Роберт Стреттон - Час нетопыря
Халед доволен своей работой. Он так освоил организацию террористических групп, что в прошлом году его вызвал сам Киджиросса, «отец над отцами», и представил главам пяти «семейств» как способного и шустрого парня, достойного всяческой похвалы. Киджиросса подарил ему кольцо с крупным бриллиантом и долго говорил, что для работы мало иметь голову на плечах и не даваться в руки легавым. Надо еще понимать, как ведется игра.
Правда, Халед знал, о какой игре речь. Он много платил, например, одному бельгийскому инженеру только за то, что тот время от времени давал его людям магнитофонные записи разговоров в штаб-квартире пакта. У него были свои люди в «Интерполе», в римской полиции, в дирекции одной авиалинии, в таможенном управлении, в роттердамском порту. Все это дорого обходилось, но и давало немалую прибыль. Через своих приятелей среди офицеров западногерманской армии Халед хорошо знал, чем пахнет в политике — не в той, о которой болтают и пишут в газетах, чтобы сбить с толку всякого рода дураков, а в настоящей политике, которая может повлиять на дело.
А история с заместителем директора американского ФБР? Парень частным образом путешествовал по Европе. Халед появился перед ним неожиданно и пригласил его на ужин. Да, говорит, я человек из мафии, между нами есть кое-какие счеты. Но вот в чем дело: мы тоже терпеть не можем красных. Они нам портят дело, выслуживаются перед Россией. Вот список ста тридцати американских граждан, которые постоянно живут в Европе и держат сторону красных. Сам Киджиросса сказал, что ФБР сразу пошло на уступки в нескольких важных для «семейства» вопросах.
Халед знал, какая идет игра, и не собирался приходить в отчаяние по поводу разгрома «Группы М». Он еще успеет выяснить, что с ней произошло. В будущий четверг, нет, в пятницу, он заглянет в Бонн, повидается с полковником Шляфлером и с одним высокопоставленным полицейским чиновником. Надо будет их убедить, чтобы не очень припирали к стенке этих ребят. Верно, похищение боеголовки могло разных людей вывести из себя. Но ведь «Группа М» не начала бы войны по собственному усмотрению.
Только когда охранник принес вместе с почтой вечерние газеты, Халед подумал, что напрасно он прогнал Челли. Мир, похоже, зашатался, происходили такие чертовски сложные события, которых Халед понять не мог. Как это так, «Группа М» украла бомбу в Германии, а взрыв происходит в Америке? Халед никогда не разбирался в этих технических тонкостях. Долгое время он был убежден, что у Америки есть только одна «Большая бомба», и даже удивлялся, когда два года назад ее перевезли в Германию, о чем без конца писали газеты. Теперь он понял, что этих бомб много. Раз «Группа М» захватила одну из них, могла бы заполучить и больше.
Халед глубоко задумался. Хорошенькая история! Ведь «Группа М» под руководством этого доктора (Челли надо все-таки выгнать или убрать) могла бы дать Халеду в руки такой козырь, о котором он и мечтать не смел. Вышло бы, скажем, так: Халед приходит к Киджироссе, показывает ему снимки десятка с лишним бомб и говорит: мне очень жаль, «папаша», но теперь я — все равно что атомная держава и беру под свой контроль все «семейства».
Халед сам над собой смеется. Конечно, до этого никогда бы не дошло. А может, стоит попробовать и подняться еще на ступеньку в «Коза ностра»?
Он снова перечитал крупные газетные заголовки. Похоже было на то, что вот-вот начнется какая-то война, вероятно между русскими и американцами. Халед подумал, что война может здорово повредить его делам. Он крикнул охраннику, чтобы тот принес ему еще бутылку пива.
А Челли после разговора с Халедом почувствовал, что дальше жить нет никакого смысла.
Он никогда не знал чересчур много про своего шефа и никогда не упоминал о его существовании, когда «Группа М» была еще настоящей боевой группой. Челли точно не помнит, с чего все началось. Кажется, это было в Западном Берлине в шестьдесят восьмом году? А может, в Милане? Как это давно! Челли пытался тогда приложить к своей странной жизни какую-нибудь теорию, которая оправдала бы распиравшую его ненависть ко всему на свете. Он не видел для себя места в этом дерьмовом мире. Он хотел действовать, приказывать, жаждал сильных впечатлений. Хватит с него этой дурацкой службы в городском самоуправлении, хватит идиотского телевидения и глупых девок, хватит трястись над каждым грошом. С Халедом его познакомил один приятель, ассистент кафедры зоологии Тюбингенского университета. Челли сразу понял, что с этим человеком, немногословным, не произносившим приевшихся фраз, можно договориться. Несколько лет Челли, постепенно дорастая до руководства «Группой М», наивно считал Халеда руководителем освободительного движения, не идущего ни на какие компромиссы с буржуазией. Однажды Халед пригласил его в Сен-Тропез на уик-энд, и это были самые прекрасные дни в жизни Челли. При воспоминании о них Челли и сегодня испытывает грусть и сладость одновременно. Но вскоре обнаружилось, что Халед ведет себя иногда как гангстер, денег требует все больше и что, в сущности, в нем нет ничего от настоящего бойца. Хуже того, он не разбирается в основных понятиях, о которых Челли и его приятели готовы были горячо спорить целыми ночами.
Однако отступать было уже поздно. Слишком много трупов, слишком много налетов, похищений, взрывов, перестрелок. «Группа М» начала таять, а у ее «команданте» не было времени на раздумья. Учиться Челли бросил во втором классе гимназии, профессии у него не было. И уж совершенно не мог он даже подумать о том, чтобы по-прежнему в семь часов идти на службу, пересчитывать еженедельную зарплату и покупать всякое старье.
Беседа с Халедом привела Челли в странное состояние. Он весь дрожал, ноги стали словно ватные. Выйдя из телефонной будки, он побрел по раскаленной июньским солнцем улице, искоса наблюдая за носившимися по городу полицейскими машинами. Ему было уже все равно. Такое скверное самочувствие могло быть вызвано только одной причиной.
XLVII
И вот, прежде чем отправился в путь поезд от Верденберга до Анвера, «Группа М» разлезлась, как старые, прогнившие лохмотья.
Челли был убежден, что тоже умрет от лучевой болезни. Тем не менее, пока этого не случилось, ему захотелось есть. Он вошел в ближайшую разменную контору, вынул пистолет и потребовал денег. Ему не повезло: в контору случайно заглянул полицейский. Не раздумывая, он тут же всадил в Челли три пули — в легкие и в почки. Челли, так и не опознанный, умер по дороге в больницу.
Рыба, у которого хранилась уже таявшая, но еще далеко не опустевшая касса «Группы М», сел в поезд на Бремен. Он знал там татуировщика, который потихоньку занимался и косметической хирургией. Перепуганный не на шутку, Рыба решился на косметическую операцию, так как собирался начать новую жизнь. И это, кстати сказать, ему вполне удалось: никто больше не слыхал о человеке, который назывался когда-то Карлом-Христианом Штеппе, совершил около сорока убийств и живым уходил из всех ловушек, даже самых хитроумных.
С Лючией после ареста произошел приступ истерии. Сперва она начала сумбурно излагать какие-то невероятные истории, из которых следовало, что в ресторанчике Мэй Вонга она оказалась случайно и никого из сидевших за столом не знает. Потом впала в депрессию и вообще перестала отвечать на вопросы. Она прислушивалась к тому, что происходит в ее организме, ожидая симптомов лучевой болезни. Потом она решила, что этого с нею не случится, но подсчитала, что, когда она выйдет из тюрьмы, ей будет под пятьдесят, а сейчас только 23.
Зато доктор Пишон-Лало заявил, что он не скажет ни слова — ни сегодня, ни завтра, ни через год, — пока ему не предъявят медицинское заключение, в котором будет названа причина смерти Руди. Нет-нет, наоборот, сперва документ, а потом показания. Математический ум Пишона вычислил, что если Руди умер от лучевой болезни, то такая же судьба постигнет всех членов группы, включая его самого. Нет причины участвовать в полицейском триумфе. Но если причина смерти Руди была иной, тогда в жизни Пишона наступит великий день. Он скажет все — и полицейским, и суду, и газетчикам. Он произнесет большую обвинительную речь. Он станет новым героем молодого поколения. Исполнится его предсказание: мадемуазель Марго о нем услышит. И наверняка раскроет от удивления свой милый ротик. «Пишон? — скажет она своим знакомым. — Я же была с ним хорошо знакома, даже более того…» И это будет тот самый момент, ради которого гений «Группы М» отдал пять лет своей жизни.
Только под вечер Пишону вручили официальный протокол вскрытия тела Руди. Никакого предписания, запрещавшего показывать подозреваемому этот документ, не существовало, и судебный следователь против этого не возражал. Пишон несколько раз перечитал документ и сообщил охраннику, что готов дать показания.
С детства у Руди наблюдались так называемые патологические спайки в мозгу. Они давали себя знать в относительно легкой форме и лишь изредка приводили к потере сознания. Но из-за того, что Руди долгое время занимался боксом, дело ухудшилось. В эту роковую пятницу мозг Руди попросту лопнул. Официально причиной смерти было названо обширное кровоизлияние. Симптомов лучевой болезни не зафиксировали. Морфологический анализ крови отступлений от нормы не показал.
