Анна Политковская - ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ
А дальше с удовольствием трепались, и его молодая жена, действительно очень красивая, ухаживающая за ним и внимательно сейчас следившая за капельницей, совершенно не понимала нас.
Например, что ему, Миронову, грандиозно повезло: его ведь ранило, а не убило, и значит, он жив.
– Ты понимаешь! Ведь и на этот раз – жив! – Полковник явно выздоравливал. Он по-владикавказски подпрыгивал на койке, забыв о боли. Был готов петь и плясать.
– Отлично! – отвечала я, и жена Миронова дурно на меня смотрела. – Представь, теперь у тебя будет очень длинный отпуск. У тебя накопились командировочные, тебе выплатят страховку… Ты будешь жить королем. А пока будешь гулять, глядишь, и война закончится. Обещаю! Я напишу кучу статей, больше, чем должна, – только для того, чтобы она, проклятая, закончилась и ты больше никогда туда не попал.
Конечно, чушь. Но почему бы не сказать, если он ждет. И я продолжала:
– И будешь воспитывать сыновей, и водить Вас, – это – жене, я, как могла, ласково улыбнулась ей, страстно ожидающей моего ухода, – в театр, и ездить в гости к матери. Да мало ли еще что можно сделать, когда ты здесь…
– Погоди-подожди, – остановил меня полковник. Это была его любимая присказка: если «погоди-подожди», значит, сейчас обязательно последует что-то очень важное для него. – Я правильно тебя понимаю? Чтобы я остался жив, ты будешь писать, но для этого ты должна продолжать ездить туда, и тогда ты можешь погибнуть?… Значит, ты хочешь, чтобы я здесь лежал и ждал этого «никогда»?
Бог миловал. Мы оказались удачливы – мы оба живы. Опять. Одно плохо: пока полковник выздоравливал, я писала неважно. Потому что за это время он-то успел
все: встать на ноги, окрепнуть, использовать все свои «военные» отпуска, съездить на курорт, наговориться и наиграться с сыновьями, побывать с женой в театре «больше десяти раз» (его слова)…
А я? Я очень подвела его. Война, окончание которой я пообещала Миронову, так и не завершилась. И он снова вернулся туда, где даже совсем зрелые люди выучивают истинный смысл слова «никогда». И теперь мы оба с ужасом ждали, когда же оно наступит и для нас, и боялись одного: что некому будет однажды заорать на весь владикавказский аэропорт: «Понимаешь, мы живы! И на этот раз!»
Так и случилось: теперь – некому. В декабре 2001 года полковник Миронов скончался от ран, несовместимых с жизнью.
Лондон. Май 2002. Интервью
…Итак, пора обратно в Лондон (см. стр. 9). На интервью с Ахмедом Закаевым – спецпредставителем Аслана Масхадова.
– Было очень много разговоров о так называемых мирных переговорах Закаев-Казанцев – переговорах между вами и полномочным представителем президента Путина в Южном федеральном округе генералом Виктором Казанцевым. Все писали, включая мировое сообщество: мол, дело мира в Чечне сдвинулось с мертвой точки. Однако финал был как-то размыт. Чем же все-таки эти переговоры закончились?
– Ничем. Встреча состоялась 18 ноября 2001 года как результат заявления Путина от 24 сентября о сдаче оружия. И заявление, и встреча в большей степени носили пропагандистский характер, направленный на Европу и Буша, – это ведь было после «11 сентября». Изначально ничего особенного мы и не ждали от этого. Но для нас было принципиально важным встретиться и еще раз попытаться поговорить. Однако диалога не получилось. Потому что Виктор Германович – не самостоятельный политик, который может принимать решения. В последующем, как мне показалось, он даже не сумел довести наверх, Путину, те наши предложения, которые были сделаны. Ну, а с его стороны вообще не было никаких предложений. Кроме – «сдавайтесь, присоединяйтесь, и мы будем жить дружно».
– Надо понимать, это было предложение об амнистии боевикам?
– Никакой амнистии. И речи об этом не было. Просто: «Хватит. Навоевались. Надо объединиться».
– Чем Казанцев это мотивировал 18 ноября 2001 года?
– Тезисом о единой и неделимой России. Больше ничем. Мы три часа с ним проговорили, но предложений, хоть каких-то, которых мы ждали, так и не последовало. Ни одного, направленного на то, чтобы завершить этот конфликт. У нас же, напротив, были предложения, которые могли бы способствовать прекращению боевых действий и, в дальнейшем, нормализации обстановки в Чечне.
– А сейчас еще можно реализовать ваши предложения? Время не упущено?
– Конечно.
– Так какие же они? Скажите.
– Первое: немедленное прекращение всех боевых действий со всех сторон. Второе: создание двухсторонней рабочей группы для ведения переговоров. Или государственных комиссий, или правительственных – на «их» выбор. Третье: немедленное прекращение «зачисток», которые ни к чему, кроме дальнейшего взаимного отчуждения, не ведут. Четвертое: возобновление сотрудничества с Масхадовым, конечно.
– В качестве кого?
– В качестве субъекта переговоров. Безусловно, первого лица на них. Я сказал тогда Казанцеву, что у нас есть формула, которая позволяла бы России говорить о целостности государства…
– Без Чечни? Какая же это формула?
– Ну, это тоже предмет переговоров. Но она действительно есть.
– Вы передали Казанцеву ваши предложения и на бумаге? Или только устно?
– На бумаге, конечно. Но по тому, что он вообще ничего не записывал, я понял, что ведется запись. Он сказал: «Я все это доведу до президента». Я спросил его: «Вы теперь знаете, что для нас приемлемо. Будет ли это приемлемо для Путина? Ваше мнение?» Он ответил: «Уверен, на 99 процентов – „да“, и встреча будет иметь развитие. Но на 100 процентов, конечно, решение будет принимать президент».
– И?…
– И ничего. На этом все закончилось. Потом продолжались контакты на уровне наших помощников, заместителей. По телефону. Но мы с ним больше не разговаривали даже по телефону.
– Почему?
– Потому что события дальше стали развиваться так, что с нашей стороны продолжать диалог было бы аморально, невозможно – «зачистки» не только не прекратились, но ужесточились намного. И мы не делали попыток встретиться – и они… Хотя, чтобы возобновить мирные переговоры, технически проблем нет.
– Вы были тогда с Казанцевым один на один?
– Да. В международной зоне аэропорта «Шереметьево». Вылетал я в Москву, безусловно, не один. Мы летели на частном самолете вместе с лидером Турецкой либерально-демократической партии. Он являлся гарантом моей безопасности. О нашей миссии было официально поставлено в известность турецкое посольство в Москве.
– В каком виде на сегодняшний день существует мирный процесс?
– Нету его. Никакого мирного диалога. Война продолжается. Моя точка зрения состоит в том, что сегодня в российском руководстве нет человека, который может взять на себя ответственность и прекратить войну. Ни Путин, ни премьер-министр… Никто.
– Почему?
– Убежден, они абсолютно не контролируют ситуацию в Чечне. Военные диктуют России стиль поведения сегодня. Существенная разница между Ельциным и Путиным состоит в том, что Ельцин, при всех его проблемах, имел очень низкий рейтинг, но высокий авторитет – а у Путина вроде бы есть высокий рейтинг, но нет авторитета. Решение же об окончании войны требует авторитета, потому что только авторитет дает право на проявление политической воли.
– В апреле в Ингушетии, граничащей с Чечней и все годы войны являющейся прифронтовой территорией, прошли президентские выборы. Как известно, бывший президент Руслан Аушев, симпатизирующий Масхадо-
ву, добровольно ушел в отставку, не имея сил дальше сопротивляться давлению Кремля. В результате на апрельских выборах победил ставленник администрации президента Путина генерал ФСБ Мурат Зязиков. На ваш взгляд, как может повлиять победа Зязикова на ход второй чеченской войны? Как она может изменить политику вашей – масхадовской стороны?
– На наше дело это никак не повлияет. Я думаю о том, что это значит для самой Ингушетии, где сотрудник ФСБ был фактически назначен президентом Путиным. Думаю, в Ингушетии готовится «вторая Чечня». Военным нужно расширение военной зоны, поскольку все, что можно было выбить из Чечни, они выбили, все, что можно было вывезти, – вывезли. Война в самой Чечне, если сравнить нынешнюю ситуацию с той, что была в 1999-2000 годах, очень непопулярна в военной среде. Дальше «вариться» на этой территории невозможно – должно быть развитие, потому что военные не хотят упускать свои лидирующие позиции в стране. А сохранить их они могут, только создавая новые локальные войны и конфликты. Для такого государства, как Россия, которое еще не отказалось от имперских традиций и еще не сформировалось как правовое государство, – России, такой, какая она есть, необходим враг. Для внешнего врага сил не хватает, а внутреннего всегда можно назначить. Сначала назначили чеченцев, теперь очередь за ингушами, которые якобы лояльны к чеченцам.
– На ваш взгляд, когда можно ожидать войну в Ингушетии?
