Эдуард Тополь - Русская семерка
Трамвай уже давно свернул куда-то в сторону, в депо, а Таня все не могла унять нервную дрожь.
– Что с тобой? Что случилось? – испуганно спрашивала Элизабет.
Тем временем гид продолжал:
– Мы въезжаем на знаменитую улицу Горького! Справа от вас площадь Белорусского вокзала и памятник пролетарскому писателю Максиму Горькому…
Таня жадно посмотрела на вокзал, с которого шестьдесят восемь лет назад она уезжала с родителями из этой страны. Господи, вот она, наконец, – ее Россия! Здание вокзала не изменилось – те же розовые и зеленые пилястры, купола на каменных башенках, массивные деревянные двери. И – Боже мой! – те же дворники в валенках, в полотняных фартуках, надетых поверх черных пальто и ватников, лопатами сгребают снег в сугробы, тяжелыми металлическими ломами долбят на тротуаре лед. Господи! – сокрушалась Таня, словно опять увидела привидение. Как семьдесят лет назад – дворники, ломы, валенки и даже резиновые галоши на валенках те же – чуни!.. Но где же Триумфальная арка?! Чем им мешала Триумфальная арка, построенная в честь победы над Наполеоном еще 150 лет назад?!..
За окнами автобуса замелькали плоские рисованые вывески магазинов и кафе: «ТАДЖИКИСТАН», «ПИОНЕР», «ДИНАМО», «ЯКОРЬ», «МУЖСКИЕ КОСТЮМЫ». Ой, да ведь это же Тверская улица! Тверская, а никакая не Горького! Это же ведь они Тверскую улицу назвали именем Горького, а на деле-то это та самая – крикливая, яркая, роскошная Тверская, по которой до войны – до Первой войны! – катили дорогие экипажи, запряженные знаменитыми курскими рысаками, а потом, в 15-м, примерно, году, здесь лихо гудели клаксонами первые авто, здесь торговали с лотков горячими баранками, конфетами, шоколадом, здесь мальчишки в лихо заломленных кепках носились с газетами «Биржевые новости». И эта Тверская превратилась во что? Редкие прохожие, жмущиеся от холода в своих пальто, сиротливо торчат на троллейбусных остановках; в витринах магазинов – муляжные, из папье-маше продукты и пирамиды банок с рыбными консервами, а над концертным залом гигантская надпись: «ИСКУССТВО ПРИНАДЛЕЖИТ НАРОДУ»…
Английский клуб?! Боже, неужели сохранился Английский клуб? Таня с трудом сдержала ликующий возглас. Да, это он! Это его знаменитая витая металлическая ограда, лепная колоннада перед высокими дверьми и знакомые львы на воротах! Сюда часто ездил папа – надушенный, радостный, удачливый и в делах, и в семейной жизни. И здесь же был Танин первый в жизни бал… Но – по глазам как резануло: на стене знаменитого Английского клуба, самого аристократического клуба дореволюционной России, была вывеска с надписью: «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ РЕВОЛЮЦИИ СССР».
Таня отвернулась от окна и уже весь остаток пути до гостиницы упорно смотрела на спинку переднего сиденья. Нет, это не ее страна! И хватит сантиментов! Она приехала сюда по делу, она специально для этого дела наняла эту девочку Джуди Сандерс, которая сидит сейчас в конце автобуса, – и она обязана вести себя без всяких эмоций, четко, по-деловому – так, словно приехала не на свою бывшую родину, а, скажем, в Монголию. Как там Джуди? Ведь у них всего четырнадцать дней на всю операцию…
2
Красивая мужская рука громко и нетерпеливо постучала по оконному стеклу холеными ногтями.
– Черт возьми, Иван Михалыч! – нетерпеливо сказал хозяин этой руки – светлоглазый тридцатипятилетний блондин, свежевыбритый, с правильными чертами красивого лица, при галстуке, белой сорочке и в сером, явно импортном костюме. Сидя на низком подоконнике выходящего на заводской двор окна, он небрежно забросил ногу на ногу и, нетерпеливо подергивая отлично начищенным черным ботинком, говорил раздраженно: – Неужели так трудно найти человека на вашем вшивом заводе?!
Рядом с блондином, у стены сидел в кресле спортивного вида мужчина тоже лет тридцати пяти, но далеко не такой красавчик. Лицо его было непропорционально фигуре – мелкое, сухое, как булыжник, с резко выступающими татарскими скулами и низким лбом, над которым торчал жесткий бобрик темных, коротко стриженых волос. Костюм на нем был не такой модный, как у блондина, но ботинки – точно такие же, черные и хорошо начищенные. А в руках он держал папку с надписью на бумажной наклейке:
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Алексей ОДАЛЕВСКИЙ
слесарь 4-го разряда.
– Вы, молодые люди… то есть, извините, товарищи, не волнуйтесь! – поспешно отвечал блондину пожилой, не меньше шестидесяти пяти, толстяк, Иван Михаилович Гущин, секретарь партийной организации Мытищинского машиностроительного завода имени Красного Октября. – Его найдут! Никуда он не денется!.. – и Гущин даже заискивающе встал, подошел к окну.
За окном был длинный и заснеженный заводской двор с типичной зимней сиротливостью глухих и плоских, без окон, бетонно-блочных корпусов заводских цехов, неспешным движением трактора-автопогрузчика и тремя рабочими в курилке. Один из них достал из-за пазухи телогрейки хорошо известный в России «мерзавчик» – зеленую 250-граммовую бутылку водки и, отковырнув пробку, тут же запрокинул бутылку над горлом.
– Ах ты, курвец, сукин сын! – возмутился Гущин под ироничным взглядом блондина и сунулся открыть форточку, чтобы выяснить фамилию алкоголика и нарушителя трудовой дисциплины. Но тут в дверь кабинета осторожно постучали.
– Да?! – повернулся к двери Гущин, и голос его обрел начальственную наполненность. – Войдите!
Дверь открылась. На пороге стоял высокий, черноволосый, слегка сутулый парень лет двадцати двух. На нем был рабочий бушлат, мятая, в клетку рубашка и заправленные в солдатские сапоги теплые байковые шаровары. Бушлат был расстегнут, но в поясе перехвачен широким солдатским ремнем с металлической пряжкой. Глядя исподлобья и держа руки в карманах бушлата, парень остановился в двери:
– Вызывали?
– Входи, Одалевский! – властно сказал Гущин. – Что тебя уже полчаса найти не могут? Вот товарищи из Москвы приехали…
– А я на толчке сидел. Живот прихватило, – Одалевский вдруг простодушно улыбнулся крупными запекшимися губами. – А зачем из Москвы-то?
– Ну что ж! Давай, как говорится, знакомиться! – блондин энергично поднялся с подоконника и подошел к Одалевскому, дружески протянул руку: – Я – Игорь, а это мой друг Станислав или попросту Стас, – показал он на своего скуластого и спортивно-увесистого друга и повернулся к Гущину: – Товарищ Гущин, нельзя ли нам чаю организовать?
Гущин засуетился, засеменил к выходу:
– Конечно! Сейчас! Вам с лимончиком или без? Я мигом!..
– Не торопитесь, Иван Михалыч. У нас времени много. И с Алешей есть о чем поговорить… – блондин широко улыбнулся Одалевскому: – Садись, Алеша.
Алексей удивленно оглянулся на исчезнувшего в дверях Гущина, внимательно посмотрел на визитеров из Москвы. Кто такие? Почему сам парторг лебезит перед ними? Даже за чаем побежал!..
Стас пошуршал страницей в папке и поднял глаза на Алексея:
– Когда вернулся из Афганистана?
– В августе прошлого года…
– В каких войсках служил?
– Я не имею права говорить о службе в армии. Бумагу подписал о неразглашении.
Стас обменялся взглядом с блондином. Затем взял кожаный черный «атташе-кейс», стоявший у его ноги, – в России эти «кейсы» называют «дипломатами» – открыл его, достал плотный лист бумаги и протянул Алексею. Это была копия фирменного бланка с типографской надписью по верху страницы:
МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ СССР
Приказ № 126/03 от 25.3.1981
ВСЕМ СОЛДАТАМ, СЕРЖАНТАМ И ОФИЦЕРАМ ЗАПАСА, проходившим службу на территории Афганистана и подписавшим «Обязательство о неразглашении»
Настоящим довожу до вашего сведения, что, на основании решения ЦК КПСС от 24 марта 1981 года и в целях обеспечения безопасности нашей Родины, Комитету Государственной Безопасности СССР разрешено проводить опросы бывших военнослужащих Советской Армии. Сотрудники КГБ по предъявлению своих документов имеют право получить от бывших советских военнослужащих полную информацию по всем вопросам, связанным с их пребыванием в Армии.
МИНИСТР ОБОРОНЫ СССР П.УСТИНОВ, Маршал Советского Союза
Москва,
25 марта 1981 г.
Увидев, что Алексей прочел «Приказ», Стас взял у него лист, снова положил в «дипломат».
– Этот документ дает тебе право отвечать на все вопросы. И про Афганистан тоже. А вот мое удостоверение. Чтобы у тебя не было сомнений, с кем имеешь дело.
Он подставил Алексею под глаза красную книжечку-удостоверение. На ней мелкими золотыми буквами было вытеснено: «Комитет Государственной Безопасности». Затем Стас привычным жестом распахнул «корочки». Оттуда глянула его фотография и выведенная тушью строка: «Старший лейтенант Госбезопасности Коваль С.Ф.».
– Ну, зачем ты его удостоверением пугаешь? – блондин недовольно поморщился. – Перед нами, можно сказать, герой Афганской войны! Был там ранен. Сколько ты провалялся в госпитале, Алеша?
