Гордон Стивенс - Проклятие Кеннеди
Паскале вышел из своего дома в двенадцать.
Скоро работа с Бенини закончится: Тони не говорил об этом прямо, но все признаки были за это. В конце его ждет кругленькая сумма, хороший приварок к обычному ежедневному жалованью. Конечно, он подрабатывал и в других местах, но наблюдение при киднеппинге давало неплохой доход. Можно будет купить несколько новых костюмов или сменить свою «альфу» на последнюю модель. Он пошарил в кармане, ища ключи от машины. На аллее было тихо, только прошла мимо какая-то парочка да разговаривали поодаль незнакомые женщины; ничего необычного. Он открыл дверцу со стороны водительского места и сел внутрь.
— Не оборачивайся, Анджело.
Он не понял, откуда взялся этот человек, — только услышал голос с заднего сиденья и увидел пистолет в зеркале заднего вида.
— Поверни зеркало от себя.
Чтобы он не мог разглядеть лицо человека, даже очертания его плеч.
— Теперь поехали.
Что происходит, кто ты такой. Не карабинер — эти примчались бы на машине с сиреной. Значит, ты из мафии. Но Тони и есть мафия, или бывшая мафия, поэтому Тони согласует с ними свои дела, платит взносы, позволяющие ему заниматься самостоятельным промыслом. Он завел автомобиль и тронулся с места.
— Езжай на Бергамо.
— Кто вы? — заговорил было он. — Что вам, черт возьми, нужно? — он притормозил, чтобы не врезаться в идущую впереди машину. — Это ошибка, я один из вас. Мы на одной стороне.
— Заткнись и делай, что велят.
Они ехали уже минут пятьдесят; город остался позади, а прямо по курсу замаячили горы.
— На следующем повороте съедешь с шоссе.
Они покинули автостраду, потом свернули еще на одну дорогу поуже, потом — на проселочный тракт. Оттуда на другой, избитый еще больше и поднимающийся в гору; солнце стало припекать сильнее, у Паскале начались спазмы в животе.
— Стоп.
Над ними были ветви деревьев; при торможении из-под колес машины поднялись клубы пыли. Он поставил ее на «ручник».
— Выключи зажигание.
На голову ему надели капюшон без прорезей для глаз, с единственной прорехой, чтобы можно было дышать.
— Выходи.
Беги, сказал он себе; пока руки еще свободны, пока их не связали. Вдруг он почувствовал удар по голове — наверное, рукояткой пистолета, — и вокруг сгустилась тьма.
Когда он пришел в себя, голова его болела и он все еще ничего не видел, хотя капюшон уже больше не душил. Он попытался встать и обнаружил, что находится в подвале, руки его скованы за спиной и цепь от них тянется к стене.
* * *«Альфы-ромео» не было на месте, значит, не было и Паскале; а раз нет Паскале, то не будет и звонка от связного похитителей. Так что еще они затеяли? На вечернем совещании Хазлам предоставил семье право решить, какую цену Франческа назовет сегодня — остановились на двухстах тридцати пяти миллионах лир, что было на двадцать миллионов больше предыдущей суммы, — потом предупредил их, что Муссолини может и не позвонить.
Когда Франческа с Марко вернулись из квартиры со свободным телефоном, на лицах их была радость.
— Они опустились до миллиарда. Я назвала им нашу цену. Они позвонят завтра.
Мы скоро победим — это было в ее глазах, в ее уверенности. Скоро Паоло вернется домой.
Возможно, похитители считают, что наблюдатель им уже не нужен, так как не сегодня-завтра переговорам наступит конец, подумал Хазлам; однако именно в конце такая предосторожность была бы для них не лишней. Что ж, все идет хорошо, сказал он, но расслабляться не стоит, борьба еще не завершена.
Витали позвонил Муссолини в восемь. Семья предложила двести тридцать пять, сообщил ему связной. Завтра скинешь до пятисот миллионов, сказал он Муссолини. Тогда семья поднимется до двухсот сорока, а на следующий вечер обе стороны сойдутся где-то между двумястами пятьюдесятью и двумястами семьюдесятью. Это будет неплохой барыш, особенно если учесть, что одна выплата уже была, но потом пора будет прикрывать это дело и переходить к новому. Он сказал Муссолини, что тот действовал хорошо, и позвонил наблюдателю.
— Анджело, это Тони.
— Я знаю, что ты Тони, но это не Анджело.
Неправильно соединили, подумал Витали и снова набрал номер.
— Слушай меня, Тони, — сказал ему Хендрикс. — Не вешай трубку. Ты не знаешь, кто я, но и я не знаю, кто ты, поэтому мы оба в безопасности.
Боже мой, что стряслось, подумал Витали. Что за дьявольщина? Он заставил себя промолчать.
— Мне нужен Паоло Бенини, — сказал Хендрикс.
Кто такой Паоло Бенини, едва не спросил Витали, но сдержался; он все еще силился совладать с собой, собраться с духом прежде, чем придется заговорить. Кто ты, черт возьми, такой и что происходит?
— Я знаю, что он у тебя, и хочу получить его, — сказал ему Хендрикс. — Я готов заплатить те же двести тридцать пять, что вчера предложила семья, в любой валюте и любых купюрах. Но если ты вздумаешь пошутить со мной, как в прошлый раз пошутил с семьей, то я пошучу с Анджело.
Откуда этот человек, кто бы он ни был, взялся на линии, откуда он знает об Анджело? А также о том, сколько предложила семья и что произошло перед тем?
— Дайте мне поговорить с Анджело.
— Завтра в десять утра.
* * *Двое покупателей на один товар — Витали приготовил себе кофе и попытался обдумать ситуацию, как подобает бизнесмену. Солнечные лучи лились в окно; он сидел у себя в кабинете с шести часов. Два конкурента желают приобрести одно и то же, так почему не набить цену? Однако в данном случае подобная тактика не годилась, потому что в руках одного из конкурентов был Анджело Паскале. И еще потому, что тут велась какая-то крупная игра, и Витали не хотел в ней участвовать.
В девять он убедился в том, что Анджело Паскале нет дома и что его автомобиль не стоит на обычном месте; в десять позвонил по номеру принадлежащего тому радиотелефона.
— Дайте мне поговорить с Анджело.
Он услышал, как телефон перешел из рук в руки; потом в трубке раздался голос Паскале. Где ты, спросил он, что с тобой, как ты себя чувствуешь? Он в какой-то пещере или подвале, ответил Анджело; его приковали к стене, а смотрит за ним человек в капюшоне. На середине фразы у говорящего отняли телефон, и Витали услышал другой голос. Двести тридцать пять миллионов лир плюс Анджело, согласился он.
— Какими деньгами? — спросил Хендрикс.
— Долларами. Но мне надо будет убедиться, что я получу Анджело живым, а деньги не будут фальшивыми.
— А мне надо будет убедиться, что я получу именно Бенини.
— Я перезвоню послезавтра вечером. Тогда и договоримся о передаче.
— Хорошо.
Хендрикс уже разработал план действий: он не мешкая полетел во Франкфурт и вернулся поездом, чтобы избежать металлодетекторов, потом выверил в холмах прицел снайперской винтовки с учетом особенностей места, которое собирался назначить похитителям Бенини для совершения обмена. Остаток дня он посвятил проверке маршрута, по которому должны будут доставить Бенини, и продумыванию деталей операции по его уничтожению, затем вернулся в Милан. Без пяти двенадцать, после легкого ужина, он явился в «Леонардо». Связь с похитителями установлена и цена назначена, сказал он шефу: двести тридцать пять миллионов лир и Паскале в обмен на Бенини. Похитители хотят доллары и перезвонят послезавтра.
В Кали захотят знать, откуда взялась эта цена, сказал ему Бретлоу. Надо оставить ложный след, решил он сегодня утром: для Хендрикса, для Майерскофа, для кого бы то ни было.
Кали был новым кокаиновым центром в Колумбии. Поэтому в обмолвке Бретлоу можно было усмотреть намек на то, что он представляет организацию, связанную с наркотиками, а Бенини и БКИ участвуют в наркобизнесе или отмывании денег, которые приносит торговля кокаином. Но не надо делать такие якобы случайные обмолвки слишком часто — это Бретлоу понимал. Оговорись раз, и Хендрикс заметит это и сделает выводы; оговорись дважды или произнеси нужное слово с неправильной интонацией — и тогда Хендрикс что-нибудь заподозрит.
— Почему именно двести тридцать пять? — спросил он.
Потому что таково было предложение семьи, ответил ему Хендрикс; кроме того, таким образом он дал похитителям понять, что находится в курсе событий, а значит, оказал на них дополнительное давление.
Бретлоу спросил, где и как Хендрикс хочет получить деньги, и сказал, что выйдет на связь завтра в полночь. Лучше послезавтра, сказал ему Хендрикс: завтра он уедет и может не успеть вернуться.
Бретлоу дал отбой, вышел из своего кабинета и отправился на первое из вечерних совещаний. В восемь сорок он покинул Лэнгли и был отвезен в Университетский клуб. Сняв номер, он забросил туда сумку с переменой одежды, подумал, что хорошо было бы заглянуть в сауну, потом решил, что на это нет времени, и вышел из Клуба через черный ход. С собой у него были радиотелефон и шифратор.
