Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
Слагая с себя полномочия консула, предусмотрительный Цицерон провел через сенат закон, запрещавший требовать у него отчета за казнь Лентула и других катилинариев. Распоряжением сената каждый, кто попытался бы сделать это, тотчас объявлялся врагом государства.
Цицерон мог быть доволен. Но срок его консульства истек, и теперь в сенате сидели консулы Мурена и Силан, а бывший консул стал обычным консуляром. Разницу в своем положении Цицерон ощутил почти сразу после обвинительных речей в сенате многих тайных сторонников Катилины. Однако пока это было, по образному выражению Цезаря, лишь «сотрясение воздуха». Но еще был жив Катилина, и в опасной близости находилась его армия.
Антоний, которому была поручена война с восставшими катилинариями, медлил и не спешил с набором легионов. Подобное неопределенное состояние войны и мира могло продолжаться очень долго, но его ускорял сам Цезарь.
Метелл Непот, не скрывавший своей главной задачи сделать консулом Помпея, торжественно заявил, что выступит с подобным предложением в сенате.
Это известие стало первым вестником надвигающейся новой бури.
Встревоженным сенаторам виделась тень нового Суллы. Победоносный Помпей с огромной армией мог без труда овладеть городом, раздираемым внутренними противоречиями. Дать разрешение Помпею баллотироваться заочно, в нарушение существующих традиций, означало признание полного поражения сената. Это понимали даже твердолобые сенаторы. И именно поэтому большая часть «отцов города» была категорически против подобного отступления от норм римского избирательного права.
В эти дни к Цезарю пришел Красс. Он был встревожен и напуган не меньше сенаторов, ибо Помпей был прежде всего его личным соперником.
Цезарь принял Красса во внутреннем саду, где они расположились у фонтана, построенного хозяином в бытность квестором пять лет назад. Несмотря на январь, зима этого года была удивительно мягкой в Риме, словно природа, наконец, решила смилостивиться над римлянами.
Красс поведал Цезарю о сомнениях, столь явно терзавших многих сенаторов. Они не могли и не хотели верить Помпею и ради него нарушать священную традицию избрания римских консулов. Подсознательно они страстно желали избрания никчемных кандидатов, не стремящихся к непомерному удовлетворению своих честолюбивых планов. Цезарь понимал, что Красс руководствуется прежде всего эгоистическими чувствами уязвленного самолюбия, ибо для сенаторов столь же нежелательна была бы и кандидатура самого Красса, популярного в Риме политика и кредитора многих из них.
Но говорить об этом самому консуляру не следовало. Дружба с Крассом нужна была еще больше самому Цезарю, ибо сумма его долга уже превышала три миллиона денариев, что составляло в итоге около пятисот талантов, сумму огромную даже для политических деятелей Рима.
Никто, кроме Красса, не мог так щедро субсидировать различные кампании Цезаря, и Юлий знал это. Но и никто в Риме не мог так хорошо организовывать рекламные избирательные кампании, как Цезарь, и Красс, в свою очередь, также хорошо осознавал это.
Они нуждались друг в друге все более очевидно, и поэтому их разговор носил осторожный, но дружеский характер.
– И все-таки я не понимаю, – недоумевал Красс, – почему ты поддерживаешь этого выскочку Метелла Непота. Ведь всем ясно, что он хочет провести кандидатуру Помпея – оптимата и верного сторонника Суллы. А ты по всему городу распускаешь слухи, что это на благо Рима и его жителей. Тебе нужен еще один консул-оптимат?
Цезарь улыбнулся, подставляя лицо редким лучам солнца.
– Ты забываешь, что и сам когда-то был оптиматом. И воевал вместе с Помпеем на стороне Суллы. У нас давно уже нет привычного деления на оптиматов и популяров. Есть старики-сенаторы, которые всеми силами держатся за власть. Они не отдадут ее никому, даже тебе, Красс, даже «своему» Помпею. Есть честолюбие Помпея, и есть честолюбие Катилины. Есть приверженцы и того и другого. Но привычных партий в Риме давно уже нет. Все признают только одну партию – партию собственной выгоды. И это главный стимул действий наших сенаторов и Помпея.
– Тогда в чем твоя выгода? – подозрительно спросил Красс.
– Поссорить Помпея с сенатом, – ответил Цезарь, – показать Помпею, что только в союзе с нами, с тобой и со мной, он сможет свалить это старое болото.
– Тебе нужен Помпей? – презрительно пожал плечами Красс.
– И тебе тоже, – холодно заметил Цезарь, – без его армии твои деньги никому не нужны. Хотя и они очень важны, – поспешно добавил он, опасаясь обидеть Красса.
Тот молчал, напряженно раздумывая.
– Значит, через несколько дней вы с Метеллом потребуете изменения закона?
– Да, и сенаторы, конечно, не пойдут на это. Если они согласятся, значит, признают свое бессилие, а если откажут, а это случится наверняка, всем будет ясно, что мы – надежные и единственные сторонники Помпея и римских ветеранов его армии, а не сенат. В таком случае кого будет поддерживать эта армия, Красс? Сенат, отказавший в праве их полководцу, или нас, защищающих эти права?
Красс молчал долго, очень долго. Он привык просчитывать варианты.
– Хорошо, – наконец, выдохнул он, – я согласен.
На следующее утро Цезарь устроил бесплатную раздачу хлеба по всем римским кварталам. Недовольным торговцам, потерявшим часть дохода, в тот же вечер были возвращены недостающие суммы. И они славили Цезаря. Хотя и возвращали им деньги Красса.
Во всех тавернах и кабаках рассказывали о подвигах Помпея, о доблести его легионов. Возмущенные люди требовали разрешить великому полководцу баллотироваться в консулы в нарушение закона.
Через два дня, когда эти разговоры достигли своего критического уровня, Метелл и Цезарь объявили о готовящемся проекте нового закона. В этот день к курии подошло несколько тысяч сторонников Цезаря, среди которых было много бывших легионеров и гладиаторов. Некоторые из них были даже вооружены.
Сенаторы, протискивающиеся сквозь эту плотную толпу, видели на лицах людей нетерпение и непримиримость.
На открывшемся заседании первым слова попросил Метелл Непот. Сенаторы, разгоряченные криками толпы, которые доносились с улицы, взорвались, едва Метелл начал говорить. Но деньги Красса сделали свое дело. Довольно много сенаторов кричало в поддержку Метелла, требуя предоставить ему возможность выступить.
Катон в бессильной ярости огляделся по сторонам, когда увидел улыбку Цезаря. Она подействовала на него, как удар хлыста. Он вскочил на ноги.
– Требую прекратить это обсуждение, – закричал он, – нарушение римских законов непозволительно никому, даже самому Гнею Помпею. Как народный трибун я накладываю вето на этот проект.
– Предатель! – завопил Луций Аврелий Котта.
– Я тоже, – вскочил со своего места другой народный трибун Квинт Минуций Терм.
– Я зачитаю свое предложение, – раздался надменный голос Метелла.
– Нет! – гневно закричал Катон.
Крики в зале усилились. Приверженцы Цезаря и Красса кричали особенно громко. Метелл, не обращая внимания на крики, развернул манускрипт.
Увидев, что его слова не действуют, Катон разозлился. Он подскочил к Метеллу и вырвал у него манускрипт. Метелл оттолкнул Катона и начал говорить:
– Я прошу отцов-сенаторов разрешить прославленному Гнею Помпею баллотироваться в консулы…
Дальше он договорить не успел. Подскочивший с другой стороны Терм начал стаскивать его с трибуны, зажимая ему рот. Метелл, пытаясь освободиться, толкнул народного трибуна, но, не рассчитав сил, упал вместе с ним. Все закричали, и к трибуне кинулись сразу два десятка сенаторов. Один из сторонников Цезаря, претор Квинт Тетурий Сабин, размахивая кинжалом, бросился на Катона. Оказавшийся рядом Мурена с трудом успел ухватить неистового претора за тогу, прикрывая телом народного трибуна. Сверху уже спешили сторонники Катона. Увидев, что начинается самая настоящая драка в стенах сената, Цезарь почел за благо выйти из здания. За ним поспешили Метелл и еще несколько сенаторов. Красс решил остаться и посмотреть за развитием событий. Лишь через некоторое время префекту Антистию и ликторам с трудом удалось навести относительный порядок.
Возбужденные сенаторы потребовали немедленной отставки Метелла и Цезаря. Поставив вопрос на голосование, они получили абсолютное большинство. Решением римского сената консулам были предоставлены полномочия по отзыву должностных лиц, не оправдавших доверия народа. Силан и Мурена вынуждены были пойти на отзыв Цезаря и Метелла со своих должностей. Оба консула сделали это под влиянием сената, а не повинуясь внутреннему рассудку. Досталось и бывшему консулу Антонию. Разъяренные сенаторы потребовали от него срочно закончить набор легионов и в двухдневный срок выступить против Катилины. Последний акт перед началом большой бойни был сыгран. Осталось ждать крови.