Лев Гурский - Перемена мест
– О, Яков Семенович! – спокойно сказал очередной бородатый, приглядываясь ко мне. – Даже не узнал сначала, богатым будете… Если, конечно, УСПЕЕТЕ разбогатеть.
– Где Пряников? – крикнул я, угрожающе поводя пистолетом. – Считаю до трех!
Ивовый бородач улыбнулся:
– Здесь ваш Пряников. Да вы не нервничайте так. Я вот поспорил со своими коллегами. – Он небрежно кивнул в направлении поверженного носорога и раненого, который уже не визжал, а тихо поскуливал у стены. – Они были уверены, что после того, как вам подали условный сигнал… да, с аптекой это у него хитро получилось… после сигнала сюда вы точно не придете. А вот я, представьте, был уверен в обратном.
– В чем же вы были так уверены? – подозрительно спросил я. Не нравилось мне это спокойствие. Может, следовало бы для острастки выстрелить у него над ухом и сбить гонор? Но я экономил патроны.
– Вы – честный человек, Яков Семенович, – с укоризной объявил мне бородач, как будто уличал меня в какой-то мелкой, но стыдной детской шалости. Вроде битья лампочек в школьном туалете. – У вас принципы. Вчера, читая ваше досье, я просто наслаждался. Я сразу понял, отчего вы книжками занялись. Вы весь оттуда, с библиотечной полки. Один за всех – все за одного, сам погибай, а товарища выручай… и за прекрасную за даму полсвета вызвать на дуэль.
– Это плохо? – заинтересовался я. Если он решил трепаться, я так и быть, дам ему поговорить. Минут десять, не больше,
– Это глупо, – не задумываясь, отчеканил бородач. Для него, как видно, вопрос был давно решен.
– И тем не менее, – сказал я. – Вы у меня на мушке, а не я у вас.
– Ненадолго, – обнадежил меня бородач. – Вам повезло в «Олимпийце», вам повезло в «Шереметьево». Но раз вы теперь один и за вами никто не стоит… Вам крышка.
– Что значит теперь? – полюбопытствовал я. – А раньше – кто за мной стоял? А?
Ивовый бородач досадливо поморщился:
– Бросьте, бросьте, Яков Семенович! Не разочаровывайте меня, не изображайте тут Красную Шапочку… А то мне придется слово «честный» взять назад. Признаюсь, ваши хозяева – люди очень серьезные и весьма изобретательные. Вы заставили нас изрядно понервничать. Идиотская шуточка с романом Макдональда нам попортила много крови. Но то, что вы не взяли деньги из сейфа, сразу дало нам ключ… Хотя отныне все это не имеет никакого значения. Ровно никакого, Яков Семенович!
– Интересно, почему? – угрожающим тоном осведомился я. Его спокойствие меня раздражало все больше и больше. Словно это именно я стою под пистолетом, а он себе играет в бирюльки.
– Интересно? – с непонятной улыбкой переспросил бородач. – Да потому, что вчера ваши хозяева договорились с моими. Соглашение достигнуто, и вы больше никому не нужны. Вас прикончат либо наши, либо ваши. Третьего, извините, не дано.
Какие еще хозяева? – ошеломленно подумал я. Да за кого они меня принимают? Бред, бред и еще раз бред. Фильм про мафию, которые так любит мой лейтенант Цокин. Моя легкомысленная история про войну кланов была сиюминутной выдумкой, не больше. Кто же кого водит за нос?
Вслух я спросил:
– Но как же дискета? Она, черт возьми, в моих руках! Я могу обнародовать…
– Ничего вы теперь не можете, – с откровенным пренебрежением улыбнулся бородач. – Ваши хозяева… ваши БЫВШИЕ хозяева, не скрою, могли бы нам навредить. Сотворение всех доппелей – штука тонкая, любая накладка создает множество проблем. Но теперь план практически уже сработал. Теперь его охранять вынуждены ВСЕ. Поняли, господин Штерн?
– Всех доппелей? – непонимающе проговорил я. – Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, – нагло засмеялся мне в лицо бородач, – что вы сейчас медленно, очень медленно опустите руку с пистолетом и бросите оружие на пол…
– Бросай-бросай, слушай дядю, – раздался грубый голос у меня за спиной. – Кому говорят?!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться, проклиная свою самонадеянность. Пока ивовый бородач морочил мне голову, прибыло подкрепление. А я-то надеялся, что всех вывел из строя по дороге сюда…
– Теперь лицом к стене! – произнес все тот же грубый голос.
Я подошел к стене, завешанной пряниковскими иконами. Справа от меня лежал у стены раненый захватчик. Кажется, он успел потерять сознание. Слева валялся в обломках стола и скатерти захватчик-носорог.
– Пусть повернется, – снисходительно разрешил мне голос ивового бородача. – Неудобно заканчивать разговор, видя ваш затылок, Яков Семенович.
– Повернись! – сказал мне грубый голос.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов. Рядом с ивовым бородачом стоял внушительного вида громила со здоровенной пушкой в руках.
– Я ведь вас заранее предупредил, господин Штерн, – с довольным смешком проговорил ивовый бородач – Я был уверен, что вы придете выручать своего товарища, Пряникова. И принял, извините, кое-какие меры предосторожности Поставил одного бойца последить за подъездом снаружи. Как видите, фокус сработал.
– Где Пряников? – спросил я бородача. – Теперь-то можете мне сказать?
Ивовый бородач лениво мотнул головой в сторону вороха проспектов и плакатов в противоположном углу комнаты, и я с ужасом заметил вдруг, как из-под вороха высовывается бледная ладонь.
– Он слишком суетился, – пояснил посланец «ИВЫ». – Стекло хотел разбить, на меня бросался. Пришлось вашего друга успокоить… Не волнуйтесь, с минуты на минуту вы с ним встретитесь… ТАМ.
– Уже можно, шеф? – переминаясь с ноги на ногу, проговорил громила. – Надо кончать его и сваливать. И так шуму много наделали…
– Прощайте, Яков Семенович, – сказал бородач, взглянув на часы. – С удовольствием бы еще побеседовал, но – дела. Хочу к телевизору, к «Парламентским известиям» поспеть. Там наши доппели начинают нового спикера выбирать. Как вы думаете, кого они выберут?…
Громила радостно заржал. Видимо, последний вопрос показался ему необычайно веселым.
– Давай! – разрешил наконец бородач. – Шутки шутками, а можем действительно не поспеть.
Громила обрадованно прицелился. Ему, как видно, мечталось поразить меня одним выстрелом. Особый бандитский смак. Бац – и в яблочко…
– А-а-а-а!!! – раздался вопль от двери, и в ту же секунду протарахтела длинная очередь.
Громила и бородач инстинктивно обернулись к двери, а я мгновенно скатился на пол и укрылся за тушей лежащего в беспамятстве носорога.
Автоматчик был крайне неумелым стрелком. Он палил не от живота, а картинно держал автомат на вытянутых руках, не отпуская спусковой крючок и явно намереваясь истратить весь запас магазина на одну-единственную очередь. Легонький «узи» прыгал в его руках, плевался огнем во все стороны, наполняя комнату дымом и стрекотом. Со стены сорвалось несколько икон, с грохотом лопнул ящик пряниковского компьютера, братина превратилась в щепки. Говорят, новичкам везет в рулетку. Начинающему стрелку тоже повезло, и из двух мишеней он сразу поразил одну – совершенно случайно. Бородач схватился руками за горло и, захрипев, грохнулся навзничь. Лица его я не видел, но, полагаю, выражение его было недоуменным или обиженным. Дикий автоматчик не вписывался в его планы. Правда, и в мои планы это происшествие тоже не входило. Это была трогательная случайность, на которую я не рассчитывал.
Цокин все-таки нарушил приказ. Наверное, он заметил из окна входящего в подъезд громилу и кинулся спасать своего дона.
Его-то он спас, а себя – не догадался.
В то мгновение, когда очередь из пляшущего в цокинских руках «узи» настигла громилу, тот сам уже успел выпустить несколько пуль в автоматчика. Они одновременно стали падать: громила – грузно, как мешок с картошкой, который швырнули из грузовика на раскисшую землю; Цокин – легко, почти изящно складываясь пополам, как Дон-Кихот, застигнутый врасплох неожиданным ударом крыла ветряной мельницы. Автомат выпал из его рук и со звоном коснулся пола. Цокин еще жил, когда, падая, попытался подхватить оружие, но уже умер, когда его рука коснулась рукоятки «узи».
Отшвырнув тушу носорога, я кинулся к своему лейтенанту, однако ничем помочь уже не мог. Глупые фильмы и книги, оказывается, могут выучить человека благородству – если он воспринимает все всерьез. Монтер Цокин обязан был послушаться моего приказа, но зато верный член семьи Цокин должен был, не задумываясь, пожертвовать собой ради дона. Бог ты мой, в какую идиотскую игру я его втянул! Я ведь только начал, а дальше все правила этой смертельной игры Цокин сложил сам. И вот мы доигрались, только я жив, а он – нет. Игра в мафию нравилась бедняге гораздо больше, чем скучное существование в образе электромонтера. Что же, я и только я навеял монтеру этот киношный сон золотой. Спи спокойно, Цокин, и прости меня, если сможешь.
Я отошел от тела своего лейтенанта, брезгливо перешагнул через мертвого громилу и, встав на колени перед кучей разноцветных буклетов в углу комнаты, стал освобождать тело Пряника. Я уже не сомневался, что он мертв, но продолжал упрямо расшвыривать дурацкие разноцветные листки, пока не показалось лицо. Пряник еще не умер, но жить ему оставалось недолго. Лицо его было разбито, один глаз заплыл, а другой, невидящий, был направлен на меня.
