Маргарет Трумен - Убийство в Верховном суде
— Господи, как вы мерзки…
— Мисс Джонс, я буду на своем рабочем месте в кабинете судьи Коновера в восемь утра. Вот мой внутренний телефон. — Она написала номер на клочке бумаги.
— Идите к дьяволу.
— Как скажете, мисс Джонс. Спокойной ночи…
Лори подождала несколько секунд, затем выключила свет и вышла в коридор. Веры уже не было. Лори вернулась в кабинет Коновера. Заметив, что из-под двери в личный кабинет судьи пробивается тонкий луч света, она замерла. Лори была уверена, что выключила свет всюду, прежде чем отправиться на встречу с Верой Джонс. Сначала она хотела позвонить в службу охраны, но потом решила никого не впутывать и разобраться самой. Она подошла к двери, прислушалась, уловив звук захлопнутой дверцы, потом открыла дверь в кабинет.
Сесили Коновер разглядывала что-то, склонившись над столом мужа. Она испуганно вздрогнула, вскочила и, оступившись, буквально упала в большое кожаное кресло судьи.
— Что вы здесь делаете? — строго проговорила Лори.
— Я… Господи, как вы меня напугали. Я искала то досье…
— Как вы смеете рыться в его столе!
Сесили встала.
— Я звонила вам и просила вашей помощи. Мне необходимо найти это досье. Оно не имеет никакого отношения к суду, к правительству, к чему-нибудь, помимо моей жизни… Как вы не можете понять? Я тоже пытаюсь выжить, как и он.
— Похоже, ему это удалось?
— Да, по меньшей мере настолько, чтобы подать на развод, который лишит меня всего, что мне принадлежит по праву…
— С каких это пор жена, изменяющая мужу с первым встречным, имеет какие-то права при разводе?
— Это вы мне говорите?
— Убирайтесь отсюда.
— Пожалуйста, мисс Роулс… Я заплачу вам. Если у меня будет это досье, я хотя бы получу приличные алименты. И поделюсь ими с вами, я обещаю… Я сделаю все, что вы хотите, только достаньте его мне…
Лори выключила свет и вышла в приемную, оставив Сесили в темноте. Сесили медленно прошла по застеленной ковром комнате и приблизилась к Лори.
— Почему вы не прислушаетесь к голосу разума, мисс Роулс? Кларенс говорил мне, что вы самая умная женщина, которую он когда-либо встречал…
Лори, до этого стоявшая спиной к Сесили, быстро обернулась:
— Он так сказал?
— Да. Думаю, таким образом он хотел дать мне понять, что я глупа. Он любил повторять, что я дура…
— Я знаю, — сказала Лори, с удовлетворением отметив выражение лица Сесили, — миссис Коновер… полагаю, что пока еще я могу вас так называть… Сведения, которые ваш муж собрал о вас, в надежном месте.
— Да? Где они?
— У меня. Мне передал их Кларенс.
— Так отдайте же их мне, ради Бога! Зачем они вам?
— Может быть, мы до чего-нибудь договоримся. А пока что не сомневайтесь, все это останется между нами. Исключение составляет ваш муж. Но на самом деле они имеют для него ценность только в том случае, если находятся у него в руках, не правда ли?
— Вы меня шантажируете.
— Напротив, вы предлагали мне различные условия. Послушайте, вам нужно будет всего лишь время от времени видеться со мной… Мы сможем пообедать, может быть даже поужинать. Успокойтесь, миссис Коновер, мы станем добрыми друзьями: у нас ведь столько общего.
— Да… У нас есть Кларенс…
— Ну нет, это нас скорее разъединяет, миссис Коновер. Кларенс любил меня. Вы же для него были лишь минутным развлечением. Спокойной ночи, миссис Коновер, вы знаете, где здесь выход.
Он вошел в темный зал заседаний и остановился рядом с судейской скамьей, легко коснувшись ее кончиками пальцев. Здесь собирается высочайший консилиум Америки: при свете дня восемь мужчин и одна женщина решают судьбы миллионов людей, таких не похожих друг на друга, таких разных. Власть этих девяти избранных столь же весома, как и тонны мрамора молочного цвета, пошедшие на украшение этого ристалища. Может быть, даже весомее.
Слова. Миллионы слов, произнесенных здесь от имени приговоренных к смерти, обездоленных, взывающих к справедливости. От имени корпораций, судящихся с гражданами, причем проблемы всегда оказывались важнее, чем люди, требующие их решения. Поистине суд был их последним пристанищем.
Все здесь театрально, подумал он, зал — уснувший гигант, насытившийся сегодняшними жертвами и ожидающий нового дня, нового дела, которое будут обсуждать и решать в пользу истца или ответчика, героя или злодея, христианина или льва.
Он видел возвышающиеся над ним девять судейских кресел: все разной формы и высоты, каждое повернуто в свою сторону. Он улыбнулся: при всей педантичности прочих судебных отправлений этот разнобой кресел казался забавным; их никогда не выстраивали строго в ряд, и правильно. Ведь и решения единогласные и упорядоченные случались нечасто.
Он поднялся по ступенькам, ведущим к скамье, и медленно прошел за креслами, остановившись у центрального. Оно было повернуто влево. Он сел в кресло, не меняя его положения, просто глядя в том направлении, куда оно указывало, в сторону окон и фонтанов. Кресло показалось ему неуютным…
Она вошла в зал суда и остановилась у двери. Свет, отражаясь от фонтанов, отбрасывал блики на проходы и скамьи, выхватывал из мрака часть длинных медных перил, скользил по молчащим микрофонам, иногда достигая потолка.
В этой игре бликов выделялся один островок, почти постоянно освещенный каким-то невидимым глазу источником, — помост для свидетелей. Она почувствовала себя спокойнее, чем несколько минут назад, хотя знала, что это самообман. До того срыва, которому, славу Богу, не было свидетелей, она полностью владела собой. А потом произошло непонятное: словно из ее тела были выдернуты пробки и вся ее решимость и самообладание вытекли из него до последней капли, оставив после себя лишь дрожь и опустошение, странное чувство, как будто она вот-вот разобьется на тысячи кусков. Лори Роулс… Эта ужасная женщина послужила катализатором ее приближающегося краха… Господи, да она просто перевоплощение Кларенса, еще хуже, если такое возможно.
Она сосредоточила свое внимание на помосте, как на некой опоре. Приблизившись к нему, коснулась рукой его освещенной поверхности, затем — погруженной во тьму, словно проверяла, есть ли между ними разница.
Внезапно ей показалось, что она услышала какой-то шорох, что-то изменилось в очертаниях девяти черных кожаных кресел. Неужели центральное сдвинулось? Да нет, ей показалось, обычный обман зрения и слуха в темноте: шорохи казались угрожающими, очертания предметов — зловещими.
Нет, опять какой-то звук, на этот раз откуда-то сзади. Она медленно повернулась и посмотрела на ту часть зала, которая предназначалась для прессы: ничего. Она почувствовала, как ее охватила дрожь, и прислонилась к помосту, поникнув головой, с трудом держась на подкашивающихся ногах. Это произошло здесь…
Со стороны скамьи вновь донесся звук, как будто металлом задели за металл.
— Здесь есть кто-нибудь?
Никакого ответа.
Ее сумочка упала на пол. Она не стала ее подбирать…
Теллер, сидевший в затемненном секторе для прессы, на какую-то секунду заколебался: может быть, встать и показаться ей? Он вошел в здание следом за ней, использовав пропуск, выданный ему ранее как следователю по делу об убийстве Кларенса Сазерленда, и отметил, что ее встретила Лори Роулс. Он также отметил, что верховный судья Поулсон вышел из своего кабинета и проследовал в зал заседаний. Решив, что ему лучше всего проследить за верховным судьей, Теллер незаметно прошел следом за ним и увидел, как тот занял свое привычное место в кресле председателя. Ожидал ли он встретить здесь женщину, поведение которой было по меньшей мере странным? Скорее всего, нет. Он лишь намеревался подождать несколько минут, посмотреть, не затевает ли чего Поулсон, а потом тихонько выйти из зала и дождаться возвращения женщины, скрывшейся вместе с Лори Роулс в кабинете Поулсона. И вот они оба здесь. Было очевидно, что развязка этой загадочной, во многом грязной истории должна произойти там, где все началось, — в зале заседаний суда, где старшего клерка, убитого выстрелом из револьвера, нашли сидящим в кресле высшего судебного деятеля страны.
Теллер с каким-то внутренним содроганием, граничащим с тоской, подумал, что каким-то образом вторгается в святая святых душевных переживаний крайне смятенного существа. Женщина ударила по краю помоста стиснутыми кулаками и еле слышно, с отчаянием проговорила:
— Зачем нужно было все это? Неужели все напрасно?
И вдруг, словно потусторонняя сила вступила в свои права, в ответ на ее слова кожаное кресло в центре медленно повернулось. Она не могла разглядеть человека, сидящего в кресле, видна была лишь рука, лежащая на подлокотнике. Но Теллер знал, кто это… Человек, которому это кресло принадлежало по закону, — председатель Верховного суда Соединенных Штатов. И он, и женщина, движимые непреодолимой силой, вернулись на место преступления, и каждый стал на отведенное ему место, исполнил свою роль в последнем акте раскрытия преступления. Теллер покачал головой: им овладело сложное чувство. С одной стороны, если это дело, как и многие другие, будет завершено, придет к финалу, то произойдет это во многом благодаря участию главных действующих лиц, а не полиции, каков бы ни был ее вклад. Осознание же этого не могло не вызвать в нем легкого сожаления. Ну что ж, по крайней мере он присутствует при финале, а это случалось с ним не часто в других делах, над которыми он работал. Во всяком случае во многом благодаря профессионализму и чутью Сюзанны, он почти вычислил, кто преступник, и именно это знание и привело его сюда, к развязке…
