Владимир Катин - Тайна леса Рамбуйе
— Где вы, откуда звоните?
— Из альпийской местности, — наобум сымпровизировал Клод. — Катаюсь на горных лыжах. Сейчас самый сезон. К тому же, полагаю, я вам не нужен. Не так ли? Ведь «известное лицо», которому мне поручено сделать деликатную хирургическую операцию, еще не вернулось из поездки.
Договорились, что Клод будет периодически давать о себе знать.
Выйдя из кабины, Клод вдруг почувствовал растерянность — что же делать теперь, когда Мэри оказалась на его плечах? Самого Эдди Локса пока нет, когда вернется — неизвестно. Видимо, он не в курсе событий: американцы под разными предлогами отказывают в свидании с дочерью, которая для него по-прежнему их узница. Это, безусловно, Локса тревожит, и он обивает пороги, чтобы увидеться с Мэри. Похоже, американские спецслужбы выжидают, что Мэри Локс вот-вот объявится в своей семье, и отец, узнав об этом, отправится к себе на родину. И здесь, по их расчетам, на сцену должен выйти Клод с бесшумным пистолетом в руках, спрятанным для него в вокзальной камере хранения.
«Что делать? — думал Клод, не спеша подходя к «тойоте», где его ждали Робер и Мэри. — Роберу пора возвращаться в редакцию. А что мне делать с Мэри в Париже? Либо ее кто-то узнает, либо она попросту улизнет. Весь замысел может полететь к черту. Финальный кадр — передача Мэри лично отцу и откровенный решающий разговор с ним…»
Клод был удивлен, застав Мэри оживленно беседующей с Робером. Но при его появлении она замолчала, снова замкнулась.
— Эдди Локс еще не вернулся, — сказал Клод, обращаясь к Роберу, подчеркнуто игнорируя Мэри. Ему было неприятно, что девушка его сторонится. — Но тебе пора быть в редакции, а вот нам в Париже делать нечего. Надо где-то выждать приезд барона.
— Но кто знает, когда он вернется?
— В любом случае через неделю папа будет дома.
— Вот как! — оживился Клод. — Вы в этом уверены, мадемуазель?
— Уверена, месье. Потому что через неделю рождество.
— Ах, да! Ну, конечно же, на рождество Эдди Локс, как и все, кто сейчас где-то по делам, вернется к своему домашнему очагу. Но что же мне делать с вами целую неделю?
Девушка пожала плечами, как бы говоря: «Это уж ваши проблемы».
— Послушайте, Мэри, а не хотите ли покататься на лыжах в горах, в Альпах, например? Вы, надеюсь, увлекаетесь горными лыжами?
— С четырех лет.
Клод понял ответ как согласие.
— Ну, что же, прощай, Робер. Мы обязательно пришлем тебе открытку к рождеству с видами Альп.
Все трое рассмеялись.
В аэропорту Биаррицы Клод и Мэри сели на самолет, летящий в Канны, оттуда на шестиместной авиетке компании «Эр Альп» перелетели в курортный поселок Куршевель. Отыскав старого знакомого — инструктора по горным лыжам Жиля Рока, Клод с его помощью снял небольшое двухэтажное шале, арендовал лыжи и купил костюмы.
В Куршевеле толстым слоем лежал снег, ярко светило в морозном небе зимнее солнце. Горный, слегка разреженный холодный воздух клубился изо рта. По двадцать раз в день поднимались они на фуникулере на вершину нависшей над поселком горы и, вычерчивая крутые синусоиды, скатывались в долину.
За эти дни и вечера, проведенные вместе, Клод и Мэри подружились. Теперь, когда Клод уходил звонить или, как он сам говорил, — на связь с Парижем, Мэри напутствовала:
— Возвращайтесь скорее! Меня могут украсть.
Однажды вечером они смотрели телевизионные новости.
Передача шла о политической жизни в Соседней стране, где надвигалось повторное голосование об американских ракетах.
— Я ничего в этом не понимаю, — сказала Мэри. — Но отец придает им большое значение.
— Еще бы! Ваш отец не просто человек бизнеса, он патриот.
— Вы знаете, Клод, до меня как-то не доходят такие высокие понятия. Что такое патриот? Человек, любящий свою родину. Я тоже ее люблю, но мне все равно — будут у нас американские ракеты или нет.
— Я не собираюсь вас переубеждать, ибо привык уважать мнение других, даже если оно очень отличается от моего собственного. Меня только настораживает, что им, американцам, далеко не все равно — будут их ракеты в вашей стране или нет. Они очень хотят их там расставить. Жаждут. Как одержимые. Вот что тревожит.
Девушка зевнула.
— Я не знаю, почему им так уж хочется. Возможно, заботятся о нас.
Клод взорвался.
— Заботятся! Конечно, они там у себя в Америке прямо исходятся заботой о нас с вами. Они так заботливы, что меня ни за что ни про что едва не упекли в тюрьму. Вынудили бросить Сорбонну, перевернули всю жизнь. Они и о вас, Мэри, очень позаботились. Куда там! Сцапали, как перепелку, и за решетку. А знаете отчего и почему?
Клод остановился перед ней.
— Вы даже не представляете себе, из-за чего оказались в американских застенках. Да оттого, что им до зарезу нужно поставить ракеты в вашей стране. Вот ведь в чем дело.
— Но где связь? Я и военные ракеты…
— Мэри! Ваш папа — он против. А в парламенте его голос кое-что значит. Как на папу повлиять, изменить его мнение? Деньгами — нельзя, он миллионер. Угрозами — плюет. И вдруг удача — дочь сама лезет в пасть дракона, летит в Америку. Дальнейшее вам известно.
— Так, значит… Они шантажировали отца мной?
— Да, да! И многое другое, Мэри.
— Какой ужас!
— О, это еще что. Позже вы узнаете кое-что пострашнее. Но не сейчас, не к ночи, Мэри.
На шестой день праздного пребывания в Куршевеле Клод получил сразу два подтверждения о том, что Эдди Локс возвращается к себе — от его секретарши, которой звонил ежедневно, и от Крафта, с которым связывался раз в три дня.
— Мэри, каникулы окончены. Пора домой. — Клод постучал в дверь ее комнаты. — Подъем!
— Мы успеем еще покататься сегодня?
— Нет, Мэри. Я уже взял билеты на самолет.
В Соседнюю страну они добрались на следующий день в четыре часа вечера. Был канун рождества, и ни в офисе, ни дома телефон Локса не отвечал.
— Попробуем поискать на теннисном корте, — предложила Мэри.
На такси подъехали к загородному спортивному клубу местной знати.
— Стойте! — радостно крикнула Мэри. — Вон его белый «мерседес».
Машина стояла в веренице припаркованных у входа лимузинов. Накрапывал холодный дождь вперемежку со снегом.
— Мы что, так и будем дежурить здесь, пока ваш отец изволит выйти?
— Папа никогда не запирает машину.
Мэри распахнула дверцу и опустилась на заднее сиденье.
— Садитесь, Клод! О боже, неужели я дома?
Она засмеялась и, перегнувшись вперед, включила отопление.
— Но вы же не исчезнете насовсем, Клод? Будете у нас бывать, не правда ли?
— Как получится, Мэри. Как получится…
— Получится! Вы не знаете моего отца, он ценит благородные поступки, а вы — мой спаситель.
— Посмотрим, Мэри, посмотрим.
Эдди Локс, поглощенный своими мыслями, сел за руль, не взглянув на заднее сиденье, не заметив притихших Клода и Мэри.
— Папа!
Он резко обернулся. Силился что-то сказать, но не мог — спазмы сжимали горло, гримасы искажали лицо.
— Ну что ты, папа!
Она обхватила его за плечи, прижалась и зарыдала.
— Мэри, Мэри, моя девочка, Мэри… — только и твердил ошеломленный Локс, гладя ее русую голову.
Клод щелкнул зажигалкой, прикурил. И только тогда Локс взглянул на него. Но посмотрел безучастно, не видя или не придавая ему значения.
— Папа, это Клод. Он меня освободил.
Локс снова посмотрел на Клода, но не узнал. Мимолетная встреча в рабочем кабинете не оставила в памяти барона никакого следа о посетителе, предлагавшем обменять дочь на отказ от убеждений.
— Месье Эдди Локс, у меня к вам серьезный разговор. Операция еще не завершена. Давайте сделаем так. Едем к вам, на вашу загородную виллу. По дороге я все расскажу.
И Клод поведал барону то, что счел нужным: историю похищения Альфреда Вульфа, его обмен на Мэри.
— Сколько я должен вам?
— Вы мне ничего не должны, месье Локс. Это я должен…
Он помолчал. Локс настороженно смотрел на него через зеркало обзора.
— Это я должен, месье, вас застрелить.
Локс как-то облегченно вздохнул, обрел свою привычную уверенность.
Мэри рассмеялась.
— Вы шутите, Клод?
— Отнюдь. Слушайте внимательно, месье Локс. Вас, кандидатов, так сказать, на переубеждение, у американских спецслужб было четверо: Жозеф Боль, но он умер. От сердечного приступа. Карл Дорт, которого хотели купить…
— Дорт неподкупен.
— Возможно. Но на сегодняшний день у американцев уверенность, что он уже куплен. Далее — Эдди Локс. Его взгляды, оказалось, ни купить, ни обменять даже на собственную дочь, увы, нельзя. Что решают американцы? Убрать с дороги Эдди Локса. И поручают это мне. Я не убийца. Отказаться — могу. Но помешать им — нет. Найдут другого. И вас, месье Локс, так или иначе устранят.
— Черта с два!
