Кстати, я получил чек на те товары, которые вы заказали в моей конторе. Они будут упакованы и отправлены в таможенный склад во Франции по приложенному вами адресу. Кроме того, я имею на руках необходимые бумаги для второго заказа в как только получу деньги, дам ход делу.
– Когда последний срок для выяснения названия транспортного корабля? – прокричал в трубку Шеннон. Шлинкер на минуту задумался.
– Если не позднее, чем через пять дней я получу от вас чек, то заявление на разрешение операции смогу оформить немедленно. Название судна потребуется для лицензии на экспорт. Приблизительно через пятнадцать дней после этого.
– Вы его получите, – сказал Шеннон и, положив трубку, объяснил Земмлеру, что случилось.
– Прости Курт. Речь должна идти о компании, имеющей право на морские грузовые перевозки, и это должно быть грузовое судно, а не частная яхта. Тебе придется продолжить поиски.
Но я должен знать название судна через двенадцать дней, не позднее. Мне необходимо передать его человеку в Гамбурге в ближайшие двадцать дней.
Они расстались вечером в аэропорту. Шеннон возвращался в Лондон, а Земмлеру предстоял путь в Рим и дальше в Геную, следующий пункт своих поисков.
Было уже поздно, когда Шеннон наконец приехал на свою квартиру. Перед сном он позвонил в аэрокомпанию БЕА и заказал себе билет на дневной рейс до Брюсселя. Затем набрал помер Марка Вламинка и попросил встретить его в аэропорту и отвезти сначала в Брюгге, к банку, а оттуда на рандеву с Буше по поводу передачи оружия.
Так закончился День Двадцать Второй.
Мистер Харольд Робертс был человеком полезным. Родившись шестьдесят два года тому назад от отца – британца и матери-швейцарки, он, после безвременной кончины отца, вырос в Швейцарии и сохранил двойное гражданство. С ранних лет поступив на службу в банк, он двадцать лет проработал в управлении одного из крупнейших швейцарских банков в Цюрихе, до того, как его послали в лондонский филиал помощником управляющего.
Это случилось сразу после войны, и за последующие двадцать два года своей карьеры он дослужился сначала до начальника отдела вкладов, а потом и до управляющего лондонским отделением, выйдя на пенсию в шестьдесят лет. К тому времени он решил провести остаток дней в Британии, получая пенсию в швейцарских франках.
