Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?
— Отличное средство, — Невзрачный фазу же взял тон главврача из правительственной лечебницы, — у вас ведь со стулом не в порядке…
— Откуда вам известно?
— Нам все известно, — столь же бесстрастно ответил посетитель. — И не только это. Замечательное лекарство, снимает запоры, нормализует обмен веществ и тонизирует. Прошу. Это — презент. Можете выпить немедленно и увидите, как это хорошо…
— Хорошо, — все так же механически повторил Функционер, — приму…
Он осторожно выдавил таблетку и, не запивая её, проглотил.
— Вам это поможет, обязательно поможет.
— Спасибо.
— Ну, всего хорошего, — Невзрачный незаметно кивнул резиновому сейфу — тот отошел от двери. — Не буду задерживать.
Хозяин мягко улыбнулся в ответ и откровенно скосил глаза в сторону остававшегося на столе атташе — кейса.
— До свидания…
* * *Действительно, сразу после таблетки Функционер почувствовал не только облегчение, но и настойчивые позывы кишечника.
Фу — у–у, наконец — то, какое счастье! Если вдуматься — как мало человеку надо для счастья! Уверенность в том, что ты — трезвый и глубокомыслящий, что ты не зря прожил свою жизнь, что на старости лет у тебя есть что собирать и что подводить…
Ну, и отсутствие таких неприятностей, которые испытывает он, Функционер то есть — особенно по утрам.
Но главное — то — главное это чемодан денег. А теперь, к закату дня, похоже на то, решены сразу две глобальные проблемы: стул… Ну и это.
Функционер закрыл дверь и, взяв атташе — кейс в руку, зашел в туалет.
Приспустил штаны, уселся и с необычайным приятным для уха шумом, уже подзабытым, быстро и обильно испражнился.
Нет, все — таки — как мало надо человеку для счастья!
Регулярный стул… Репутация… Глубокомыслие…
Ну, склонность к абстракциям. Ну, и то, что тут в дипломате лежит.
Банальненькое такое, конечно же, умозаключение, но — верное. Все банальности верны, все верное банально. Аксиома.
Осторожно положил атгаше — кейс на голые голубовато — прозрачные колени с обвисшей старческой кожей, щелкнул замочками…
Ну, сейчас самое лучшее занятие — пересчитать, сколько же туг.
А действительно — каков итог, каковы плоды, под чем подвести черту?
Функционер медлил, медлил, сознательно оттягивал приятный момент…
Неожиданно в мозгу замаячила мысль, уже посещавшая его сегодня, до визита Невзрачного, философская и глубокая, трезвая, и на удивление абстрактная — как все его сегодняшние мысли.
Почти все.
И мысль эта показалась настолько глубокой, так захватила его, что он с удовольствием еще раз прошептал её вслух:
— Смерть — единственное, что еще не удалось опошлить людям…
После чего одновременно щелкнул замочками атташе — кейса…
Это было последнее его умозаключение: слепяще — белый взрыв оглушил его, с давлением в сотни атмосфер вжал в стену, размазал по нежно — кремовой матовой поверхности, растворил, распылил, втирая в побелку потолка, в правильные кафельные прямоугольники…
* * *Если пожилой и пусть даже на редкость трезвый человек живет в пятикомнатной двухсотметровой квартире в центре Москвы совершенно один, то, сколь значительную функцию он не выполнял бы в Государстве, его смерть не станет известной в тот же день…
Произойдет это только после того, как у соседей снизу «у туалете» потечет потлок; после того, как будет вызван сантехник, который определит, что наверху что — то случилось; после того, как спустя многократно повторяемое «тара — рам, тара — рам, тара — рам, там» из сороковой симфонии Вольфганга Амадея Моцарта участковый милиционер в присутствии двух обязательных понятых выломает дверь и, после поисков по всем двумястам метрам квартиры хозяина — а точней то, что от него осталось наконец найдут в туалете.
Но это будет уже не хозяин: обезображенный обрубок туловища с засохшей кровью, с впившимися с дряблое старческое тело осколками унитаза и кафеля, с намертво присохшими к испражнениям, сероватому студенистому мозгу и коричневым кровяным ошметкам стодолларовыми банкнотами, которые последующая экспертиза признает фальшивыми, с раскроенным черепом, на который приглашенные с улицы понятые будут смотреть с подсознательным любопытством, переходящим в брезгливый ужас, в блевотное отвращение, — сколь бы трезвые и глубокие умозаключения не рождались в нем еще несколько дней назад…
«Слово!.. Слово!..»
Телохранитель вежлив, улыбчив и интеллигентен — чтобы не сказать застенчив. Генерал (недавно высочайшим указом произвели), но почти никогда не появляется на людях в кителе и в лампасах — зачем себя афишировать? Ведь и так все знают, кто он такой и каков его удельный вес тут, в Кремле, знают без формы, без кителя. Что — обязательно слышать в спину полуиспуганное: «Посмотрите, как он нравится Президенту! Посмотрите, в какой он форме!»?.. Для его роли вполне достаточно костюма — хорошего, темного, консервативного, двубортного; страсть к таким костюмам он подсознательно перенял у своего уважаемого врага и конкурента, у Аналитика.
Жаль, что зрение хорошее — иначе бы, как и тот, обязательно носил очки в тонкой золотой оправе. Очки на редкость облагораживают; если человек носит очки, значит, у него не в порядке зрение, испортил за чтением книг…
А потом очки — не форма, даже с красными генеральскими лампасами; собеседник — то не на ноги смотрит, а в лицо…
Телохранителю нельзя выделяться, нельзя, имея реноме человека, «близкого», «влиятельного» и «вхожего», портить его страстью к показной дешевке, тем более, что клички, слова то есть, прилипают намертво, и чем обидней они, тем мертвее прилипают: если обозвали вас однажды «мерседесом» за пристрастие к дорогам и роскошным автомобилям, то считайте, это пожизненно. Будьте хоть трижды Героем Советского Союза, хоть четырежды Верховным Главнокомандующим — так и умрете, так и закопают вас «мерседесом». Наверное, когда грохнут злые чечены (а грохнут, рано или поздно грохнут, как пить дать), то и к Новодевичьему повезут вас на катафалке — «мерседесе»; и в надгробной будут говорить не по имени отчеству, а только — «Паша».
Впрочем — какой из вас, дорогой, Верховный Главнокомандующий! Главный, кто верхами командует что ли? Верхами, то есть самым верхом нынче командует не маршал, а…
Если в свое время служили вы в полку охраны Кремля прапорщиком, то потом хоть вы всеми верхами мира командуйте — все равно будут называть вас грубо и по — армейски — «куском».
Ну, и «мерседес», и «кусок» — слова, которые звучат обидно. Очень даже обидно звучат такие определения относительно высокопоставленных лиц Государства.
Слова — вообще очень обидная вещь, словами можно обидеть куда более остро, чем делами; по крайней мере тут, в России.
А вот «телохранитель» — ничего, нормально звучит слово, очень даже достойно: «хранитель тела». То есть тот, в обязанности которого входит охрана тела самого главного человека.
И вообще — хорошее слово: у народонаселения вызывает в памяти множество достойных страха и уважения ассоциаций и параллелей; от классического голливудского фильма, популярного несколько лет назад, до люберецких и солнцевских мальчиков, ныне промышляющих охраной тел бизнесменов, депутатов и бандитов что, по сути, в современных условиях одно и то же.
Хотя, если честно, кроме тела, там уже и охранять — то нечего… Начальство в кулуарах иногда так его и называет — «тело».
Но об этом — тс — с–с! — никому ни слова. Государственная тайна.
Иначе поблекнет, потускнеет, сотрется загадочное и внушительное слово — Телохранитель, которое светит не собственным светом, а отраженным; так луна блестит за счет света солнца.
Телохранитель должен быть интеллигентным, улыбчивым и предельно незаметным, и ездить не на роскошном «мерседесе», а на обыкновенной черной «волге» ж— как все нормальные люди. Тем более, что тело, которое он охраняет, кажется, именно этого и хочет: незаметности и скромности ну, и само собой — надежности, исполнительности и умения быстро принимать решения; на то ему и поручено самим телом себя и охранять.
Наверное, право тело, иначе нельзя, да и есть такой закон: чем грубей тот, кого охраняешь, тем интеллигентней должен быть тот, кто охраняет.
По контрасту.
А если быть до конца честным и откровенным, то не тело это себе внушило, а Главный Телохранитель — телу: он давно уже заслонил собой то, что собственно, идолжен хранить: на одном из последних прилюдных появлений, при церемонии открытия Малого театра. Главный Телохранитель сидел уже не позади тела, как и положено по кремлевскому протоколу, а рядом; все остальные — дальше.
Не произвольно же они там места занимали, кто первым придет, туда и сядет!..
