Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
Залито кровью римскою?
Квинт Гораций Флакк (Перевод П. Семенова-Тян-Шанского)Ранним утром, когда солнечный диск едва показался на горизонте, Вибий проснулся в постели Семпронии. Она, как обычно, приняла его прошлой ночью, когда юноша, раздираемый своей страстью, вновь пришел к дому любимой женщины. Каждая проведенная в доме Семпронии ночь становилась для него источником невероятных наслаждений и мук. Удовлетворяя свою страсть, он только усиливал душевные муки, чувствуя, как бесстрастно отвечает на его ласки Семпрония. Для женщины это стало своеобразной игрой, не лишенной к тому же удовольствия. Но несчастный влюбленный желал большего, и одно сознание этого желания усиливало его страдания.
В то утро Вибий проснулся с непонятным предчувствием каких-то перемен. Оглядевшись, он недоуменно пожал плечами. Место Семпронии на ложе было пусто. Вибий, резко поднявшись, сел и еще раз поглядел по сторонам. Женщины нигде не было. Он услышал шум и, быстро встав с постели, накинул на себя тунику, выходя из конклава Семпронии.
Из атрия доносились голоса, слышались быстрые шаги нескольких человек.
— Несите все к лошадям, — услышал он твердый голос Семпронии и поспешил через внутренний дворик.
— Что случилось? — спросил Вибий, входя в атрий.
Женщина стремительно обернулась.
— Ты уже проснулся, — ласково улыбнулась ему Семпрония, попытавшись дотронуться до его волос.
Он инстинктивно отпрянул. Ее покровительство, подобное отношению старшей к младшему, приводило Вибия в бешенство.
— Что случилось? — снова спросил он, сбрасывая с себя ее руку.
— Я уезжаю из Рима, — пожала плечами женщина, отворачиваясь.
— Уезжаешь? — изумленно спросил юноша. — Во имя великих богов, что ты говоришь? Ты сошла с ума! Что ты говоришь?
Женщина улыбнулась, но не ответила.
— Фесарион, это отнеси тоже, — указала она на один из мешков и, повернувшись к Вибию, добавила: — Ты видишь, как мало времени у нас было.
— Но куда ты едешь? Во имя Юпитера, великого и всеблагого, ответь мне, Семпрония!
Женщина покачала головой.
— Далеко, — загадочно сказала она, — очень далеко, мой любезный Эпафродит.[125]
— Квиндцемвиры[126] предсказывали мне смерть от безумия, — прошептал Вибий, — и клянусь Марсом, они были правы. Я сейчас потеряю рассудок. Объясни мне, что случилось, куда ты отправляешься?
— Я сказала, что очень далеко, — упрямо повторила женщина, — не спрашивай более ни о чем.
— Но когда ты вернешься?
— Не знаю.
— Сколько дней тебя не будет?
— Не знаю.
— Ты едешь одна?
— Не знаю.
— Клянусь Дионисом, боги лишили тебя рассудка! — закричал взбешенный Вибий. — Отвечай, куда ты собралась?
— Перестань, — строго произнесла женщина, — перестань кричать в моем доме.
Вибий задохнулся от бешенства.
— Старая развратница! — закричал он, не помня себя от гнева. — Я никуда тебя не отпущу.
— Кажется, Цетег не сумел вбить тебе в голову некоторые истины, — презрительно сказала Семпрония, — убирайся из моего дома, ты мне надоел.
Как и всякая развратная женщина, она была чуть истерична и, едва произнеся эти слова, стремительно развернулась и вышла из атрия.
Через несколько мгновений один из рабов Семпронии вынес вещи Вибия. Рассерженный юноша накинул на себя сагнум[127] и стремительным шагом вышел из дома.
Холодный предрассветный январский воздух несколько отрезвил Вибия. У ворот уже фыркали лошади, груженные тяжелыми мешками и тюками. Он зябко поежился и спустя несколько мгновений вернулся обратно в дом. Привратник, привыкший к причудам своей хозяйки и ее гостей, невозмутимо пропустил Вибия внутрь дома, не спрашивая ни о чем.
Юноша быстро прошел в атрий. Семпронии там не было.
— Позови хозяйку, — почти попросил Вибий у одной из рабынь.
Та покорно кивнула головой.
Ждать пришлось долго. Наконец, вышла Семпрония, уже одетая в широкую дорожную паллу. Сверху была накинута темная пенула,[128] украшенная вышивкой. Женщина молча прошла по атрию, не пытаясь заговорить. Она выжидательно молчала.
Первым не выдержал Вибий.
— Во имя богов, — судорожно произнес он, выдавливая слова, — куда ты собралась, Семпрония?
Женщина молчала.
— Я прошу тебя ответить, — почти взмолился Вибий.
Семпрония презрительно покачала головой:
— Ты ничего не поймешь.
— Почему? Я хочу знать, зачем ты покидаешь Рим?
— Ты не поймешь, — снова повторила женщина.
— Но почему ты мне ничего не рассказывала?
— Мне не о чем было говорить. Я все решила для себя лишь сегодня ночью. Ведь ты меня знаешь, Вибий.
— Куда ты уезжаешь? — почти умоляюще спросил Вибий.
— В лагерь Манлия, — коротко ответила женщина.
Это известие поразило Вибия, и он покачнулся, словно молнии Юпитера ударили у его ног.
— Катилина… — шепотом произнес он, — ты отправляешься к нему?
Женщина разозлилась.
— Да! — закричала она. — К нему. Это не твое дело, Вибий.
Каждая ночь, проведенная с Вибием, вызывала в ее памяти мучительные видения вождя заговорщиков. Образ Катилины стоял перед глазами. И сегодня ночью, когда утомленный Вибий, наконец, уснул, она твердо решила отправиться утром в лагерь Манлия.
За несколько ночных часов Семпрония смогла собрать необходимые вещи, чтобы успеть покинуть город утром наступающего дня.
Ошеломленный Вибий понял все. Он вспомнил взгляды Семпронии, обращенные к Катилине.
— Ты его любишь? — почти утвердительно произнес он.
Женщина приняла вызов.
— Да, — коротко ответила она, — и я отправлюсь прямо сейчас.
— Нет, во имя великих богов, я не пущу тебя! — закричал Вибий.
— Только не надо мне угрожать, — усмехнулась Семпрония, — ты ведь знаешь, я не из трусливых.
— Клянусь Фортуной, ты безумна.
— Не менее тебя, Вибий, — гневно ответила женщина, — и не пытайся меня остановить.
Несчастный влюбленный понял, что теряет ее навсегда. Он с трудом подавил нарастающий гнев.
— Я еду с тобой, — сказал он после мучительной внутренней борьбы.
— Что? — удивилась женщина, подходя совсем близко. — Что ты сказал?
— Я еду с тобой, — твердо ответил Вибий.
Теперь настала очередь изумиться Семпронии. Она колебалась несколько мгновений.
— Хорошо, — согласилась она, не выдавая обуревавших ее чувств. — Мы отправимся вместе. Ты смелый человек, Вибий, — добавила женщина, усмехнувшись, — может быть, в будущем… — Семпрония не договорила и быстро пошла к выходу.
Вибий, постояв немного, поспешил следом.
Ранним утром город покинула группа всадников, среди которых были Семпрония и Вибий.
Через два дня из города, наконец, выступили когорты Гая Антония. Полководец оставлял город в отвратительном настроении. Более всего на свете он желал не участвовать в этом походе, но такова была воля сената римского, и он вынужден был подчиниться.
Рядом с ним был легат Марк Петрей, командовавший первым легионом. Чувствуя состояние консуляра, он деликатно молчал. Петрей хорошо знал полководческие способности Антония и не сомневался, что в решающий момент сумеет взять командование на себя. Собственно, это и предусматривал секретный план Цицерона в случае неудачного начала военных действий против заговорщиков.
Еще один легат — тридцатилетний Гай Требоний возглавлял второй легион консульской армии. Его слишком деятельное участие в столь шумной реабилитации Цезаря не укрылось от глаз оптиматов, и он был почти единогласно утвержден на должность легата второго легиона.
Третий легион возглавлял префект Аврелий Антистий, лично попросивший об этой услуге отцов-сенаторов. Узнав от своего брата о поспешном бегстве Вибия с «блудницей» Семпронией к заговорщикам, Антистий пришел в ярость. Для ветерана римской армии подобный поступок был не просто бесчестием, а чудовищной изменой тому делу, за которое всю жизнь сражался сам Антистий. Моральное падение Вибия, по глубокому убеждению префекта, завершилось этим роковым для юноши бегством. Едва получив сообщение, Антистий немедленно отправился к консулу Мурене и попросил включить его в состав действующей против катилинариев армии. Мурена, воевавший вместе с Антистием в Азии и высоко ценивший его за отвагу и честность, сразу дал согласие, а Гай Антоний был несказанно рад получить в свою армию такого прославленного ветерана.
Антистий, сдав дела своему помощнику, присоединился к армии и выступил во главе первых двух когорт третьего легиона. Остальные когорты должны были присоединиться к армии на марше. Конницей командовал Квинт Фабий. Пятидесятилетний ветеран римских армий принимал участие еще в битвах при Херсонесе и Орхомене. Был центурионом и трибуном легионов Суллы в Греции, Азии, Италии. Вместе с Лукуллом, уже будучи легатом, воевал против Митридата. Имеющий одиннадцать ранений, Фабий отправился на войну, получив и двенадцатую, самую тяжелую, рану. Сын его рано умершей сестры, Тит Фабий, примкнув к движению катилинариев, бежал в армию мятежников. Фабий, происходивший из древнего и славного рода, не мог простить подобной измены племяннику, запятнавшему свой род, и поклялся в храме Юпитера Капитолийского собственноручно покарать отступника.
