Роберт Стреттон - Час нетопыря
XXXI
Пятница, 12 июня, 16 часов 05 минут по московскому времени, то есть 13.05 по западноевропейскому и 8.05 по вашингтонскому.
Командующий ракетными войсками СССР докладывает советским руководителям о событиях, которые произошли в последние минуты.
— В этой ситуации, — говорит он, водя указкой по большой карте мира, — мы считаем необходимым объявить состояние боевой готовности во всех частях наших вооруженных сил, а также привести в боеготовность все вооруженные силы Варшавского Договора. Поведение американцев подозрительно и загадочно. Во всяком случае, чрезвычайно неясно. Сперва потерпел аварию их спутник из серии G и при этом уничтожил четыре наших спутника, которые, кстати сказать, также были предназначены для исследований по искусственной гравитации. Скорее всего, это была случайность. Но обо всех такого рода авариях мы информируем друг друга не позже чем через полчаса после случившегося, как этого требует вашингтонский договор. А от американцев не поступило никакой информации. Почти невозможно, чтобы они не знали об аварии и об уничтожении наших спутников. Следовательно, приходится считать, что они хотели это от нас скрыть и посмотреть, как мы прореагируем. Более того, Гаррисон в недавней беседе по телефону прямо спросил, имеем ли мы отношение к этой аварии, то есть снова хотел ввести нас в заблуждение. Во-вторых, мы обнаружили в западной части ФРГ небольшой рост радиоактивности, но настолько незначительный, что он мог быть случайностью, и поэтому не уведомили партийное руководство. Сперва наши специалисты считали, что, как и раньше, произошла утечка на их злополучной атомной электростанции в Обермаре. А между тем Гаррисон утверждает, что в Германии похищена какая-то нейтронная боеголовка. Откуда нам знать, правда ли это? К тому же если она не была заряжена, то не должно быть никакой радиации. То есть и здесь Гаррисон не говорит правды.
— Разве что это тоже авария, — замечает один из членов Политбюро.
— Слишком уж много всяких случайностей. В-третьих, что самое главное, американцы произвели над собственной территорией гигантский ядерный взрыв в верхних слоях атмосферы. По нашим расчетам, его мощность равняется пятидесяти-шестидесяти мегатоннам. Самая большая из боеголовок, которые американцы до сих пор взрывали, испытана в августе 1961 года и имела мощность 42 мегатонны, но это произошло в полностью безлюдной местности. Все это вообще трудно объяснить. Если американцы почему-либо решили сбить поврежденный спутник, хватило бы одной ракеты мощностью в десять с лишним килотонн. То есть в четыре тысячи раз меньше. Произведя в атмосфере такой чудовищный взрыв, американская сторона допустила явное нарушение московского договора. А поскольку и об этом мы не были уведомлены, надо это считать по меньшей мере опасной провокацией по отношению к нам. Такое количество радиоактивных осадков угрожает всем странам без исключения. В-четвертых, американцы произвели также наземный взрыв в штате Нью-Мексико. Наконец, в-пятых, корабли Шестого флота произвели торпедный обстрел нашего крейсера без всякого повода с нашей стороны. Если нападение в открытом море не считать агрессией, то неизвестно, что ею является. Подвожу итог. Я считаю, что американская сторона вероломно и коварно готовится развязать войну и наш долг — предпринять все необходимые меры. То есть объявить «час В» и подготовиться к ответным мерам.
— Товарищ маршал, — говорит Генеральный секретарь. — Позвольте задать вопрос. Почему американцы запустили ракеты над собственной территорией, а не направили их в нашу сторону?
— Не знаю. Может, хотели отвлечь наше внимание. Их вооруженные силы в Европе час назад заняли боевые позиции.
— Но не продвигаются вперед?
— Нет.
— А войска пакта?
— Признаков тревоги нет. Ведут себя, словно ничего не знают.
— Значит, все это может быть следствием недоразумения?
— Товарищ Генеральный секретарь, — говорит министр обороны, — недоразумения никогда нельзя исключить, но оно малоправдоподобно. Это не маневры. Такой гигантский ядерный взрыв, несмотря на то что он произошел на высоте 45 километров, не может не повлечь за собой человеческих жертв, хотя бы в результате радиоактивных осадков и замедленных последствий ударной волны. И взрыв в Нью-Мексико, хоть он и произведен на пустынной территории, тоже не обойдется без последствий. В конце концов это первый с 1945 года ядерный заряд, который взорван на американской земле. Если это действительно результат недоразумения, Америка будет глубоко потрясена. Гаррисон и все военное командование будут преданы суду.
— Может быть, нам следует спокойно ждать именно такого развития событий?
— Нет, мы не можем ждать в бездействии. Допустим, Гаррисон говорил правду, что у них украли боеголовку и что в атмосфере нервного возбуждения произошли неполадки в их системе передачи команд. Кто мог захватить боеголовку и какая тут связь со взрывом?
— Мы пытаемся выяснить, — говорит председатель Комитета государственной безопасности, — но пока ничего конкретного не знаем. Давно поступают сигналы, что тайная фашистская организация в бундесвере неоднократно замышляла добыть нейтронное оружие. Но ей пришлось отказаться от такой операции из-за чрезвычайно надежной системы охраны. Не исключено, что это дело рук каких-то террористов. Но для этого опять-таки потребовались бы чрезвычайно сложные технические средства. Я лично, не располагая фактами, пока склоняюсь к тому, что похищение боеголовки, если оно действительно имело место, совершено самими американцами.
— Зачем?
— Затем, чтобы иметь удобный предлог для выступления против нас. Они могут взорвать эту боеголовку на территории ФРГ и обвинить в агрессии нас или ГДР, а заодно привлечь на свою сторону население Западной Германии.
— Я хотел бы напомнить, — вмешивается министр иностранных дел, — что советник президента Натаниэл Рубин давно стремится к тому, чтобы произошли события, которые позволили бы вернуться к ситуации первой половины 50-х годов. Публично и в частных разговорах Рубин заявляет, что Соединенные Штаты терпят ущерб из-за продолжающегося мирного сосуществования.
— Но кроме Рубина есть и другие советники, — возражает председательствующий. — В такой момент нельзя поддаваться эмоциям.
— Дело не в эмоциях, — говорит министр обороны, — а в том, что мы уже стоим перед совершившимися фактами. Каждая ошибка в оценке ситуации может нам дорого обойтись.
— Я с этим согласен, — добавляет министр иностранных дел. — Даже если считать, что у американцев произошел целый ряд случайностей, нельзя отрицать, что они не консультируются с нами в этой взрывоопасной ситуации, словно бы забыли о существовании «горячей линии». Допустим, что взрыв над американской территорией был также делом случая. Но как тогда объяснить торпедный залп по крейсеру?
— Например, глупостью командующего Шестым флотом, — спокойно говорит один из членов Политбюро.
— Что мы знаем о реакции на это со стороны правительств, участвующих в пакте?
— Почти ничего, — отвечает председатель КГБ. — Можно подумать, что американцы забыли о существовании не только Советского Союза, но и всего пакта.
Командующий ракетными войсками в знак сомнения качает головой.
— Я немного разбираюсь в ракетах, — говорит он, — но у меня в голове не укладывается, как можно произвести взрыв мощностью в пятьдесят или больше мегатонн просто потому, что случилась какая-то неисправность. Если американская система передачи команд настолько ненадежна, то удивительно, что мир еще существует. А как вы оцениваете вероятность военного заговора против Гаррисона? Например, во главе с Рубином и этим… как его… Магорски, о котором вы так нехорошо отзываетесь в своих докладах?
— Опыт показывает, что в Америке все возможно. В этом столетии убили уже трех президентов, на четверых были произведены покушения, один тяжело ранен. В конечном счете Уотергейтское дело привело к падению Никсона, но куда более серьезная афера Бобби Бейкера в 50-е годы не имела никаких последствий. Это трудная страна, товарищ маршал. Но, основываясь на материалах, которыми мы располагаем, следовало бы, скорее, исключить возможность заговора. Во всяком случае, разветвленного заговора с участием большого числа высших офицеров. О чем-либо подобном мы должны были бы знать.
— Я собираюсь сейчас говорить с Гаррисоном, — говорит Генеральный секретарь.
— Мне кажется, — упорствует министр обороны, — такой разговор запоздал. Мы проявим нерешительность, а американцы всегда это считают признаком слабости. Немцы же только этого и ждут.
— Разрешите, товарищ Генеральный секретарь, — вмешивается один из секретарей ЦК, — высказать иную точку зрения. Действительно, американцы ведут себя странно, но, кроме одного случая с обстрелом крейсера, мы не зафиксировали пока никаких агрессивных действий против нас или наших союзников.
